Джек Керуак - Мэгги Кэссиди
Джек, можно мы помиримся, мне так ужасно жалко, что я так с тобой поступала.
Не знаю, как там все, но некоторые из парней, кого ты знаешь, пытались за мной ухаживать, как только узнали, что мы расстались, вроде Чета Рейва, а про некоторых я и говорить лучше не буду. Мне Чет нравится, но не ходить с ним. Он сказал мне твой адрес, но сначала помучил. Кровгорд тоже о тебе спрашивал.
Ладно, Джек, до свиданья, если ты не ответишь, я буду знать, что ты меня не простил.
МЭГГИВ классе для самостоятельных занятий, размышляя, но также видя смешную рожу Ханка Гидри, нашего центрового в команде, я передал ему записку показать, что у меня тоже девчонки в жизни были, он сказал нет. На обороте конверта приписал: «Вот так да! Ну ты и распутник, почище Казановы».
Я написал Мэгги немного погодя.
40
Я пригласил ее на весенний бал. После нескольких предварительных писем, из которых я узнал все про то, что там происходит в смысле их грандиозной программы танцев.
В ноябре я поехал домой, стопом со своими сумасбродными приятелями Рэем Олмстедом и Джоном Миллером; Джон Миллер, на самом деле Джонатан, гений в роговых очках, торчащий над толстым ковром запада нью-йоркского Центрального парка, его сестра играла на пианино, а отец-юрист за обедом как-то сказал: «Mens sana in corpore sano —» «В здоровом теле здоровый дух» – что стало самой гордой моей поговоркой о себе, к тому же произнесенной престарелым юристом – А Рэй Олмстед был высоким симпатичным Тайроном Пемберброком Журналов Американской Любви, приятный на вид, лихач, верняк – Друг с другом они не шибко ладили, они были моими друзьями порознь; мы на старой дороге Новой Англии с приключениями заблудились, еле продрались через Нью-Хейвен, доехали до Вустера – темные дороги начала автостопа с индюшкой на обед в конце перегона.
Ночь. От неистовых последующих событий, когда в кучу мешалась моя лоуэллская банда и нью-йоркские умники, вроде того, как Елоза раскокал огромную витрину на Муди-стрит из чистого ликования, что Олмстед и Джонатан Миллер оказались такими ненормальными, – иными словами, я тогда привез своей банде самые сливки дикого мирка Хорэса Манна, я живенько огляделся и свалил, направился прямиком к Мэгги в назначенное по телефону время, и она налетела на меня сбоку с поцелуями, я лишь полуотвернуться успел – это чересчур в тот момент, когда я ее увидел, и мы начали клониться к ковру на полу, целуясь взасос, раскачиваясь и толкаясь в здоровенных оргазмических поцелуях, как на фотках из журналов про кино – серьезность, долгие латинские штудии губ, взглядики украдкой через плечо на параноидальный мир вокруг – Но у Мэгги в глазах были слезы, она вся выплакала свой маленький подбородок с ямочкой под моей склоненной шеей, а я с падающими на лоб волосами, словно какой-то французский зверь, вглядывался теперь в эту дикую парижанку и предвидел всю жизнь любви – мы готовы постичь грубоватую шутку о раскладе жизни. Но у нас нет времени, ночь возбуждает, все происходит сразу не только с тобой, но и со всеми, поскольку происходит с тобой! – мы пылаем, богато, до тошноты от счастья, я смотрю на нее с такой любовью, а она – со своей, я не видел возлюбленных прекраснее даже на подсолнушных прериях Канзаса, когда в бьющихся закатных деревьях вякают жаворонки, а старый бродяга-сезонник выволакивает свою прискорбную старую банку бобов из торбы и нагибается над нею, чтобы съесть холодной.
Мы любили друг друга.
А значит, никакая аморальная кровь любви не перетекала между нами в ту ночь, мы поняли друг друга полными слез глазами. Я увижусь с ней на Рождество – в тихое сладкое времечко.
41
Я сбежал из школы домой и приехал 21 декабря, оставив многое за спиной и многое – впереди. В церкви я глазел на старые четки моего Первого Причастия, что подарила мне Тетушка Анна из Мэна – Золотой крестик уже потемнел, но ужасно красив этот маленький измученный образ, кулачки, крохотные мускулы – И всегда вытеснено Inri[74] как табличка у немого – ноги приколочены к маленьким дощечкам желтого металла у меня в руке – Я задрал голову повыше, к потолку церкви, служба дневная, огромная высоченная служба в школьной церкви, серый темный цоколь Святой Жанны д’Арк, пришел даже бывший мэр Аршамбо, и священник про него что-то скажет – Рядом со мной, спереди, сидит прекрасная девчонка медового цвета, Диана де Кастиньяк из Потакетвилля, я грежу о том, чтобы вытащить ее в какой-нибудь вестибюль и побороться, и постонать с нею, где-нибудь за алтарем, под одеждой на ней ничего нет, я набрасываюсь на нее и в конце концов немало ее изумляю, в самом деле добившись и сделав свое дело – очаровательная, сочная – Когда служба закончится, я выйду со всеми остальными, и она будет стоять у дверей в проходе, губами я коснусь рукава ее пальто, она скажет: «Только попробуй обмануть!» (а мы уже договорились о встрече позже) – На церковной паперти вместо того, чтобы спуститься по ступеням в настоящий дождливый сумрак лоуэллского переулка, я прохожу по балкону, ногой стукаю по голове Эрни Мало, он говорит «Ай!», а позади нас – дома с кухоньками старух и сумасшедших, водосточные трубы, штакетники, мусорные банды Бруклина, я спускаюсь и неожиданно оказываюсь у невообразимого моря, железные порфиры отягощают его фантастическую поверхность, чистую, ясную, я бегу по песку, волны зари огромны, наше судно слева, ждет, я на два года, стоя перед мачтой, ухожу к опустошенному призрачному Северному полюсу – Пурпурные тучи гигантские волны – Я ныряю и мечусь испуганно – орудия громыхают над прибоем – Утро и новые моря.
– Только не обожги розу, – сказал прекрасный Образ Девы Марии, когда я не сводил с него глаз.
Будто никогда Она не явится мне, а приходить может только к женщинам и мужчинам Последних Квартетов жизни, а не к неотесанным мням. Но я все равно молюсь. За успех всех моих предприятий.
Я уже побывал в краснокирпичных отелях посреди Нью-Йорка 1939 года, и у меня уже было первое сношение с рыжей девушкой постарше, профессиональной шлюхой – Я ходил и повсюду хвастался об этом другим маньякам в школе, сглатывал, поджидая в постели, она прошла по коридору на остреньких цоках каблучков, а я ждал с колотящимся сердцем, дверь открылась, эта изумительно сложенная голливудская красотка ввалилась со своим изобилием тяжелых грудей – я пришел в ужас – Я даже Мэгги об этом рассказал, но не прямо, а намекал в письмах так, чтобы она уловила – Она трепетала так же, как и я.
И вот я в церкви, волнуюсь за свои грехи, за сифилис, девушку моего сердца и грез – приехал домой из школы – аккуратно причесанный, в большом пальто, я вежливо киваю, а мадам Шавар вежливо кивает мне в ответ, я неизбежно стану большим взрослым мужчиной Лоуэлла… со своими историями в Нью-Йорке, с благоговейными известиями, со множеством будущих – враги лишь в воображении и никак не иначе.
В канун Нового года Мэгги хочет, чтобы я сделал с нею то, что делал с «теми девушками в Нью-Йорке».
– Ой, Мэгги, я с тобой так не могу! – говорю я, думая, что слишком грешно, слишком по-городскому так с ней поступать, и не соображая, что руки у меня переломаны таким тупым представлением. Но Мэгги тоже испугана, ей «не следовало так говорить!» думает она – мы на веранде, в ветреном холоде 1 января 1940 года – мне в голову к тому же барабанит мысль, что если я хочу на Мэгги жениться, то с этим лучше подождать.
Дома я говорю маме, что люблю ее и хочу на ней жениться; подходит время возвращаться в Нью-Йорк, не будет больше прогулок к Мэгги, три мили по холодному тротуару – придется возвращаться к учебникам, друзьям, громадной заинтересованности Метрополии во всех – Хоть плачь.
– Ладно, Ти-Жан – Я знаю, что ты ее любишь – Тебе нужно закончить школу, чтобы укрепиться и подготовиться к своему часу – Она тебе поможет, если она тебя любит – а если нет, значит не любит. Понимаешь, какая штука? Твоя учеба в конечном счете имеет значение – а к тому времени и она все поймет. Передай ей, что я так сказала – Я не вмешиваюсь в твои дела. А можешь не говорить, если не хочешь – Но не бери слишком в голову – Не спеши, девушки в наши дни всяческие хлопоты парням на голову изобретают – Малышка Мэгги-то вроде ничего – иди – иди сходи к ней, попрощайся хорошенько – И попробуй все-таки устроить, чтобы она к тебе на эти танцульки в Нью-Йорк приехала, как ты собирался…
К тому времени отца моего уже не было.
Я увиделся с Мэгги, попрощался, со слезами в глазах мы посмотрели друг на друга, а она на меня – новыми глазами женщины, что были глубже ее глаз и виднелись в них, изумив меня этим так, что я почувствовал себя на каком-то колесе природы.
42
Все изумительно; я получил карточки с приглашениями. Большие, с золотом, а буквы RSVP[75] хромированные, будто здание «Крайслера». Одно я отправил Мэгги.
В последнюю минуту она мне написала: «Джек, Ну наверно я роскошно проведу время в пятницу или стоит сказать все выходные. Позвони мне к моей тете перед тем, как заедешь, и я точно буду готова. И кстати, на мне будет розовое вечернее платье с голубыми асесуарами. Знаешь, если сможешь достать мне букетик на запястье, достань, а если нет то и ладно (без подписи)».
