Том Кокс - Под лапой. Исповедь кошатника
Тому есть два объяснения. Это многое говорит либо о личности, которую хозяин проецирует на своего питомца, либо о том, как кошка сбрасывает оковы и создает свою индивидуальность, нравится это человеку или нет. Ребенок обычно «врастает» в свое имя (я тому примером), кошка же вырастает из него, что чаще всего происходит в первые два года ее жизни. Именно этот период, согласно известной кототеории, считается за двадцать четыре года человеческой молодости, после процесс замедляется, и один год кошачьего развития уже соответствует четырем человеческим.
Мы считали, что отлично подготовились с Бутси, чье имя родилось из надежд на то, что вырастет она храброй и дерзкой – проявила же она характер в Обществе защиты животных! Однако ее интеллектуальное развитие оказалось пугающе стремительным и застало нас врасплох. Или же вся ее первоначальная приставучесть и кроткость были одной большой, тщательно продуманной уловкой.
Когда Бутси еще была известна как Этель – это имя, казалось, противостояло всем чертам ее характера, даже когда и характера у нее еще не было, – Джиллиан сказала нам, что кошку надо разлучить с братом, иначе она «не найдет себя». Так все и было: в те первые недели она производила впечатление животного скромного и хрупкого. Однажды Бутси проскользнула на балкон на верхнем этаже и мяукала, чтобы ее впустили обратно, хотя всего один метровый прыжок – и она снова была бы внизу, а как-то раз Ди обнаружила ее запутавшейся в шнурке от жалюзи – Бутси едва подергивала лапой, будто уже смирилась с неминуемой кончиной. В такие моменты слабость ее тела и духа не могла не вызывать жалость.
– Я вот смотрю на нее, и мне кажется, что внутри никого нет, – сказала Ди.
– Наверное, когда ты такой маленький, целая личность внутрь не помещается, – предположил я.
Больше всего перемена в характере Бутси поражает меня тем, что случилась она мгновенно, хотя я запомнил этот процесс как постепенный, а это уже доказательство того, как ловко она манипулировала каждым из нас семерых. Увлеченные проявлением жалости к ее крохотному тельцу, мы предоставляли Бутси особое разрешение ходить по столам, включали воду из крана идеальной струйкой, чтобы ее нежный язычок мог насладиться свежей влагой, позволяли ей есть из наших тарелок. Бутси по-прежнему не росла, и мы решили сосредоточиться именно на этом факте, а не на том, что ее хук правой становился все мощнее, что она с видом деспота требовала первой отведать блюдо из тарелки и делала кислую мину, если ей не давали залезть в посудомойку или если пушистые баки Ральфа вдруг попадали в ее силовое поле.
Ди и Пабло с самого начала оказались у нее в подчинении, оставшиеся пятеро вскоре пали, как костяшки домино. Конечно, меня раздражало, что ее безумные крикливые забеги по дому приходились в точности на то время, когда меня ждала самая трудная и напряжная работа, и было очень неприятно, если, радостно поохотившись на курсор на экране компьютера, Бутси вдруг наступала на клавиатуру и удаляла 300 слов только что написанного текста, – однако по-настоящему злиться на это крохотное создание с заплетающимися лапками было невозможно.
Думаю, Джанет, Ральф и Шипли прекрасно понимали меня, когда она выпрыгивала на них исподтишка, будто тюлененок-каратист, и разгоняла по углам. Судя по их ошеломленному виду и сморщенным носикам, коты как бы говорили: «Я понимаю, что имею полное основание вправить тебе мозги, но какой от этого толк?» Когда Медведь рискнул показаться Бутси на глаза и она набросилась на него с энтузиазмом группы детсадовцев, он, как ни странно, замер и медленно заморгал. Похоже, Медведя поразило существование еще одного котоманипулятора, чьи навыки достойны его внимания, хоть существо и явно не выдалось ростом.
Стереотипное высказывание о том, что «не люди командуют кошками, а кошки – людьми», вновь стало актуально: только Бутси командовала и людьми, и другими кошками. Иногда без прозвища «Серый Генералиссимус» было не обойтись.
Судя по всему, какая-то часть ее мозга размером с грецкий орех заставила Бутси твердо поверить в то, что без нее все мы вмиг угодили бы на улицу и стали бы просить милостыню. Пусть я и жил во власти иллюзии, что кресло семидесятых годов, которое я вытащил со свалки и обил новым материалом, принадлежит мне, мы оба понимали: на самом деле оно – собственность Бутси. Конечно, мы с Ди могли не давать ей спать в углублении на верхушке кресла, прикрыв дыру последним номером «Грации» или «Нью-Йоркера», а когда Бутси намеренно спихнет журнал на пол своим задом, мы могли бы попробовать снова, но было ясно, кто одержит победу. Так же и Медведь мог уверять себя, что любимая коробка из-под компьютера – та самая, которой мы ловили цыпленка, с надписью «Отремонтировано» – только его «особое место», когда в действительности они с Бутси прекрасно понимали: стоит ей только кивнуть, и коробка перейдет в ее безграничное владение, независимо от того, чем она намерена там заниматься.
Подобное мы уже проходили с самим Медведем: ненормальная любовь к коробкам из картона и пенопласту, пугающие своим размером зрачки, привычка усаживаться на коленях так, будто он готовится воткнуть в меня флагшток, прикованные к столу взгляды, которые намекали, что существует некий тайный сговор между тобой, котом и сомнительной банкой тунца.
Возможно, в свои первые «тихие» недели Бутси смотрела и училась у Медведя («Наблюдение: когда тощий кот с огромными глазами, представитель первоначальной группы, дерет когтями диван, его ругают не так сильно, как остальных. Любопытно»). Медведь по-прежнему во многом оставался главным в доме, но на стороне Бутси с ее кокетливой внешностью было явное преимущество. Она словно сошла с дешевой рождественской открытки или высовывается из кармашка норковой шубы некой избалованной особы, и от этого казалась непредсказуемой. Посмотришь, как Бутси прячется в коробке с пенопластовыми шариками – просто очаровашка! – а сам в это время думаешь: «Не удивлюсь, если у нее там припрятан миниатюрный пулемет».
Так кто из них двоих был сообразительнее? Этот вопрос занимал меня не меньше, чем вопросы вроде «Кто победит, если в битве сойдутся мои коты, Тряпичный котик и герои мультика «Топ Кэт»?» и «Будь мои питомцы группой «Rolling Stones», кто из них был бы Миком Джаггером?». Скорее всего, Медведь и Бутси умом друг другу не уступали, а разница была не в сообразительности, а в том, кто из них чего добивался.
Понятно, что они оба хотели всего и сразу, но если Медведь и Бутси сходились во мнении о том, что для них всё должно быть идеально, то под этим «всё» они имели в виду совершенно разные вещи. Для Медведя это возможность один на один высказать человеку свои пугающе сильные чувства, укромное местечко для сна, уголок для размышлений и множество других таинственных вещей. Для Бутси это значило быть главной любой ценой. Она даже пошла против кошачьей природы и приучилась спать ночами напролет, только бы подольше не спускать глаз с меня и Ди – или, скорее, подольше убеждаться в том, что мы не спускаем глаз с нее.
Понятно, что в таблоидном мире подобная жажда внимания уничтожает людей изнутри, однако ничего такого не случится, если ты – серая кошечка-карлик с милыми раскосыми глазками и тоненькими ножками. Когда к нам приходили гости, Бутси с радостью выслушивала их дифирамбы.
– О-о-о, так бы и посадила бы ее в сумочку и ходила бы с ней по магазинам! – умилялась наша подруга Грейс.
– Она как будто игрушечная! – вторила ей почтальонша Филлис.
Бутси заинтересовала даже моего отца, не склонного уделять внимание ручным питомцам.
– На вид прям дорогущая, да? Вот и думай, почему люди не заводят кошек необычного окраса и не сводят их, чтобы получилось еще больше необычных котят.
– Верно подмечено, – сказал я. – Надо бы подкинуть идейку каким-нибудь заводчикам. Уверен, они заинтересуются.
– Чего? – отозвался отец, которого вдруг отвлек пролетавший за окном ястреб-перепелятник.
Для моей мамы Бутси представляла собой сложную дилемму. С одной стороны, она влюбилась в мелкую с первого взгляда: именно о такой кошечке, хрупкой и общительной, она всегда мечтала, а теперь, когда Слинк устраивала безумные выходки, стала мечтать еще больше. С другой стороны, глядя на Бутси, мама видела не только умилительного косоглазого друга, но и пушистое напоминание о том, что у нее по-прежнему нет внуков.
Мама всегда была человеком уравновешенным и не изменяла своим принципам, однако, наблюдая за ее знакомством с моими двумя новыми кошками, я впервые заметил что-то вроде признаков раздвоения личности.
– Можно я заберу ее себе, ну пожалуйста? – повторяла мама, глядя на Бутси, после чего вдруг добавляла: – И как вы только справляетесь со всеми этими кошками!
– Как же мило он высовывает язычок! – смеялась она, разглядывая Пабло. И тут же хмурилась. – Шесть – это, по-моему, уже слишком!
