Джордж Сильвестр Вирек - Обнаженная в зеркале
Пассажиры, вооружённые биноклями, принялись разглядывать остров, где «пылкая Сафо любила и пела». В голове Адама всплыли видения Суинберна о месте,
Где волны трав дробятся в пену лилий,Где ветерок над морем серебрист.
Однако лилий видно не было, и ветерок был самый обычный. Зато вокруг бойко сновали рыбацкие лодки. В гавань Митилини медленно входило тяжело гружёное судно, пыхтя, словно толстая женщина. Вдали виднелись холмы, покрытые оливковыми деревьями, виноградными лозами и смоковницами.
Адам вернулся было к своему чтению, но тут его снова отвлекли – на этот раз пронзительный голос торговца книгами. Невысокий парень с плутовской физиономией катил по палубе тележку, нагружённую жёлтыми книжечками. Он громко выкрикивал: «Правда о Лесбосе! Все о Лесбосе! Не упустите шанс приобрести!»
Пассажиры, мужчины и женщины, смущённо усмехаясь, поспешно раскупали книжки, надеясь, вероятно, найти в них какие-то непристойные откровения. Адам тоже не устоял перед искушением. Однако, открыв книгу, он увидел длинные ряды цифр.
– Опять надули! – воскликнул Ван Нордхайм, который также приобрел экземпляр.
Вместо пикантных подробностей о любовной жизни на Лесбосе книга содержала статистические данные об импорте и экспорте.
Один возмущённый пассажир потребовал вернуть ему деньги. Продавец вежливо ответил: «В книге содержится именно то, что я Вам обещал – правда о Лесбосе. А чего Вы ожидали, сэр?»
– А какова правда о Лесбосе? – раздался голос за спиной Адама.
Мужчины обернулись. Это была Стелла.
– Насколько я знаю, остров знаменит тем, что здесь когда-то жила Сафо со своими подругами, – сказал голландец. – Она основала Лесбийское поэтическое общество, чтобы обессмертить себя.
– И ей это удалось, не правда ли? – спросила Стелла.
– Да, – согласился Ван Нордхайм, – но, к сожалению, большинство её стихотворений не сохранились.
– Возможно, если бы они сохранились, её имя не было бы так известно в наше время, – пробормотал Адам. – Своей славой Сафо обязана главным образом всяческим сплетням, окружавшим её имя. Люди забывают, – Адам бросил взгляд на Стеллу, – что в конце концов она всё же выполнила биологическое предназначение женщины – полюбила мужчину. А когда этот парень, Фаон, отверг её, поэтесса, которая была уже немолода, бросилась в море. Так что, – с улыбкой заключил он, – все женщины предпочитают мужчин, если имеют такую возможность.
– Необязательно, – возразил Ван Нордхайм.
– И тем не менее это так, – настаивал Адам, – если только они не страдают слабоумием. Однако, – он рассмеялся, указывая на толстый том, лежавший на кресле, – по мнению Мёбиуса, все женщины слабоумные.
Глаза Стеллы вспыхнули.
– Какая чушь! Ни одна женщина не предпочтет женщину мужчине, если её не постигло разочарование в мужчинах. Сафо, вероятно, утопилась, доведённая до исступления физиологической несостоятельностью неумелого любовника…
Остров Сафо растаял в голубой дымке. Стелла вернулась в каюту переодеться к обеду. Немного погуляв по палубе с Ван Нордхаймом, Адам решил зайти к ней. Он чувствовал, что его сердце запуталось в её золотистых волосах, как муха в паутине, и он никак не мог высвободиться. Адам был полон решимости доказать, что сам он, по крайней мере, не является несостоятельным как мужчина.
Стелла встретила его с милой улыбкой. Она уже успела переодеться в платье белого шёлка.
– Ты как раз вовремя, – сказала она, протягивая ему крепкий коктейль, приготовленный по собственному секретному рецепту.
По радио передавали джаз. Стелла откинулась в кресло, с наслаждением затягиваясь ароматным дымом сигареты. Адам присел напротив, обдумывая про себя, как лучше пойти на приступ. Однако резкая музыка мешала ему сосредоточиться.
– Терпеть не могу эту варварскую какофонию, – раздражённо заметил он.
– А мне нравится, – ответила Стелла, пуская кольца дыма. – В ней есть какая-то дикая, первобытная притягательность.
– Предпочитаю цивилизацию.
– Какую именно? – с иронией спросила Стелла. – Есть множество цивилизаций, которые превосходят то, что мы называем «цивилизацией» сегодня. Почитай Тойнби[35] вместо своего глупого немца. Это умерит твоё тщеславие. Попытайся научиться ценить красоту и радость в любом обличии.
– Я не нахожу ни красоты, ни радости в надсадных воплях твоего радио, – проворчал Адам.
Стелла рассмеялась.
– Вовсе не в нём причина твоего плохого настроения. Но почему ты его не выключишь?
Адам встал и выключил звук. В нём боролись злость и желание. В конце концов, он сбросил с себя личину профессора, превратившись в примитивного самца. Он порывисто обнял Стеллу, крепко прижав к себе. Она не сопротивлялась, её дыхание участилось, взгляд затуманился. Обоими, мужчиной и женщиной, овладела животная страсть. Прошлое, настоящее и будущее слились в одно трепетное мгновение. Адам понёс, скорее, поволок её к постели.
Динь-дон! Динь-дон! Динь-дон!
Сигнал, созывающий пассажиров на обед, разрушил волшебные чары. Следом раздался стук в дверь. Адам сразу отпустил Стеллу, и, словно испуганный мальчишка, которого застигли врасплох, быстро отошел от неё.
Усмешка промелькнула в зелёных глазах Стеллы. Она лениво подняла свою золотистую голову с подушки и сухо заметила:
– Немцы правы. Путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Этот орган для него важнее сердца…
Адам покраснел и затрясся от возмущения. Потом механически поправил галстук. Стелла так же безмятежно, как и тогда, в спальне Наполеона, оправила своё платье.
В дверь снова постучали.
– Войдите, – приказала Стелла.
Появился Феликс, на лице которого играла обычная дерзкая улыбка.
Адам, не сказав ни слова, вышел из каюты, с силой захлопнув за собой дверь. Однако на полпути к себе он вдруг осознал всю нелепость своего поведения, и повернул обратно. Когда он постучал в дверь Стеллы, ответа не последовало. Он попытался повернуть ручку, но дверь была заперта. Показалось ему, или из каюты до него действительно донёсся приглушенный смех? Может, разыгралось воображение?
Он вернулся к себе, раздражённый до крайности. Определенно, ему не удалось продемонстрировать мужское превосходство. Стелла абсолютно неправильно истолковала его поведение. Мёбиус прав! Все женщины слабоумные!
Адам решил, что в нынешнем настроении ему не следует идти на обед. Чтобы отвлечься, он попытался почитать Мёбиуса, но буквы прыгали у него перед глазами.
Он разделся и долго стоял под душем. Ледяная вода освежила его, пробудив аппетит. Адам пришёл в ресторан – последним – и в одиночестве проглотил свой обед. Потом поднялся на палубу, надеясь, что свежий бриз развеет плохое настроение. Завернув за угол, он увидел Стеллу, удобно устроившуюся в кресле. Она приветливо улыбнулась ему. Адам присел рядом, бормоча извинения за поспешный уход.
– Не надо ничего объяснять, – прервала она его. – Твоя реакция была вполне естественной. Голод у самцов – не только у людей – сильнее любовного влечения…
– Но ты не так меня поняла…
Стелла отмахнулась от его возражений.
– Один мой знакомый, молодой учёный, провел интересный эксперимент на крысах. Шестерых самцов он не кормил, и не пускал к ним самок. Затем он поместил в смежную клетку еду и шесть самок. Когда он открыл перегородку между клетками, самцы кинулись туда. Пять набросились на пищу, и лишь один предпочел самку. Тогда мой знакомый повторил эксперимент, но уже наоборот, с самками. Так вот, пять из шести кинулись к самцам! Лишь одна предпочла пищу сексу. Большинство мужчин ведут себя так же, как крысы-самцы…
Адам вымученно улыбнулся.
– Забавно, – выдавил он, чувствуя себя уязвленным.
Стелла жестом подозвала Ван Нордхайма, который как раз проходил мимо, и повторила ему свой анекдот. Толстый голландец попытался вступиться за честь мужского племени.
– Эксперимент, – заметил он, – доказывает лишь то, что мужские особи интересуются многими другими вещами, помимо секса.
Стелла, извинившись, откланялась.
– Я устала. Пойду в каюту, отдохну.
Мужчины прогуливались по палубе.
– Мой юный друг, – начал Ван Нордхайм, – я в течение некоторого времени наблюдаю за Вами и Стеллой. Очевидно, что она играет с Вами. Почему бы Вам не отплатить ей тем же? Здесь, на корабле, много других женщин. Может, Стелла станет больше ценить Вас, если Вы перестанете бегать за ней, как собачонка?
– Возможно, Вы правы, но…
В этот момент рядом с ними оказалась Ирма Ривингтон, разведённая зрелая красотка. Она подавала знаки Ван Нордхайму.
– Освальд! Освальд, дорогой…
Мужчины остановились. Миссис Ривингтон подошла и заговорила, обращаясь исключительно к химику, но при этом бросая пылкие взоры на Адама. Ван Нордхайм, понимающе улыбнулся, извинился и ушёл. Адам, полный решимости последовать совету голландца, присел рядом с соблазнительницей.
