Томас Пинчон - Край навылет
– Значит… покуда мы не станем закладывать друг друга этнической полиции…
Они выходят из дамской и обнаруживают, что компания прибавила в буйстве, повсюду «соджу-стеноломы» в стаканах и кувшинах, корейцы горизонтальны на диванах, а если вертикальны, то поют, скрестив лодыжки, маниакальные подростки с лэптопами режутся в углу в «ТемныйЭдем», слоями висит дым от «Коиб», официантки хохочут громче и больше спускают с рук пограничное распутство, Роки в какой-то миг глубоко проинвестировался в «Volare»[62], обнаружив старую пленку Доменико Модуньо у «Эда Салливэна» еще в 58-м, когда песня была первым номером в чартах Штатов недели напролет, и по этому полуразмытому видео разучил все модуляции и телодвижения Доменико.
И кто вообще-то до того футынут, чтоб не оценить «Воларе», небесспорно среди величайших когда-либо сочиненных поп-песенок? Молодой человек грезит, что летает по небу, над всем, бросает вызов тяготению и времени, типа средний возраст не наступит раньше положенного, во втором куплете он просыпается, опять на земле, первым делом видит огромные синие глаза женщины, которую любит. И вот их оказывается ему достаточно, никакого неба больше не надо. Всем бы мужчинам взрослеть вот так изящно.
Раньше ожидаемого настает та фаза вечера, когда в очередь песен ошеломляюще влезает «Тото».
– Клубень, по-моему, там нет слов «Я оставляю дрожжи в Африке».
– А? Но так на экране написано же. – Где, если вы рассчитывали на стада в Серенгети, вместо них немые клипы второго сезона корейского телехита «Концерт приколов». Корчат рожи, публика в студии ржет. В зале уже столько дыма, что картинки на экране приятно смазаны.
Максин углубилась в длительную, хоть и безрезультатную дискуссию с одним из отбившихся от автобуса корейцев о числе 18 в названии этого норэбана.
– Плохое число, – лыбится кореец. – Sip pal. Значит «продается писька».
– Да, но если вы еврей, – Максин невозмутима, – это удача. Деньги на бар-мицву, к примеру, всегда нужно давать кратно 18.
– Продавать письку? для бар-мицвы?
– Нет, нет, в гематрии, вроде… еврейского кода? 18 вычисляется как «хай», или «жизнь».
– То же с писькой!
Этот межкультурный диалог прерывается суматохой в мужской уборной.
– Прошу прощения. – Она идет поглядеть и обнаруживает Лестера Трюхса в самой гуще какой-то дискуссии по веб-дизайну, хотя вообще-то – поединка на оголтелых воплях с очень крупной пародией на нёрда, который запросто может, опасается Максин, заниматься каким-то совсем иным родом деятельности. Заглушая даже качаемую сюда динамиками караочную музыку, ссора, по видимости, как-то связана с таблицами против позиционирования, вопросом в то время противоречивым, который всегда, с учетом уровня страстности, поражал Максин как нечто религиозное. Она воображает, что трудно будет, какая сторона б ни одержала верх, оценить, десять лет спустя, всепоглощающую природу этого разногласия. Но здесь, сейчас происходит не вполне это. Контент – не, в этом туалете и в данный момент, рулит. Фейковый нёрд, к примеру, являет слишком уж много криминального потенциала.
Естественно, Максин сегодня принесла с собой только вечернюю сумочку, «беретте-кошаку» в ней нет места, рассчитывая, что суарэ пройдет достаточно приятно, чтобы никто не оказался на первой странице «Ежедневных вестей» с заголовком вроде «НОРЭБАН-БАХ». С собой ствол или нет, долг ей ясен. Она вступает прямо в бурю тестостерона, и ей удается оттащить Лестера в безопасное место за его причудливый галстук с многократно повторенными портретами Скряга МакУтка, цветоделенных на оттенки жженого апельсина и электрической орхидеи.
– Из свиты орлов Гейбриэла Мроза, – Лестер, тяжело дыша, – взаимная история. Извините. Меня от неприятностей должен беречь Феликс.
– Куда он подевался?
– Это он вон «Сентябрь» поет.
Учтиво позволив случиться еще восьми тактам «Земли, Ветра, Огня и Феликса», которого можно бы назвать Туманом, как бы между прочим:
– Давно Феликса знаете?
– Недавно. Мы с ним все время сталкивались в тех же конторах, куда ходили впаривать свое тем же ВК, обнаружили, что у нас общий интерес к фантомвару, а точнее – я, типа, был неприкаян и впечатлился, а Феликс искал кого-то с навыками продвижения в поиске, поэтому мы прикинули, что попробуем вместе. Всяко лучше моего старого расклада.
– Жаль, что так с «эунтуихсг. ком» вышло.
– Мне тоже, но все партнеры морфировали в стиль-нациков, вроде того образчика в туалете, а я сам старый упертый табличник, как видите, – седой, выровненный влево, никаких извинений, должны быть динозавры, а то деткам нечего будет смотреть в музее, правильно?
– Вы, значит, довольны, что на какое-то время ушли из веб-дизайна?
– А чего тормозить? Дальше, что там у нас в очереди, просто нужно не забывать и держаться подальше от Гейбриэла Мроза – если он, конечно, не ваш дорогой друг, в коем случае ой.
– Никогда с ним не встречалась, но слышу о нем очень мало хорошего. Что он натворил, с перечнем условий попробовал поумничать?
– Нет, что странно, там все легитимно.
– И деньги были хорошие?
– Может, даже слишком. – С некоторой красноречивой суетой «флоршаймов», указывающей на то, что дело не только в этом, ох не только. – Это всегда озадачивало. Мы были слишком узкополосны, слишком медленны, можно было бы даже сказать, слишком третьего мира для «хэшеварзов». Хоть таблицы стилей, хоть что угодно, ширина канала для нас никогда не была проблемой. А вот Мроз – он жрет ее будь здоров. Скупает всю бюджетную инфраструктуру, до которой дотянется. Дот-комы, понастроивши себе лишней оптики, за этим занятием обанкротились: они проиграли – а Мроз выиграл.
Кто-то, кто не Феликс, теперь ченнелирует Майкла Макдоналда в «Во что верит глупец», и несколько человек в зале подпевают. В этом праздничном убранстве подтекст обиды, который слышит Максин в истории Лестера, так заметен, что начинает бибикать ее сигнализация пост-СРМ/СЧВ. Что это может означать?
– Так ваша работа на Мроза…
– Олдскульные ХТМЛ[63]-страницы, в данном случае «Хавает Теперь Много Лития», все зашифровано, никто из нас не знал, как это и читать-то. Мроз хотел на все ставить мета-тэги против роботов. НЕИНДЕКСИРОВАТЬ, НЕСЛЕДОВАТЬ, ничего не. Предполагается, что это не подпустит к страницам сетевых ползунов, заныкано так глубоко, что будет безопасно. Но это и в конторе любой мог сделать, там больше нёрдов-правонарушителей тусило, чем на сервере «Кваки».
– Ну, я слыхала, Мроз еще каким-то рехабом рулит для спиногрызов. Вы сами-то физически бывали в штаб-квартире «хэшеварзов»?
– Вскоре после покупки «эунтуихсг» Мроз меня позвал к себе на аудиенцию. Я думал, там хоть ланч будет, а там оказывается – растворимый кофе и органические тортильевые чипсы в миске. Ни сальсы. Ни соли даже. И он такой сидит и на меня пялится. Наверное, мы говорили о чем-то, но я не помню, о чем. У меня до сих пор кошмары от той встречи. Не столько про самого Мроза, сколько от его прихлебателей. Некоторые у него там бывшие зэ-ка. Могу поспорить.
– И я полагаю, вас заставили подписать что-нибудь о нераскрытии.
– Там вообще ничего не раскроешь, не сказал бы, чтоб кто-то на себе кимоно распахивал, даже теперь, когда «эунтуихсг. ком» ликвидировали, СОН[64] остается в силе до обозримого конца Вселенной или пока «Дайкатана» не выйдет наконец, смотря что раньше. Все им решать – день не заладился, живот прихватило, они могут прийти и на меня вывалить все, чего ни пожелают.
– И значит… та дискуссия в салоне для джентльменов… могла на самом деле вестись не о веб-дизайне?
У него такой взгляд, типа, глаза-на-меня, что находит на ближнем расстоянии достаточно света, чтобы сверкнуть зеркальным предупреждением. Вроде как: туда я не могу, да и вам лучше не ходить.
– Только, – доматываясь, – вот тот парень там не соответствует обычному профилю нёрда.
– Вы б решили, Мроз больше уверенности проявит, верно? – взглядывая одновременно очень отстраненно и боязливо, будто видя, как что-то подступает от довольно близкого периметра. – С его-то связями на высшем уровне. А он тут такой неуверенный в себе, встревоженный, сердитый, ни дать ни взять ростовщик или сутенер, который только что узнал, что нет надежды на поддержку тех легавых, кому он приплачивает, да и на уровнях повыше, перед которыми надо отчитываться, – никакая КЦБ не выслушает его горестных жалоб, ни Отдел мошенничеств, он совсем один.
– Так вы, ребята, ссорились на самом деле из-за того, что кто-то сливает инфу?
– Вот бы мне так повезло. Когда информация желает быть свободной, распущенный язык никогда не считается хуже мелкого хулиганства.
В следующей фразе есть что-то еще, вот-вот сорвется с языка, и тут как раз появляется Феликс, почти с подозрением, словно у них с Лестером собственные соглашения о неразглашении.