Тим Тарп - Захватывающее время
– Мне кажется, ты не очень высокого мнения о браке, да?
– Тут дело не в браке, – возражаю я, – а в том, что семейная жизнь – это навсегда. Это понятие никак не укладывается у меня в голове.
– У меня укладывается.
– Серьезно? Но ведь брак твоих родителей распался?
Она ставит на стол стакан и смотрит на одинокого коммивояжера.
– Мой папа умер.
– Прости.
– Все в порядке. Это было очень давно.
– А что случилось? – Иногда моя тактичность берет отпуск. Сегодня она отправилась, должно быть, в Кувейт или куда подальше.
– Мой отец был действительно хорошим человеком. Очень любил животных, защищал их права. А еще он был очень умным. Ради удовольствия читал книги по физике, Аристотеля и все такое прочее. Любил Ван Гога. Он часто читал мне вслух, и я думала, что лучше этого нет ничего в мире. Но у него была одна проблема.
Она замолкает, и я говорю:
– Мне ты можешь рассказать. Я никогда никого не осуждаю.
Она принимается нервно накручивать прядь волос на указательный палец, но потом все же продолжает:
– В общем, дело в том, что он пристрастился нюхать бензин. Он держал канистры в сарае за нашим старым домом.
Я думаю: «О, господи, этот чувак подорвал себя!» Я представляю, как он, надышавшись бензином, прикуривает сигарету и – кабум! Но оказывается, что все было не так.
Выясняется, что пары бензина поражают сосуды головного мозга, и однажды Эмбит, старшая сестра Эйми, пришла домой и обнаружила его лежащим у двери сарая, холодного, как черенок от лопаты. Аневризма.
Я говорю:
– Господи, какая жестокая смерть. Я видел такое по телику. Я имею в виду не бензин, а аневризму.
– Да. – Она делает большой глоток из своего стакана и на этот раз даже не морщится. – Но у меня, когда я выйду замуж, все будет по-другому. Я все обдумала. И ты должен обдумать. Нельзя начинать что-то вслепую.
Я знаю, что вести разговоры о семейной жизни с девчонками нельзя, но сейчас я хочу как можно дальше отодвинуть от нас эту историю с нюханьем бензина и умершим отцом, поэтому прошу ее рассказать мне, каково ее видение брака.
– Ну, когда я выйду замуж, мы будем жить на ранчо.
– Ясно. А ты будешь работать в НАСА.
– Верно. – Она улыбается, радуясь, что я запомнил это.
– А твой парень тоже будет работать в НАСА, астронавтом или бухгалтером?
– О, боже, нет. У нас не обязательно будут общие интересы. Я вообще не верю в то, что муж и жена должны быть похожи. Думаю, значительно лучше, когда они дополняют друг друга. Если они будут жить в разных измерениях, они смогут изменять друг друга.
– Крутая идея.
Этот потенциальный муж представляется мне помесью Питера Паркера из «Человека-паука» и Хана Соло из «Звездных воин», хорошо сдобренной романтикой древних умерших поэтов.
Ранчо – это тоже нечто невероятное, как страна чудес на какой-нибудь фантастической планете. Пурпурные закаты, голубые колокольчики, желтые нарциссы, оранжевая морковь, кристально-чистый ручей, вьющийся по долине, большая красная силосная башня размером с космический корабль. И лошади. Табуны лошадей – рыжих, вороных, аппалузов, пегих – что скачут повсюду и никогда не устают.
Все это выглядит мечтой девятилетней девочки, но что я могу сделать, сказать ей, что все это невыполнимо? Может, сказать: «Послушай, на свете не существует ни летающих тарелок, ни марсиан, ни Санта-Клаусов, и шанс, что ты когда-нибудь приземлишься на ранчо или под бок к такому мужу, равен нулю»? Я не люблю рушить мечты. Реальный мир и без меня справится с этим.
Кроме того, не важно, насколько все это реально. Мечты никогда не сбываются. Они не что иное, как спасательные круги, за которые хватается тонущий. Жизнь – это океан, и все в нем цепляются за какую-нибудь мечту и так плывут дальше. Я плыву сам, по-собачьи, а вот у Эйми спасательный круг – это красота. Мне это нравится. Это понравилось бы каждому, кто бы только мог увидеть, как светится ее лицо, когда она изо всех сил цепляется за свою мечту.
Глава 40
Кажется, мы только пришли, а кафе уже закрывается. Мы покупаем парочку бутылок «7Up» на дорогу и, когда подходим к машине, Эйми разрешает мне разбавить ее газировку виски. Никому из нас не хочется домой, но мы не знаем, куда можно податься вечером буднего дня. К тому же для подростков существует комендантский час, и мы не можем это игнорировать.
Так что мы паркуемся перед ее домом, болтаем и пьем. Свет в доме сейчас выключен. Я рассказываю ей историю про развод родителей, и про появление Гича, и про пластику груди, которую сделала себе моя сестрица, и про Кевина, который называет себя Кивином. Я впервые вижу, чтобы меня так внимательно слушали. Как будто я разливаю редкое и очень дорогое вино, и она следит, чтобы ни одна капля не упала мимо ее бокала.
Кэссиди никогда так не делала. Она всегда слушала меня с легкой усмешкой на лице и изогнутой бровью, как будто считала, что все, что я говорю, присказка, а интересное – впереди.
Наконец в моем повествовании наступает перерыв, который может представлять опасность в разговоре с девчонкой.
– Кстати, – говорит Эйми, и вид у нее такой, будто она собирается впервые в жизни прыгнуть в воду с утеса, – ты говорил серьезно, когда мы ехали домой с той вечеринки на прошлой неделе?
Ого!
– Не знаю, – отвечаю я. – Мы говорили о многом, а я был немножечко пьян. Сказать честно, я плохо помню, что говорил.
– Так что-то ты помнишь?
– Не все. Но я уверен, что говорил серьезно, что бы ни говорил. Я всегда честен, когда пьян.
Она делает глоток виски.
– Ты помнишь, как приглашал меня на бал выпускников?
– А, это. Конечно. Это я помню. Смеешься что ли? О таком я бы не забыл.
Пауза, а потом она выдает:
– Значит, ты все еще хочешь пойти? Я в том смысле, что мы были пьяны и все такое, так что, если ты не хочешь, я пойму.
Она не смотрит на меня. Ее спасательный круг уплыл, и она барахтается в океане.
– Да, – отвечаю я. – О чем ты говоришь? Естественно, хочу. Я бы не приглашал тебя, если бы не хотел.
– Серьезно? – Когда она поворачивается ко мне, и я вижу робкую улыбку на ее лице, у меня исчезают любые сомнения.
– Конечно. Иди сюда. – Я кладу руку ей на плечи и наклоняюсь, чтобы поцеловать. Я настроен на короткий поцелуй – на чмок, – чтобы показать ей, что я не шучу насчет бала, но она готова к большему.
Я не знаю. Я испытываю странные ощущения, когда она прижимается ко мне. Ужасно доверчиво.
Как будто во мне есть что-то важное, без чего она не сможет жить.
Я снимаю с нее очки, кладу их на приборную панель и в следующее мгновение обнаруживаю, что мои руки сами лезут к ней под свитер, гладят ее по спине. Она вздыхает, когда я целую ее в шею, а когда я кончиком языка провожу по ее уху, по ее телу пробегает волна трепета.
Она отстраняется, и я жду, что сейчас она скажет мне, что я слишком спешу, но говорит она совсем другое.
– Саттер… – Она не решается поднять свой взгляд выше моего подбородка.
– В чем дело?
– Ни в чем. Просто я хотела спросить: это значит, что теперь мы пара?
Вопрос застает меня врасплох.
– А ты как думаешь? – спрашиваю я, чтобы выиграть время. Ведь это именно то, чего я всячески избегал.
– Не знаю, – отвечает она. – У меня никогда раньше не было парня.
– Ну, а теперь есть. – Слова слетают с моего языка легко, как будто я целый месяц готовился их сказать, но что я могу поделать? Девчонке нужно услышать их, и, если честно, мне очень приятно их произносить.
– Серьезно? Ты хочешь, чтобы я была… твоей настоящей девушкой?
Я мог бы пошутить насчет фальшивых девушек, надувных кукол с пластиковыми волосами и приоткрытыми ртами, но сейчас не время.
– Именно. Моей на сто процентов настоящей аутентичной девушкой. Если сама захочешь.
– Да, – отвечает она, – хочу. – И приникает к моим губам. Несомненно, я мог бы снять с нее джинсы и сделать с ней все здесь и сейчас, но это было бы неправильно, во всяком случае, с Эйми.
Кроме того, когда я поворачиваюсь, чтобы сесть поудобнее, я случайно задеваю клаксон, и через пять секунд в доме загорается свет. Спустя еще десять на крыльце появляется ее мамаша и стоит руки в боки.
Эйми отбрасывает выбившуюся прядь волос. Она напоминает мне девочку, пробудившуюся от чудесного сна.
– Завтра пообедаем? – спрашивает она.
– Я буду на месте.
Глава 41
И знаете что? На следующий день я действительно на месте. Минута в минуту. И в пятницу вечером я появляюсь на свидании вовремя. И в субботу днем я приезжаю в назначенное время, чтобы ехать в кино. Естественно, Рикки лишается дара речи от такого развития событий.
– Послушай, чувак, – говорит он, – что ты делаешь? Я предупреждал, что эта девчонка на тебя западет. У тебя нет силы воли? Ты что, не мог устоять, сказать, что ты ей только друг, или благодетель, или еще что-нибудь?
– Эй, а тебе не приходило в голову, что она, возможно, нравится мне?
– Нет.
