Донна Тартт - Маленький друг
Гарриет изо всех сил старалась сохранять спокойствие.
– Он сюда приходил? Когда Робин был жив?
– Да-да. Мерзкий горлопан. Поганой метлой не отгонишь. Колотил по крыльцу бейсбольной битой, шнырял по двору, как стемнеет, а однажды взял без спросу Робинов велосипед. Я вашей маме, бедняжке, говорила-говорила, а все без толку. Она мне – он, мол, малообеспеченный. Малообеспеченный, как же.
Она шумно, с грохотом выдвинула ящик, принялась раскладывать чистые ложки.
– Никто меня не послушал. А я вашей матери говорила, сколько раз я ей говорила, дрянь этот малец. К Робину лез с кулаками. Сквернословил, пускал петарды да вечно что-то крушил да ломал. Ну, думаю, точно кого-нибудь покалечит. Никто этого не понимал, а мне было ясно как божий день. А ведь кто за Робином каждый день приглядывал? Вот из этого самого окна кто за ним глядел, – Ида ткнула пальцем в окно над мойкой, в сумеречное небо и полнотелую зелень летнего двора, – когда он игрался во дворе с солдатиками со своими, с кисой? – Она печально покачала головой, задвинула ящик со столовыми приборами. – Брат твой славный был мальчонка. Под ногами путался, конечно, что твой майский жучок, а то и надерзить мог, но потом всегда прощенья просил. Не то что ты – губы надуешь и сделаешь вид, мол, так оно и надо. А он, бывало, как подскочит, как на мне повиснет, вот так. “Скушно мне, Ида!” Я ему говорила – не водись с этим отребьем, говорила ему, говорила, но ему, видите ли, скушно, и мама ваша разрешала – мол, нету в этом ничего такого, так что он все равно с ним водился.
– Дэнни Рэтлифф дрался с Робином? У нас во дворе?
– Да-да. А еще он воровал да сквернословил. – Ида сняла передник, повесила его на крючок. – А минут этак за десять до того, как мама ваша увидала, что Робин, бедняжка, на дереве висит, я его сама со двора прогнала.
– Говорю тебе, таким, как он, полиция ничего не сделает, – сказала Гарриет и снова принялась рассказывать про церковь, Идину ногу, про сгоревшую заживо старушку, но Хили этим был уже сыт по горло.
Другое дело – опасный преступник на свободе, которого можно геройски поймать, вот это приключение. Он, конечно, радовался, что его не отправили в лагерь, но пока что лето получалось скучноватое. Поимка опасного преступника была куда интереснее других его планов на лето – библейских игрищ или побега из дому вместе с Гарриет.
Они сидели в сарае за домом у Гарриет, куда они с детсадовских времен прятались, чтобы переговорить с глазу на глаз. Воздух в сарае был спертый, пропахший пылью и бензином. С крюков на стенах свисали огромные скрутки черного резинового шланга, за газонокосилкой высился колючий лес помидорных шпалер, которые из-за паутины и теней казались расползшимися, нереальными; в полумраке солнечные лучи скрещенными мечами торчали из дыр в проржавевшей жестяной крыше, и в них так густо вертелись пылинки, что свет казался плотным, задень рукой, и он осядет желтой пыльцой на пальцах. Духота и полутьма добавляли сараю таинственности, интересности. В сарае у Честера было несколько тайников, где он держал сигареты “Кул” и виски “Кентукки таверн”, изредка их перепрятывая. Маленькие Хили с Гарриет обожали заливать сигареты водой (а Хили однажды разошелся до безобразия и вовсе на них пописал) и подменять виски чаем. Честер на них ни разу не пожаловался, потому что ему и не полагалось держать виски с сигаретами в сарае.
Гарриет уже рассказала Хили все, что узнала, но от разговора с Идой она так разволновалась, что не могла усидеть на месте, металась из угла в угол и твердила одно и то же.
– Она знала, что это Дэнни Рэтлифф. Она знала. Она так и сказала – это он, а ведь я даже не говорила ей того, что мне твой брат рассказывал. Пем сказал, он и про другие дела хвастался, про всякое плохое…
– Давай ему в бензобак насыплем сахару? Мотору сразу конец придет.
Она поглядела на него с отвращением, и Хили даже слегка оскорбился, ему казалось – идея отличная.
– Или напишем письмо в полицию и не подпишемся.
– И толку?
– Если мы скажем папе, он точно в полицию позвонит.
Гарриет фыркнула. Об отце Хили, директоре средней школы, она была не такого уж высокого мнения.
– Что ж, послушаем твои блестящие идеи, – насмешливо сказал Хили.
Гарриет закусила нижнюю губу.
– Я хочу его убить, – сказала она.
Она произнесла это с таким суровым и отрешенным лицом, что у Хили сердце так и подпрыгнуло.
– А можно я тебе помогу?
– Нет.
– Сама ты его не убьешь!
– Это еще почему?
Под ее взглядом Хили смешался. Не смог даже сразу придумать хоть один стоящий довод.
– Потому что он больше тебя, – наконец сказал он. – Он тебя отлупит.
– Больше, да, зато я умнее.
– Ну дай я тебе помогу. И вообще, как ты собралась его убивать? – спросил он, легонько потыкав ее носком кеда. – У тебя есть ружье?
– У папы есть.
– Эти, что ли, старинные, огромные? Да ты такое ружье даже не поднимешь!
– А вот и подниму!
– Ну, может быть, но… Слушай, ты только не злись, – сказал он, видя, что она нахмурилась. – Но даже я из такого огромного ружья выстрелить не сумею, а я вешу девяносто фунтов! Да меня выстрелом с ног собьет, а может и вовсе глаз выбить. Если ты правым глазом будешь глядеть в прицел, тебе правый глаз прямо и выбьет.
– Это ты откуда узнал? – спросила Гарриет, внимательно его выслушав.
– У бойскаутов.
На самом деле он узнал это совсем не у бойскаутов, он даже сам толком не помнил, откуда он это знает, но в том, что все так и есть, он был почти уверен.
– Если б нам в “Брауни”[10] про такое рассказывали, я б ни за что туда ходить не бросила.
– Ну, в бойскаутах тоже много чуши учат. Правила дорожного движения, все такое.
– А если мы возьмем пистолет?
– Пистолет – это уже лучше, – Хили с деланным равнодушием отвернулся, чтоб Гарриет не заметила, как он обрадовался.
– Ты умеешь стрелять из пистолета?
– Ну да.
Хили в жизни не держал в руках оружия – его отец и сам не любил охотиться, и сыновьям запрещал – зато у него была воздушка. Он хотел было сообщить, что его мать держит в прикроватной тумбочке черный пистолетик, но тут Гарриет спросила:
– Это сложно?
– Стрелять? Нет, как по мне – легкотня, – сказал Хили. – Не волнуйся, я его тебе пристрелю.
– Нет, я хочу сама.
– Ладно, тогда я тебя научу, – сказал Хили. – Натренирую! Сегодня же и начнем.
– Где?
– То есть – где?
– Не можем же мы прямо во дворе из пистолетов палить.
– Верно, котики, никак не можете, – раздался веселый голос, и вход в сарай заслонила чья-то тень.
Страшно перепугавшись, Хили и Гарриет вскинули головы, и в глаза им с хлопком ударила белая полароидная вспышка.
– Мама! – Хили взвизгнул, закрылся руками и, попятившись, споткнулся о канистру с бензином.
Жужжа и пощелкивая, камера сплюнула фото.
– Ну-ну, не обижайтесь, я не удержалась, – лениво протянула мать Хили, так что стало ясно – ее ни капельки не волнует, обиделись они или нет. – Ида Рью мне сказала, что вы тут прячетесь. Кроха… – “Крохой” мать всегда звала Хили – это слово он терпеть не мог –.ты не забыл, что у папы сегодня день рождения? Оба моих мальчика вечером должны быть дома, когда папа вернется с гольфа, мы устроим ему сюрприз!
– Никогда так не подкрадывайся!
– Ой, ну будет тебе. Я как раз купила кассету с пленкой, а тут вы – такие миленькие. Надеюсь, получилось… – она глянула на снимок, вытянула подмазанные розовым губки, подула.
Мать Хили и мать Гарриет были одного возраста, но мать Хили всегда вела себя так, будто она гораздо моложе – и одевалась соответственно. Она мазалась голубыми тенями, стриглась по моде нынешних школьниц и вечно расхаживала по двору в бикини (“Что твой подросток!” – говорила Эди), от чего кожа у нее была покрыта веснушчатым темным загаром.
– Ну хватит, – проныл Хили.
Он стыдился матери. Из-за нее его вечно дразнили в школе – мол, юбки у нее коротковаты.
Мать Хили рассмеялась.
– Я знаю, Хили, ты торт-суфле не любишь, но это же папин день рождения. Но знаешь что? – Мать Хили вечно разговаривала с ним унизительно-бодрым детским голоском, как будто он еще ходил в детский садик. – В кондитерской отыскались шоколадные кексы, правда здорово? Ну, идем. Тебе надо искупаться и переодеться в чистое. Гарриет, ты уж прости, мой котик, но Ида Рью велела тебе сказать, чтоб ты шла ужинать.
– А можно Гарриет с нами поужинает?
– Не сегодня, кроха, – бросила мать Хили, подмигнув Гарриет. – Гарриет ведь нас поймет, правда, лапочка?
Но Гарриет, обидевшись на такой развязный тон, в ответ только окинула ее угрюмым взглядом. Если Хили с матерью особо не церемонится, ей тем более не обязательно быть вежливой.
