Бернхард Шлинк - Женщина на лестнице

– Ты это только что выдумал. – В голосе Ирены звучал мягкий упрек.

– Да. Странно, но я не знаю, не выдумал ли я и само воспоминание. Детская площадка действительно существовала, однако почему я не помню, чтобы мать когда-нибудь еще играла со мной дома или на улице, почему она решила сделать это в тот вечер? Она была довольно неловкой, слишком нетерпеливой, чтобы построить из песка двухъярусную башню. Иногда она читала мне сказки. Может, я придумал собственную сказку? Но то, что продолжает храниться в моей памяти, уже не фантазия, а реальность, которую я вижу до мелочей отчетливо: песочницу, мать в синем платье, башню среди сумерек, потом в свете уличных фонарей.

– Сколько тебе было лет, когда умерла мать?

– Четыре. Это произошло вскоре после того вечера.

– От чего она умерла?

– Врезалась на машине в дерево.

Ирена посмотрела на меня, выжидая, не скажу ли я еще что-нибудь.

– Она хорошо водила машину. Иногда сажала меня рядом, тогда ведь еще не было ни детских кресел, ни ремней безопасности; я любил, когда она ехала быстро, и нисколько не боялся.

Ирена ждала.

– Дед и бабушка говорили, что все дело в алкоголе. Дескать, мать была алкоголичкой. Но они всегда противились этому браку, не любили ее и говорили о ней только плохое. Я бы чувствовал, если бы она была алкоголичкой. Дети сразу это чувствуют.

Ирена взяла меня за руку. Она ничего не сказала, но я знал, о чем она подумала. «Как и твоя жена», – подумала она. Мне не понравилась эта мысль, но веки Ирены потяжелели. И я решил не возражать – пусть; заснув, она сама забудет эту мысль. Она заснула, а я, все еще злясь на нее, продолжал держать ее за руку.

Потом я тоже почувствовал запах дыма с острым, сладковатым привкусом эвкалипта. Запах был слабым, но назойливым и дурманящим. Встав, я огляделся по сторонам, но не увидел ни дыма, ни огня. Горы, бухта, деревья, кустарник, мол, море – все выглядело вполне обычно.

Внезапно рядом со мной появился Кари и дал знак, чтобы я пошел за ним. Я написал записку Ирене, что пришел Кари и хочет мне что-то показать. Я хотел взять джип, но Кари отмахнулся. Он пошел в гору легким и быстрым шагом, я еле поспевал следом. Я знал только одну дорогу через горы, по которой на джипе мы добирались до холмистой равнины и дальше вдоль берега к обоим дворам. Кари повел меня в гору по тропинке. Мы поднимались все выше, бухта лежала перед нами, маленькая и синяя, будто с иллюстрации к «Робинзону Крузо» или «Острову сокровищ». Через полчаса мы забрались на вершину.

Взгляд отсюда уходил далеко, до горной гряды за долиной. Прежде чем разглядеть огонь, я увидел дым, черными клубами поднимавшийся в ясное небо. Над задымленными ущельями возникали красно-желтые сполохи. Они появлялись и там, где дым переваливал через гору, невидимый склон которой уже был охвачен пожаром; красно-желтые сполохи предсказывали, что пожар вскоре достигнет горной вершины, над которой возгорится огненная корона. Затем огонь прогрызал себе по склону путь вниз, а когда оказывался внизу, то вершина горы уже стояла выгоревшей дотла, там оставались лишь черные угли и зола.

По видимым нам участкам автострады сновали пожарные машины с мигалками. Над ними кружил вертолет.

– Огонь доберется сюда?

– Долина далеко. Но там сушь, а если огонь перепрыгнет через автостраду… – Кари пожал плечами.

– Что тогда?

– Не знаю. Все зависит от ветра. Пока гарью пахнет не сильно, дыма немного, ветер слабый. Но если он усилится…

– Ты уже видел здесь такой пожар?

– Здесь нет. Но дальше, на севере, видел. Огонь поднимает ветер, а ветер гонит огонь.

– Боже мой! – Я увидел, как загорелись дома у подножья горы. В городке, куда мы с Мереденой ездили за покупками.

Кари остался на вершине, я вернулся к Ирене. Она не спала.

– Я все знаю. В горах пожар. Как там Мередена, ее семья, старики?

– Они могут переселиться к нам. По автостраде продолжается движение, их подберут.

– А их домашняя живность?

Я представил себе, как дети погонят скот к бухте, а если огонь подойдет совсем близко, то загонят в воду. Мне даже послышалось мычание коров, визг свиней, кудахтанье кур. Но пока никто не появлялся – ни жители обоих дворов, ни скотина. Я не знал, что с ними.

За нас я не беспокоился. У мола стояла лодка, я залил в бак горючее, опробовал мотор, он работал ровно, надежно. Я отнес в лодку матрас, устроил постель у рулевой стойки. Я перенес все полотенца и простыни, которые сумел найти, в дом на берегу, чтобы при необходимости намочить их, обложить ими кровлю, навес и оконные рамы и хоть как-то защитить от огня. Перенес туда все необходимое для жизни. Если огонь дойдет сюда, уплывем в море, а когда все закончится, вернемся; в верхнем доме, видимо, жить будет невозможно, – значит, поселимся в нижнем.

Ближе к вечеру дым повис над бухтой. Посыпался пепел, легкий, совсем мелкий. Он оседал на коже, забирался в складки одежды, скрипел на зубах, горчил во рту. Забравшись на вершину горы, я подсел к Кари. Внизу под желто-серым небом горел край равнины; огонь перепрыгнул через автостраду. Красно-желтым пламенем пылал лес, иногда казалось, будто невидимая рука выхватывает горсть пламени и швыряет его вперед, тогда далеко за линией огня загорались деревья, кустарник, трава.

– Когда огонь доберется сюда?

Словно в ответ на мой вопрос подул ветер. Подхватив огонь, он погнал его вперед, раздувая черный дым и превращая его в большое облако, живое, огромное чудовище, в котором все искрилось и горело. Иногда из чрева этого облака вырывалось огненное ядро; оно летело, словно из катапульты, по высокой траектории к подножью небольшой горы перед нами, поджигая там деревья. В лицо нам неслись дым и пепел, иногда долетал резкий запах эвкалипта, порой клочок пламени.

Ветер стих так же внезапно, как подул. Пламя уже не клонилось вперед, как мчащийся бегун, а стояло прямо, будто по стойке смирно, ожидая приказа.

– Уходи. Если станет опасно, я попытаюсь добраться до вас. Если не доберусь, а огонь перейдет гору, садитесь в лодку и отплывайте от берега. Меня не ждите. Если дорога к вам будет отрезана, я найду другую.

Ирена продолжала лежать, когда я вернулся. Я рассказал ей о пожаре в долине, о ветре, о Кари. Она слушала меня, но веки ее тяжелели.

– Ты меня вымоешь?

Я принес новый матрас, сменил постельное белье, раздел Ирену, вымыл ее, одел снова и уложил. Пока я ее раздевал, одевал и укладывал, она доверчиво обнимала меня за шею, и я чувствовал себя счастливым.

– Если сегодня ночью огонь переберется через гору, мы перейдем в лодку.

– Я не пойду в лодку.

Это было настолько глупо, что для возражения у меня не нашлось слов.

– Хочешь умереть дома? Но ты не умрешь тогда, когда это взбредет тебе в голову. Умрешь, когда наступит твой срок.

– Если дом загорится, значит срок наступил. Я не сгорю, а задохнусь от дыма. Это легкая смерть. – Она сказала это жалобно, но с детским упрямством, вцепившись в перила балкона так, что побелели костяшки пальцев. – Я не хочу ни в Рок-Харбор, ни в Сидней, ни в белую больничную палату. Хочу умереть здесь.

Я наклонился к ней, обнял:

– Я не дам тебе умереть в белой больничной палате. Ты умрешь здесь, когда наступит срок. Мы перейдем в лодку, если огонь доберется сюда, а когда пожар закончится, вернемся в старый дом, и у нас с тобой будет еще немного времени. Мы упустили столько дней, что не уступим ни одного.

– Обещаешь, что я умру здесь? Когда бы это ни произошло?

Я дал ей слово, она отпустила балконные перила и заснула у меня на руках. Через горы шел черный дым, он стелился над бухтой, отчего вокруг стемнело, хотя солнце матовым диском продолжало светить сквозь дым. Увидев, как через гору пробиваются сполохи пламени, я отнес Ирену в лодку, намочил в старом доме простыни и полотенца, обложил ими деревянные части дома. С гор подул сильный ветер, под его порывами задрожал и заскрипел старый дом, море разбушевалось, о мол громко разбивались волны. В воздухе резко пахнуло дымом и солью. Огонь устремился вниз по склону горы и вверх по стволам деревьев к их кронам. Они стояли как факелы, пока не падали. Иногда деревья взрывались, расшвыривая вокруг обломки горящей коры. Я бросился к лодке, вывел ее в бухту, но огонь бушевал даже там, донося до нас жар и пепел. Загорелся верхний дом, на какое-то мгновение красно-желтое пламя очертило абрис дома, из окон полыхнули огненные языки, потом занялись деревянные опоры, все затрещало и обрушилось. Огонь перескочил к старому дому на берегу, побежал по балкам, выбил пламенем стекла из рам, с треском обрушил крышу и навес.

Вокруг бухты все горело. Я вывел лодку из бухты в море, подальше от жара, летящего пепла и горящих обломков древесной коры. Не знаю, как долго бушевала огненная стихия – час или два. Когда под багровой луной еще догорали остатки пожара, я почувствовал полное изнеможение. Я лег рядом с Иреной, которая так и не проснулась ни во время пожара, ни теперь. Она прижалась ко мне, а когда я обнял ее, уткнулась мне в грудь головой. Так я и заснул.