Вирджиния Вулф - По морю прочь
Уже во время обмена банальностями Сьюзен охватило волнение оттого, что они оказались наедине, и это состояние открыло нечто новое не только в ней самой, но и в деревьях, и в небе; казалось, речь Артура текла каким-то неизбежным порядком, что причиняло ей острую душевную боль, поскольку еще ни один человек не был к ней так близок.
Слушая его, она оцепенела, а на последних словах ее сердце чуть не выскочило из груди. Она крепко сжимала в руках камень и смотрела прямо перед собой, на равнину, простиравшуюся внизу. Итак, это произошло с ней, ей сделали предложение.
Артур обернулся к ней, его лицо было странно перекошено. Сьюзен дышала с таким трудом, что едва ли могла ответить.
– Вы, наверное, знали! – Он обнял ее. Они прижимались друг к другу еще и еще, бормоча что-то нечленораздельное. – Да… – вздохнул Артур, откидываясь на землю. – Это самое чудесное из всего, что было в моей жизни. – У него был такой вид, будто он старается отделить сон от яви.
Последовала долгая пауза.
– Лучшее из всего, что есть в мире, – провозгласила Сьюзен, очень мягко, но с глубоким убеждением. Это было уже не просто предложение выйти замуж, но выйти за Артура, которого она любила.
Опять помолчали, и она, держа свою руку в его руках, молилась Богу о том, чтобы стать Артуру хорошей женой.
– А что скажет мистер Перротт? – наконец спросила она.
– Старый добрый друг… – сказал Артур. Теперь, когда первое волнение улеглось, он отдался исключительно приятному чувству расслабленности и удовлетворения. – Мы должны быть с ним поласковее, Сьюзен.
Он рассказал ей, какие тяготы пришлось пережить Перротту и какой он преданный друг. Затем – о своей матери, вдове с сильным характером. В ответ Сьюзен описала ему своих близких, особенно Эдит, младшую сестру, которую она любила больше всех.
– Кроме тебя, Артур… Артур, – продолжила она, – чем я тебе понравилась при нашей первой встрече?
– Пряжкой, которая была на тебе тем вечером, у моря, – поразмыслив, ответил Артур. – Помню, я еще заметил, – как это ни смешно! – что ты не ешь горох, потому что я сам его никогда не ем.
Затем они стали сравнивать свои более серьезные вкусы, а точнее, Сьюзен выясняла, что любит Артур, и признавалась в тех же самых пристрастиях. Они будут жить в Лондоне, возможно, у них еще будет домик в провинции, поближе к родным Сьюзен, потому что им поначалу будет без нее не по себе. Ее воображение, оправившись от шока, начало рисовать перемены, которые повлечет за собой помолвка: как восхитительно будет вступить в ряды замужних женщин, больше не тосковать среди девушек намного моложе себя, избежать нескончаемого одиночества старой девы. Опять и опять ее захватывало чувство, что ей выпало удивительное счастье, и она обращалась к Артуру с любовными восклицаниями.
Лежа в объятиях друг друга, они и не думали, что их кто-то может увидеть. Внезапно среди деревьев над ними появились двое.
– Вот тут есть тень… – начал Хьюит, но Рэчел вдруг замерла как вкопанная. Чуть ниже они увидели мужчину и женщину на земле, которые слегка катались из стороны в сторону, то ослабляя, то опять усиливая объятия. Мужчина сел прямо, а женщина, оказавшаяся Сьюзен Уоррингтон, осталась лежать на спине с закрытыми глазами и таким отсутствующим выражением лица, будто она была без сознания. По ее лицу также нельзя было понять, хорошо ей или она страдает. Когда Артур опять повернулся к ней и ткнулся в нее головой, как ягненок тыкается в овцу, Хьюит и Рэчел безмолвно ретировались. Хьюит чувствовал неловкость.
– Мне это не нравится, – через какое-то время сказала Рэчел.
– Насколько я помню, мне тоже, – сказал Хьюит. – Насколько я помню… – но передумал и продолжил нормальным тоном: – Мы вполне можем предположить, что они помолвлены. Как по-вашему, он будет летать или она этому помешает?
Но Рэчел все еще была взволнована: она не могла забыть только что увиденное. Не ответив Хьюиту, она продолжила свою тему:
– Странная вещь любовь. От нее так бьется сердце.
– Просто она очень важна, – ответил Хьюит. – Теперь их жизнь изменится бесповоротно.
– И поэтому их становится жаль, – сказала Рэчел, как будто прослеживая нить своих ощущений. – Я с ними не знакома, но почти готова расплакаться от жалости. Глупо, правда?
– Только потому, что они влюблены? – спросил Хьюит. – Да, – согласился он, подумав, – в этом есть нечто ужасно жалкое.
Они уже отошли довольно далеко от рощицы и набрели на закругленный овражек, очень соблазнительный для спины. Они сели, и впечатление от любовной сцены слегка потеряло свою силу, хотя их восприятие действительности осталось обостренным, что было, вероятно, тоже результатом увиденного. Бывают дни, которые отличаются от других тем, что какое-то сильное чувство подавляет все остальные; для Рэчел и Хьюита необычным стал этот день – просто оттого, что они увидели двух человек в кульминационный момент их жизни.
– Похоже на лагерь из громадных палаток, – сказал Хьюит, глядя на горы. – И еще на акварель, правда? Знаете, как акварель высыхает на бумаге, такими гребнями? А я все никак не мог понять, на что это похоже.
Его глаза приняли задумчивое выражение, будто он что-то сравнивал в уме. Рэчел подумала, что цветом они похожи на зеленую плоть улитки. Она сидела рядом с ним и тоже смотрела на горы. Вид необъятного пространства как будто заставлял глаза Рэчел расширяться сверх их естественного размера, отчего они заболели, и она перевела взгляд на то, что было рядом. Ей было приятно пристально разглядывать кусочек южноамериканской земли: она видела каждую ее крупицу, представляя в ней целый мир, над которым она, Рэчел, имела верховную власть. Она наклонила травинку, посадила насекомое на самый кончик ее метелки и стала гадать, осознает ли оно странность своего приключения; а еще она подумала, как странно, что она наклонила именно эту, а не какую-нибудь другую из миллиона травинок.
– Вы не сказали, как вас зовут, – вдруг произнес Хьюит. – Мисс Кто-то Винрэс… Одной фамилии мне мало.
– Рэчел.
– Рэчел, – повторил он. – У меня есть тетя по имени Рэчел, которая переложила на стихи биографию отца Дамьена [34] . Она религиозная фанатичка – результат воспитания, – выросла в Нортгемптоншире, в полном безлюдье. У вас есть тети?
– Я с ними живу, – сказала Рэчел.
– Вот интересно, что-то они сейчас делают?
– Наверное, покупают шерсть, – предположила Рэчел и попыталась описать их: – Они такие маленькие, довольно бледные дамы. Чистюли. Мы живем в Ричмонде. Еще у них есть старая собака, которая ест только костный мозг… Они все время ходят в церковь. И очень часто наводят порядок в комодах. – Однако тут она сдалась перед трудностью описания людей и воскликнула: – Невозможно представить, что это все так и продолжается!
Солнце светило им в спины, и на земле перед ними вдруг появились две длинных тени: одна колыхалась, потому что это была тень юбки, а другая стояла неподвижно, поскольку ее отбрасывали ноги в брюках.
– Вы удобно устроились! – донесся сверху голос Хелен.
– Хёрст, – сообщил Хьюит, указав на тень в форме ножниц, обернулся к пришедшим и сказал: – Тут хватит места на всех.
Усевшись, Хёрст спросил:
– Вы поздравили молодую чету?
Оказалось, что Хелен и Хёрст побывали в том же месте через несколько минут после Хьюита и Рэчел и видели то же самое.
– Нет, не поздравили, – сказал Хьюит. – У них был такой счастливый вид.
– Что ж, – Хёрст поджал губы, – поскольку мне не надо жениться ни на ком из них…
– Мы были весьма тронуты, – сказал Хьюит.
– В этом я не сомневаюсь, – отозвался Хёрст. – Что именно тебя тронуло, Монах? Мысль о бессмертной страсти или о новорожденных мальчиках, которые защитят страну от католиков? Уверяю вас, – сказал он Хелен, – его может тронуть и то и другое.
Его подшучивание сильно уязвило Рэчел, поскольку она приняла его и на свой счет, но придумать ответную колкость не могла.
– А Хёрста ничего не трогает, – засмеялся Хьюит. Его, по всей видимости, шутки друга совсем не обижали. – Разве что, если бесконечное число влюбится в конечное – такое, думаю, случается даже в математике.
– Наоборот, – сказал Хёрст с легким раздражением. – Я считаю себя человеком очень сильных страстей.
Судя по его тону, он говорил всерьез. Сказанное предназначалось, конечно, дамам.
– Кстати, Хёрст, – начал Хьюит после паузы. – Я должен сделать ужасное признание. Твоя книга, стихи Вордсворта – если помнишь, я взял ее с твоего стола, когда мы выходили, и совершенно точно положил в этот карман…
– Потеряна, – закончил за него Хёрст.
– Надеюсь, – попытался утешить его Хьюит, хлопая себя справа и слева, – что я вообще не взял ее с собой.
– Взял, – сказал Хёрст. – Вот она. – Он указал на его грудь.
– Слава Богу! – воскликнул Хьюит. – Теперь не придется чувствовать себя убийцей младенцев!
– Вы, наверное, постоянно что-то теряете, – предположила Хелен, задумчиво глядя на него.
