Татьяна де Росней - Мокко
– Вы хотели мне что-то сказать?
Ее голос – хрипловатый, спокойный, доброжелательный. Я выпрямилась и посмотрела ей в глаза, в эти черные зрачки, в которых отражались и порхали огоньки свечей.
– Я знаю, что это вы.
Я проговорила эти слова уверенным, не допускающим возражений голосом.
Я видела, что они оба, каждый по-своему, пытаются понять смысл моей фразы. Крутят ее во все стороны, разбирают на части, изучают, препарируют, но эти несколько слов, такие незначительные, продолжали жить своей жизнью, колыхались в воздухе между нами, словно каллиграфическая надпись, сложенная из огненных букв. Его рот приоткрылся, в глазах появился странный блеск. Она качала головой, не понимая.
Я сказала:
– Нет смысла отрицать. Я знаю, что это вы.
Эва Марвиль шагнула ко мне. Теперь она была совсем близко. Когда она попыталась ко мне прикоснуться, я отстранилась. Грохот грома заставил ее замереть на месте. Но она быстро взяла себя в руки.
– Простите, мадам, но я не понимаю, что вы имеете в виду. Ее муж, поджав губы, передернул плечами.
– Вы являетесь к нам, как к себе домой, и несете чушь!
Я почувствовала, как мои губы складываются в устрашающую улыбку.
– Что ж, я освежу вам память. Я хотела все высказать сегодня утром, когда пришла в ваш магазин, но не смогла. Я подождала еще немного и решила прийти вечером. Полиция постучит в вашу дверь рано утром в понедельник. И сделает свою работу.
– О чем вы говорите? – жалким голосом спросила Эва Марвиль.
Испытывала ли она страх? Со стороны казалось, что она сбита с толку, растеряна.
Электричество вернулось внезапно. Освещение было белым, безжалостным в сравнении со светом свечей. Лицо мужа было бледным, лицо Эвы Марвиль – красным, почти пурпурным. Кожа у нее на шее и груди тоже покраснела, но только крупными некрасивыми пятнами.
– В мае вы сбили мальчика. Это был мой сын. Он в коме.
И снова после моих слов – молчание. Эва Марвиль нервным движением потерла шею, потом этот жест повторился снова.
За окном гроза начала успокаиваться, дождь стал менее густым и сильным.
– Думаю, вы ошибаетесь.
– Нет, я не ошибаюсь. Свидетели запомнили номерной знак машины, которая скрылась с места происшествия. То был «мерседес» старой модели, коричневого цвета. 66 LYR 64. Это вам о чем-то говорит?
Было похоже, что она размышляет, пытается сосредоточиться. Я сказала себе, что она разыгрывает комедию. Да, из нее получилась бы неплохая актриса!
– Это и вправду мой номер. Но это невозможно! Я никого не сбивала. Я бы это запомнила!
Ее муж молчал. Он смотрел себе под ноги. Потом перевел взгляд на свои руки. Он выглядел ошарашенным.
– Я пришла посмотреть на вас, поговорить с вами, чтобы понять… С тех пор как я узнала, что вы были за рулем и что у вас есть дети, я пытаюсь понять, как вы могли такое сделать – сбить подростка и уехать?! Полиция придет к вам послезавтра, но я прошу вас объяснить мне это сейчас. За этим я и пришла.
Эва Марвиль снова потерла шею. Она качала головой, дыхание ее стало прерывистым, она едва не задыхалась.
– Вы понимаете, в чем меня сейчас обвинили? Это ужасно! Я не сбивала вашего сына, я вообще никогда никого не сбивала! Вы с ума сошли! Да, вы сошли с ума! Кем вы себя вообразили?
Теперь она кричала, и в ее голосе не было приятной гортанной хрипотцы – он был пронзительный, резкий, словно сирена. Невыносимый.
И я тоже стала кричать, так же громко, как и она:
– Хватит! Вы говорите так, потому что поняли – для вас все кончено. Вы прекрасно знаете, что это правда. Вы испугались и пытаетесь защищаться. Я по лицу вашего мужа понимаю, что так это и есть. Он был с вами тот день, правильно? Вы были за рулем, а он сидел рядом. Вы оба – трусы. Чудовища! И я надеюсь, что полиция сделает свою работу и вы получите самый большой срок из возможных!
Она посмотрела на него. Он показался мне еще более бледным, чем минуту назад. В лице его не было ни кровинки.
– Дан, скажи что-нибудь! Как она может обвинять нас в таком кошмаре?
Наконец он осмелился посмотреть мне в глаза. Вид у него по-прежнему был ошарашенный, он подыскивал слова.
– Вы ошибаетесь, это были не мы, не она. А теперь уходите, с нас хватит. Уходите!
Я почувствовала, как сжимаются мои кулаки, превращаясь в два маленьких злобных шара из кости и плоти.
– Нет, не уйду. Я хочу знать, почему вы не остановились. Я имею право это знать, а вам все равно придется объяснять это перед судьей. Я жду.
Я села на диван, оказавшийся как раз у меня за спиной, и сложила руки на груди. Свечи продолжали гореть – остренькие желтые язычки пламени.
– Вы хорошо играете свою роль. Думаю, могли бы стать неплохой актрисой. Вы, мсье, справляетесь хуже. Думаю, вы очень огорчились, когда узнали, что полиция нашла вас и в понедельник будет здесь. Но перед вами, мадам, я снимаю шляпу! Я в восхищении.
Эва Марвиль медленно опустилась на диван рядом со мной. Положив руки на округлые колени, она пыталась привести мысли в порядок.
– Мадам, вы не могли бы объяснить все по порядку? Не будем нервничать, поговорим спокойно. И начнем с самого начала.
Она говорила со мной как с умственно отсталой, как с идиоткой. Муж ее стоял слева от меня. Он словно врос в пол, и я больше не видела его лица. Но я догадывалась, что он нервничает, что ему не по себе, хоть он и не говорил ни слова.
– Где именно это произошло?
– Вам это прекрасно известно.
– Но я хочу услышать от вас.
– На бульваре М.
– В Париже?
– Разумеется, в Париже!
Мне хотелось дать ей пощечину. Как она смеет играть со мной! Как смеет делать вид, что ничего не знает! Я ненавидела ее. Я ее проклинала.
Она улыбнулась. Улыбнулась во весь свой большой рот.
– Знаете, я уже два года не была в Париже.
– Но в мае этого года вы там были и сбили моего сына на пешеходном переходе напротив церкви. Вы были в «мерседесе».
– Нет. Я не была в Париже два года, повторяю вам! Какого числа это было?
– Вы знаете это не хуже меня. В среду двадцать третьего мая, днем, в половине третьего.
И снова молчание. Тишину нарушал только звук ударяющегося о черепичную крышу дождя. Из глубины квартиры послышался детский голос.
Муж зло посмотрел на меня.
– Черт, он проснулся!
– Пойди к нему, Дан. Пойди к нему.
Он вышел из комнаты тяжелой неуклюжей походкой.
И вдруг у меня случилось озарение.
– Я только теперь поняла, что вы разыгрываете комедию из-за него!
Она закурила.
– Неужели?
Эта ее дерзость… Ее высокомерие…
– Вы были с другим мужчиной в тот день. Со своим любовником!
Она выпустила облачко дыма.
– Знаете, вы сразу показались мне странной. Как только вошли в мой бутик, как только я вас увидела. И это вранье насчет макияжа, который вы попросили вам сделать… Свадьба сестры… Это было вранье.
– Не пытайтесь сменить тему. Я знаю, почему вы все отрицаете. Вы были в машине с другим. Поэтому и не остановились. Вы испугались. Испугались, что муж узнает. Но теперь он узнает не только то, что вы его обманывали, но и что вы – трусиха, причем самого мерзкого толка. Женщина, которая способна сбить ребенка и уехать.
Она вдруг рассмеялась жутким, безрадостным смехом.
– Вы говорите с таким апломбом, так серьезно… Вы вообще когда-нибудь замолкаете? Думаю, вы просто тронутая. И часто вы заявляетесь к людям домой и бросаете им в лицо подобные обвинения? Вам надо лечиться. И это просто устроить. Мне очень жаль вашего мальчика, но я не имею никакого отношения к тому, что с ним случилось.
Я придвинулась к ней – ровно настолько, чтобы она почувствовала мое дыхание.
– Да, я никогда не останавливаюсь, вы правы. Но для вас в любом случае все уже кончено. Полиция придет к вам в понедельник утром. И вы тогда попробуете скормить свою басню им.
– Меня не было в Париже в тот день. Я вам уже сказала.
– Докажите это!
Она несколько секунд смотрела на меня.
– Прекрасно. Я вам докажу.
Она встала, вышла в коридор и вернулась с голубой пластиковой папкой, которую я видела на комоде в ее спальне. И со своим ежедневником.
– Я вам уже рассказывала о сыне, помните? У него синдром Аспергера. Вот, смотрите! Прочтите эту статью. Двадцать третьего мая в Барселоне была международная конференция, посвященная как раз этой теме. Я была там с Арно. Мы встречались с крупными специалистами, они сделали свое заключение. Конференция длилась два дня. Мы полгода ждали этого. Вот наши авиабилеты, мы летели прямым рейсом из Биаррица в Барселону. Ночевали у двоюродной сестры моей матери, она живет в Барселоне. Можете ей позвонить, если хотите. Прямо сейчас.
Билеты на самолет туда и обратно. Имена пассажиров: Эва Марвиль-Боннар и Арно Боннар. Статья о конференции.
В своем ежедневнике она показала мне две страницы, через которые шла надпись: «Барселона/Арно/Аспергер». То была среда, 23 мая, и четверг, 24 мая.
– А вот медицинская карта Арно и комментарии профессоров, которые его осматривали. Держите! Читайте! Вот дата – двадцать третье мая.
