Питер Мейл - Французские уроки. Путешествие с ножом, вилкой и штопором
Интерес к еде и беспокойство о том, как она жила до того, как попала к нам на стол, начинают влиять и на социальное поведение людей. Не так давно я прочитал, что праздник и обед в Смитсоновском институте, посвященный фуа-гра, на который было приглашено множество знаменитостей, пришлось отменить из-за массовых протестов против жестоких методов принудительного откармливания гусей и уток. Узнав об этом, я задумался о судьбе еще одной домашней птицы, которую едят почти все, но при этом мало кто задумывается о ее тяжелой судьбе: о курице.
Куриное мясо популярно практически во всем мире: оно легкое и вкусное, его просто готовить и можно есть даже инвалидам и желудочникам, оно так же безвредно, как овощи, и усваивается гораздо лучше, чем тяжелое красное мясо. Но, боюсь, этой заслуженно высокой репутации будет нанесен серьезный урон, если потребителям станет известно, в каких невыносимых условиях приходится жить несчастным птицам. Я процитирую короткий отрывок из статьи, написанной Андре Жованни, главным редактором популярного во Франции журнала «Santé»[110]. Его возмущение и тревога становятся особенно понятны, если вспомнить, что французы гораздо внимательнее, чем другие нации, относятся к происхождению того, что они едят.
Они проводят жизнь в тесных, переполненных клетках, их пичкают антибиотиками и недоброкачественными животными жирами, им обрезают клювы, и с рождения до смерти они ни разу не видят настоящего дневного света.
А потом их забивают и отправляют к нам на стол. При этом на одного работника птицефермы приходится двести восемьдесят тысяч выращенных за год куриц (тогда как при использовании более гуманных методов эта цифра сократилась бы до двадцати пяти тысяч).
Несомненно, такие варварские способы производства встречаются и во Франции, но здесь, по крайней мере, потребитель имеет возможность выбрать лучшую судьбу для курицы и лучшую курицу для своего стола.
Прежде всего, это простые цыплята, выращенные на ферме en liberté[111], как выражаются французы. Они вольготно бегают на свежем воздухе и питаются тем, что пошлет им природа. Ступенькой выше располагаются так называемые «органические куры», за рационом которых следили самым строгим образом и исключали из него все химические или вредные элементы. И наконец, на вершине пирамиды красуется единственная в мире птица, имеющая Appellation Contrôlée[112] – знаменитая бресская курица.
Я немало слышал об этом восхитительном создании от моего друга Режи – человека, вот уже несколько лет диктующего мне, что я должен и чего не должен есть. Но его славословия, то и дело прерываемые смачными поцелуями кончиков пальцев и сладкими стонами, посвящались курицам, уже прошедшим кулинарную обработку. Я так и не смог выяснить у Режи, каким образом эта замечательная птица приобретает столь элегантный, столь нежный и изысканный, столь французский (это его, а не мое определение) вкус. А потому, услышав, что незадолго до Рождества в городе Бурк-ан-Брес состоится ежегодный куриный праздник Les Glorieuses, я сразу же решил отправиться туда и захватил с собой Режи.
Район, где выращивается птица, имеющая право именоваться «бресской», расположен в восьмидесяти километрах к северу от Лиона и представляет собой прямоугольник длиной примерно сто, а шириной – восемьдесят километров. К западу от него, по другую сторону шоссе, тянутся знаменитые виноградники Бургундии, и Режи заметно занервничал, когда на глаза нам стали то и дело попадаться указатели с заманчивыми названиями: «Флери», «Жюльена», «Макон».
– Совершенно случайно я знаю пару славных местечек тут неподалеку, – признался он. – Может, заедем?
Дожидаясь ответа, мой друг приятным баритоном мурлыкал себе под нос какую-то мелодию. Я уже неоднократно слышал этот вокальный номер в его исполнении. Он заводил его каждый раз, когда читал меню или карту вин. Похоже, голосовые связки Режи напрямую связаны с его желудком, а мурлыканье – этот что-то вроде звуковых сигналов радара, обнаружившего объект, достойный внимания.
Часы показывали половину одиннадцатого.
– А не рановато для ланча? – осведомился я.
Режи сделал невинное лицо:
– Вино, топ vieux[113], только вино. Завернем в Ширубль, загрузим машину «Божоле» и поедем дальше. И крюк-то выйдет совсем крошечный. – Он на минуту задумался. – А кстати, знаешь, во Флери ведь есть неплохой ресторан, и если во время ланча мы окажемся неподалеку… – Он заглянул в лежащую у него на коленях карту и фальшиво удивился: – Ну надо же, именно так и получится! Как нам повезло.
– Остановимся там на обратном пути, – сурово отрезал я. – А сегодня я хочу увидеть кур.
Режи возмущенно запыхтел (это мне тоже приходилось слышать и раньше).
– Беда с вами, англичанами. Вы совершенно не умеете расслабляться и получать удовольствие. Скажи, что в жизни может быть приятнее dégustation и короткого, легкого ланча? – И он опять замурлыкал.
– Режи, не забывай, что я тебя хорошо знаю, – напомнил я, решив не обращать внимания на нелестное замечание в адрес моих соотечественников.
– И что?
– А то, что ты и «короткий, легкий» ланч – понятия несовместимые. Мы выберемся из ресторана только в четвертом часу с одним желанием – где-нибудь прилечь. Для меня это не увеселительная поездка, а работа. Мы едем смотреть на куриц.
– Pouf! – фыркнул Режи и обиженно молчал всю дорогу до Бурка.
Главное куриное шоу планеты проходило на территории Parc des Expositions, расположенного на окраине Бурк-ан-Бреса. Этот современный выставочный комплекс состоит из нескольких просторных павильонов, окруженных заасфальтированными парковками, и отлично подходит для проведения международных конференций или торговых выставок новейшего сельскохозяйственного оборудования. Но мне показалось, что фермеры и цыплята, привыкшие к деревенскому воздуху и зеленой травке, должны чувствовать себя здесь неуютно.
Пока мы бродили по комплексу в поисках информации, Режи продолжал дуться. Он явно не собирался прощать мне пропущенный ланч. Наконец мы нашли за стойкой женщину, которая нам все рассказала. На сегодня, сообщила она, запланировано только официальное открытие и совещание представителей куриного бизнеса. А вечером, biеп sûr[114], состоится торжественный обед.
Режи бросил на меня злой взгляд, а потом тоном, исполненным ледяной вежливости, поинтересовался:
– А цыплята, мадам? Когда мы сможем посмотреть на цыплят?
Мадам вручила ему пластиковую папку:
– Вот, ознакомьтесь, здесь программа. Цыплят доставят завтра между пятью и семью утра. Жюри соберется в половине седьмого, а в семь начнется осмотр. Для широкой публики двери выставки откроются в десять. Тогда, месье, вы и сможете увидеть цыплят.
– Ah bon. – Режи еще раз косо взглянул на меня. – Значит, только завтра в десять утра. Merci, мадам.
Остаток этого дня был не самым приятным в моей жизни. Режи маячил рядом как живой упрек, к счастью в основном молчаливый. Слова не требовались: пропущенный ланч – зря пропущенный! – нависал над нами черной тучей. В надежде отвлечь друга от мрачных мыслей, я повел его осматривать местную достопримечательность – знаменитый готический собор шестнадцатого века, – но он оказался закрытым на реставрацию. Только когда мы перешли дорогу, чтобы взглянуть на вывешенное у входа меню ресторана «Auberge Bressane», до меня снова донеслось слабое мурлыканье. Я решил, что пришло время расплачиваться за свои ошибки.
– Извини за ланч, – покаянно сказал я. – Мне следовало узнать программу заранее. В наказание я сегодня вечером плачу за обед.
Режи притворился, что не расслышал.
– Я вижу, они тут рекомендуют начинать с лягушачьих окорочков, – вкрадчиво продолжал я. Мурлыканье стало чуть громче. – Интересно будет сравнить их с цыпленком. Ведь цыпленка-то нам точно придется попробовать, раз мы в Бресе?
Мир был восстановлен.
Время до обеда мы провели гуляя по городу. Я собирался купить цыпленка, чтобы увезти его в Прованс, но Режи уговорил меня не спешить. Завтра днем, пообещал он, я смогу выбирать из самых лучших птиц в мире.
Поэтому вместо цыпленка мы пошли покупать открытки и, познакомившись с ассортиментом, поняли, насколько серьезно Бурк-ан-Брес относится к своей роли куриной столицы. В наши дни во всех излюбленных туристами местах от Майами до Монте-Карло продаются практически одинаковые открытки с изображением шести симпатичных, загорелых ягодиц, принадлежащих трем юным красоткам, и приглашением присоединиться к ним. Возможно, они и популярнее, чем традиционные открытки с видами, но нисколько не передают дух того места, из которого посланы (за исключением разве что Майами). Но в Бурке, похоже, не сомневались, что его гости захотят послать домой изображение домашней птицы. Чаще всего встречался образ трех ярко окрашенных курочек – синей, белой и красной – с обязательным напоминанием о присвоенном им статусе АОС – знак отличия, которого не удостоились даже три красотки с круглыми ягодицами.
