Джесси Эндрюс - Хейтеры
Вы, верно, подумали: Уэс, как такое возможно? В большом доме должно быть полно комнат. Ага. Знаю. Но здесь каждая комната как бы перетекала в другую и отделялась от нее трехметровым открытым проходом. Даже у шкафов не имелось дверей. Это напоминало одну большую надземную кроличью нору.
На самом деле из-за открытой планировки дом чем-то смахивал на Ikea. Правда, здесь было много драпировок, подушек и ароматических палочек и повсюду с мечтательным видом прохлаждались люди. Из-за этого атмосфера немного смахивала на дворец изнеженного турецкого султана. А еще – на магазинчик «Подержанные инструменты Дейва»: повсюду валялись гитары, маракасы, джембе[30], диджериду, гуиро[31], вибраслэп[32] – фактически все акустические музыкальные инструменты, известные человечеству.
В конце одного крыла на первом этаже мы наконец наткнулись на пару комнат с дверями. Это были маленькие студии с полной звукоизоляцией, колонками, барабанными установками, пианино и прочими прибамбасами. К одной из комнат примыкала будка для записи вокала.
На стенах в несколько рядов висели золотые и платиновые пластинки в рамках, и на всех были надписи: «Джарольду Притчарду». Я немного постоял, разглядывая их, и тогда мне стало более-менее ясно, что это за дом.
– Так точно, сэр, – пропел Куки, незаметно подкравшись сзади. – Большой Притч продюсировал все эти пластинки.
Там были записи Бобби Вомака и Уилсона Пикетта, Лу Роулса и Этты Джеймс. На многих стояли автографы. Например, Уилсон Пикетт написал: «СПАСИБО НА ДОБРОМ СЛОВЕ, ПРИТЧ! ХА-ХА-ХА-ХА-ХА! У. Пикетт».
– Так значит, твой отец продюсер, а не музыкант, – заметил я.
– О, я бы так не сказал, – возразил Куки. – Нельзя так говорить про Большого Притча. Он всем гитаристам гитарист. Но послушай, что я скажу. Хочешь большой дом за городом, хочешь, чтобы твоя семья ни в чем не нуждалась? Так отложи гитару и встань по ту сторону будки. Так уж устроена индустрия звукозаписи. Сейчас я всему тебя научу.
К счастью, в этот момент у него зазвонил телефон, и ему пришлось ответить.
Мы втроем остались в самой большой студии и принялись от нечего делать разглядывать инструменты.
– Круто тут, – сказал я.
Никто мне не ответил.
– Классная репетиционная база, – не унимался я.
Кори сыграл «до» на пианино, которое небось стоило больше дома его предков.
– Ну так… – начал я.
Они посмотрели на меня.
– Хотите порепетировать? – спросил я.
– А то, – ответил Кори.
Но Эш сказала:
– Не сейчас.
Кори сердито кивнул, думая о чем-то своем.
– Если нам сегодня выступать, надо бы порепетировать, – заметил я.
– Не сейчас, – повторила Эш.
– Эш, да что с тобой? – услышал я свой голос.
– Да так, – сказала она, – мы с Куки по пути сюда малость дунули, и я еще под кайфом.
– О.
Она смотрела на меня так, будто я вел себя как полный придурок.
– Ага, – кивнула она, – поэтому я не хочу сейчас играть наш материал. Мне нужно совсем другое.
– А ты точно придешь в себя к началу выступления? – спросил я.
– Ну да, – ответила она, – наверное. Да какая разница? Расслабься ты.
– Прости, – у меня ком в горле застрял.
– Вы, ребят, вообще умеете расслабляться? Будьте попроще, а? Окей?
– Окей, – сказал я. – А мы разве напрягаемся?
– О да, – ответила она, – причем вы оба. Раз сам спросил, значит, так оно и есть.
– Ясно, – ответил я.
– Особенно ты, – заметила она. – Так беспокоишься за всех, аж тошно. Хочешь быть всем нам папочкой, что ли? Тебе же всего шестнадцать. Отдохни уже.
– Окей.
– Не понимаю, почему вы не можете расслабиться и просто порадоваться, а? – теперь она завелась. – Вы уж простите, но рядом с вами находиться – просто жуткий напряг. Вечно пялитесь на всех. Пялитесь постоянно! И все анализируете, и пытаетесь понять, как реагировать на любую фигню. Вы даже не представляете, как меня это напрягает. Вы можете прекратить? Хотя бы на час, блин.
– Окей.
– Вот ты можешь? Можешь расслабиться? Хотя бы на час?
– Д-да.
Она уставилась на меня.
– Блин.
Я не ответил.
– Ты что, плачешь? – спросила она.
– Н-нет.
Она смотрела на меня, а я смотрел в пол. Мой дурацкий подбородок дрожал.
– Блин, – тихо повторила она, но тут вернулся Куки и сказал, что концерт отменяется, потому что сегодня вечер пятницы и кому-то еще срочно понадобилось наше время. Но мы могли бы прийти завтра вечером часиков в семь и сыграть на разогреве у Дибо Харрисона, а пока потусоваться тут. Никаких проблем, просто расслабьтесь и чувствуйте себя как дома. И кстати, Эш, Большой Притч хочет с тобой познакомиться.
Эш ответила: «Супер».
И они ушли.
А мы с Кори остались.
Кори сел за пианино и сыграл песню Exit Music (For a Film) в аранжировке Брэда Мелдау. Это меня немного отвлекло. Потому что когда барабанщик начинает играть на другом инструменте, это всегда своего рода шок. Все равно что собака, которая вдруг заговорила по-английски.
УЭС (наконец успокоившись): Черт.
КОРИ: А ты чего ждал, Уэс.
Он сказал это, и я снова завелся.
– А чего я должен был ждать? – спросил я.
– Что она поведет себя как сучка. Потому что Эш – самая настоящая сучка. Со мной она себя так вела с самого Ноксвилла. А теперь твоя очередь. Ну что ж. Переживешь как-нибудь.
– Кори, ты что хочешь сказать?
– То, что ты лицемер.
– Ты о чем вообще?
– Ты жуткий лицемер, вот о чем. Велел мне идти к черту, потому что мы с Эш замутили, весь такой правильный и добродетельный – мол, да я никогда ничего подобного не сделаю. Заставил меня чувствовать себя полным дерьмом, а теперь сам с ней замутил. Какого черта, чувак?
– Я с ней не замутил.
– Ага. Вы, значит, каждую ночь спите в одной кровати, но между вами ничего не было? Так я и поверил.
– Не каждую ночь, а две ночи. И да, ничего не было.
Кори вытаращился на меня так, будто только что узнал, что все это время я на самом деле занимался членовредительством.
– Ну это просто очень странно, чувак, – наконец проговорил он. – Мне даже тебя жалко.
– Нет, знаешь, кого из нас надо пожалеть? Того, кто так хреново делает куннилингус, что потом у него даже не стоит.
Оглядываясь назад, должен сказать, что Кори принял этот удар с большим достоинством.
– Да пошел ты, – выпалил он с той же вопросительной интонацией «Кто-нибудь дома?». И ушел. А я остался один.
В комнате валялся айпад, и от нечего делать я взял его и проверил сообщения. На этот раз в почте было письмо от моих предков. Точнее, семь или восемь писем.
Оказывается, забросив меня в лагерь, родители отправились на семинар по йоге и медитации, ничего мне не сказав. Это был интенсив, где не допускались контакты с внешним миром. Так что еще до того как мы с Эш и Кори оставили наши телефоны в репетиционной «Г», мои предки оставили свои у администратора йога-ретрита.
Я посмотрел на даты писем и понял, что предки узнали о моем побеге из лагеря, когда мы были уже у Шарлиз и Эда.
«Мы не станем тебя наказывать, – говорилось в первых письмах. – Уэс, мы не сердимся. Просто волнуемся. ПОЖАЛУЙСТА, напиши, где ты и все ли в порядке».
Я прочел три письма, а больше не стал. В принципе, я не удивился, что они поехали на ретрит. Они и раньше бывали на таких семинарах. Но почему-то подумал вот о чем: а что, если бы я умер? Что, если бы Эш оказалась агрессивной психопаткой и направила нашу тачку под колеса трейлера? Мои предки узнали бы об этом только через полтора дня.
Я написал как можно более длинный и подробный ответ.
«Мама и папа, привет!
Со мной все в порядке. Мы где-то в Миссисипи, а может, в Луизиане. Я точно не знаю, потому что у нас нет телефонов. Но с нами все в порядке. У нас куча денег и еды, есть машина, и мы вернемся к концу смены в джазовом лагере. Не надо за меня переживать. Вы всегда учили меня быть самостоятельным и полагаться только на себя, и теперь эти навыки наконец пригодились.
Простите, что причиняю вам беспокойство и заставляю волноваться. Но это очень важно для меня, и я должен это сделать.
Люблю,
Уэс.
P. S. Как прошел ваш семинар?
P.P.S. Передайте родителям Кори, что с ним тоже все в порядке».
Я мог бы сделать еще кучу всего на айпаде. Там были снапчат, инстаграм и фейсбук. Мог бы открыть карту и узнать, где мы находимся и куда ехать дальше. Посмотреть, писали ли о нас в новостях. Или просто поставить любую песню, какую хочется, впервые за три дня.
Но я ничего этого не сделал. Вышел из почтовой программы, сел с айпадом на коленях и уставился в стену. Даже не могу сказать, о чем думал тогда. Над головой у меня завис словесный пузырь с многоточием, словно кто-то написал мою реплику, но забыл нажать «отправить».
В таком состоянии я пребывал, когда в комнату вошли Притчарды.
