Хилари Бойд - Четверги в парке
– Теперь я не могу его бросить.
– Значит, план сработал.
– Рита… пожалуйста, не будь такой циничной. Тебя там не было. Он был в ужасающем состоянии. Я точно знаю, что он ничего не выдумал.
– Ты не можешь жить с ним из жалости, Джини.
Она не знала, что ответить. Внезапно подруга взяла ее за руки и пристально посмотрела в глаза.
– Джин Лосон, это… твоя… жизнь.
– Что ты хочешь сказать?
– Ты прекрасно понимаешь, что. – Она разжала руки, качая головой в недоумении. – То есть ты хочешь помахать ручкой поклоннику из парка?
– Может, мои чувства к Рэю – глупость. Шанти сказала, он отвернется от меня, и я останусь одна, никем не любимая… и старая, если разрушу свой брак.
Рита фыркнула, собрала свои вещи и потащила Джини с корта.
– Что еще она может сказать? Она ваша дочь. И не хочет, чтобы кто-то из вас пострадал. Но это не значит, что она права, дорогая.
– Знаю, но ты не видела Джорджа. Он был таким трогательным, таким беззащитным. Если бы я сказала, что ухожу от него, он бы не пережил этого. – Она вспомнила его скрюченную, дрожащую фигуру.
– Переживет, – решительно сказала Рита. – Люди не умирают от этого… и Джордж не умрет.
Джини взглянула на подругу.
– Почему ты так упорно добиваешься, чтобы я ушла от него?
– Я ничего не добиваюсь. Я просто видела, какой ты была с Рэем. Ты словно ожила. Терпеть не могу пустые траты, а мне кажется, что с Джорджем ты живешь впустую. Он неплохой человек, но ему так мало надо в жизни. Тебе постоянно приходится тащить его за собой, Джини. Это должно быть утомительно.
Она действительно чувствовала невероятную усталость. И, потеряв бдительность на секунду, она вдруг поняла, что действительно хочет уйти от Джорджа. Эта мысль больше не ассоциировалась с утратой, а открывала грандиозные возможности для будущего, для свободы, такой вкус жизни, словно вдыхаешь свежий утренний воздух из открытого окна. Что-то изменилось. Возможно, груз его тайны изменил ее отношение к нему, и теперь, как это ни парадоксально, когда он больше всего нуждался в ней, она обрела наконец-то свободу. Мимолетная мысль. Чувство ответственности привязывало ее к настоящему нерушимыми узами.
– Я понимаю тебя, Рита, понимаю.
– Но ты не воспользуешься возможностью?
– Как я могу? Разве можно бросить его сразу после такого страшного признания? Это подтвердило бы его худшие страхи, что он мне отвратителен. Сейчас я не в состоянии даже думать о Рэе.
Рита прекратила придираться; ей стало грустно.
– Когда ты скажешь Рэю?
Джини покачала головой.
– Не знаю. Я не говорила с ним с того дня, как призналась Джорджу. Он наверняка чувствует, что что-то не так.
– Бедный, его обыграли.
Джини гневно взглянула на подругу.
– Ты все еще считаешь, что Джордж играет со мной, так?
– У него огромный талант, Джини. Не забывай, что десять лет назад он совершенно спокойно перевернул ваш брак с ног на голову и ни в чем не признался – наверняка он видел, как ты несчастна. Он мог сказать тебе еще тогда, но предпочел подождать, когда ты решишься сбежать от него. Попахивает эгоизмом, разве нет?
– Не думаю, что такие вещи можно контролировать. Он признался, когда смог.
Рита недоумевала.
– Как хочешь. Но послушай, дорогая, ты должна сделать то, что должна, и я буду рядом… что бы ни случилось. Но, пожалуйста, пожалуйста, подумай хорошенько, прежде чем жертвовать собой ради того, что давно осталось в прошлом.
* * *– Буду поздно, – сказала она ему. – Встречаюсь с Ритой.
Джордж внимательно посмотрел на нее.
– Ты ведь только вчера виделась с ней.
– У нее билеты новый спектакль Тома Стоппарда.
Это была правда, но она не брала с собой Джини.
– Лучше ты, чем я, – проговорил он, возвращаясь к своему кроссворду и тосту, который он лениво держал в другой руке.
– Поеду туда прямо из магазина. Наверное, вернусь поздно; она хочет поесть после спектакля.
Джини знала, что надо было просто сказать ему, что она идет к Рэю. Но с той ночи она стала по-другому относиться к нему, словно он тепличное растение, нуждающееся в постоянной заботе. Она считала его слишком хрупким и слабым, чтобы справиться с правдой.
– Наслаждайся, – сказал он, не глядя на нее. А когда она собиралась уже открыть дверь, он окликнул ее. – Кстати, сегодня два человека придут посмотреть дом. Агент сказал, что желающих много.
Джини молчала, и он продолжил:
– Так увлекательно, Джини; мы с тобой начнем новую жизнь. Я знаю, мы справимся, ты и я. Мы столько лет прожили вместе, и было не так уж и плохо. – Он улыбнулся победоносно, и она улыбнулась в ответ.
– Я и не говорила, что было плохо, – ответила она. Словно приступа, произошедшего два дня назад, никогда не было, а боль, которую она увидела на его лице, – всего лишь дурной сон. Она не говорила с ним об этом, но с трудом верила, что кто-то, даже Джордж, обладал таким упрямством, чтобы во второй раз похоронить в своей памяти столь важное признание.
* * *– Ты дрожишь, – прошептал Рэй.
Она не помнила, как пришла к нему в квартиру. Вниз по холму спускалась как в тумане. Сколько бы она ни убеждала себя, что поступает правильно, все это казалось ей совершенно неправильным. Когда они говорили по телефону, и Джини рассказывала ему про сексуальное насилие, Рэй молчал. Возможно, он понял, что это значит для Джини.
– Рэй… – Она надеялась выдержать деловой тон и рассказать ему правду, похоронив свои чувства раз и навсегда. Вместо этого, как только он привлек ее к себе и обнял, переживания прошлой недели отступили на второй план, она наслаждалась его запахом, прикосновением его щеки, объятиями.
– Не надо, – произнес он, когда она отстранилась и начала объяснять. – Я знаю, что ты хочешь сказать, но, пожалуйста, не надо слов. Не хочу запомнить слова.
Джини не хотела говорить точно так же, как Рэй не хотел слушать.
– У нас еще есть сегодняшний вечер, – прошептал он.
Два бокала и бутылка вина уже ждали на журнальном столике, и печальные ноты Чета Бейкера наполняли комнату. Но Рэй взял Джини за руку и решительно повел ее в спальню.
Комнату наполнял мягкий вечерний свет. Она села на кровать, Рэй опустился перед ней на колени. Он нежно поцеловал ее в губы, бережно стянул бретельки с ее плеч – и вниз, обнажив ее грудь. Он едва касался ее кожи, но в его прикосновениях было столько чувственности и страсти, что у нее перехватило дыхание.
– Ты уверена, что хочешь этого, Джини? – спросил он.
Она кивнула, сладостная дрожь прошла по всему ее телу. Тогда он поцеловал ее, настойчиво, со всей страстью, которую так долго сдерживал в себе, как и она. Они легли на кровать, руки тянулись к рукам, расточая и принимая ласки, о которых она не смела и мечтать. До той ночи Джини и не представляла, что такое блаженство.
Чет Бекер давно доиграл, а они все молчали.
– Который час? – спросила она.
Рэй посмотрел на часы на тумбочке.
– Поздно.
– Мне пора. – Слова прозвучали так, словно их произнес кто-то другой. Она услышала, как Рэй вздохнул, но ее опьянило столь безграничное и столь неожиданное наслаждение, что мысли путались.
– Мы хорошая команда, – усмехнулся он, поцеловав ее в макушку. – Теперь ты получила, что хотела, и собираешься бросить меня.
Он встал, и Джини наблюдала за ним, когда он выходил в другую комнату и доставал с полки “Kind of Blue” Майлза Дэвиса. Его обнаженное тело было сильным и подтянутым, но походка оказалась легкой и грациозной, как у танцора.
– Я знаю, кто такой Майлз Дэвис, – запротестовала она, когда он вернулся в постель, поцеловал ее и стал подтрунивать над ее музыкальным невежеством. Джаз был более лиричным и легким, чем Бейкер, и она почувствовала, что этим выбором Рэй выразил свою радость от того, что с ними сейчас происходило.
– Верхушка айсберга… это легкий джаз. Ты еще не слышала мою коллекцию хардрока.
Слезы выступили у нее на глазах при воспоминании о том, зачем она пришла сюда. Джини села в кровати, укутавшись одеялом.
– Я не могу… не могу бросить его, Рэй, пожалуйста, пойми. Дело не в тебе и не в моих чувствах к тебе… сегодняшний вечер был незабываемым. – Она смотрела на него, утирая слезы одной рукой, а другой стискивая его руку, словно тонула. – Если бы он не рассказал мне про насилие… если бы…
– Тсс, Джини, пожалуйста, не будем об этом.
– Но мне надо идти, уже одиннадцать.
Несмотря на поздний час, ни одному из них не хотелось двигаться. Еще полчаса они лежали, обнявшись, теплые, сонные, в объятиях друг у друга, пока она не заставила себя встать.
Вздыхая, она выбралась из-под одеяла и стала собирать свою разбросанную одежду.
– Я провожу тебя.
Они шли молча, взявшись за руки. Ночь была прохладная и облачная. На вершине холма Рэй наклонился и нежно поцеловал ее в губы.
– Сердце мое, – прошептал он, – одна мысль о тебе терзает меня… Словно хладная тень заволакивает мой взор. Я так боюсь потерять тебя. И страх этот внушает мне ужас.[1] Ты знаешь, где меня найти, если передумаешь, – проговорил он, и, несмотря на намеренно непринужденный тон, она увидела в его глазах мрачное предчувствие потери, отраженное в ее собственном взгляде.
