Сюзанна Камата - Теряя сына. Испорченное детство
Первые несколько дней мы ничего не делали, только смотрели телевизор. Я сидела в кресле, наматывала волосы на пальцы и думала, что нам делать дальше. Вспомнила тот вечер, когда мы с братьями так же сидели в гостиничном номере после того, как моя мать ушла от моего отца. Мы уткнулись в телевизор, подобравшись к нему гораздо ближе, чем нам позволялось при обычных обстоятельствах, а она лежала на постели, смотрела в потолок и напевала «Простое золотое кольцо». Мы пялились в маленький экран до тех пор, пока у нас не закружилась голова, затем сами, без напоминаний, почистили зубы и переоделись в пижамы. Через несколько дней мы переехали опять домой, а отца там уже не было.
Матери я еще не звонила. Она бы с радостью пустила нас к себе, но все, что мне тогда было нужно, – это свобода. Поэтому мы сидели в полумраке, в мерцании телевизора. Было жарко. На Кее были только штанишки, на мне – огромная футболка до колен. Вдруг в дверь постучали.
Я напряглась.
Кей посмотрел на дверь. Ручка на ней ходила ходуном.
– Мам? – Он уже устал от этого номера, от нашего побега.
– Ш-ш-ш.
Из-за двери послышалось:
– Джил? Открой дверь. Я хочу с тобой поговорить.
Кей вскочил и побежал к двери. Наверно, я могла его остановить, но я только смотрела, как он снимает цепочку и прыгает на руки отца. Он был спасен.
Юсукэ зажег свет.
– Что ты тут делаешь? Ты что, с ума сошла?
На полу валялась грязная одежда. Постели не были заправлены, одеяла сбились в кучу. За день я выкурила целую пачку сигарет – на балконе, естественно, – поэтому пепельница на столе была полна окурков.
– Послушай, я забираю вас домой, – сказал Юсукэ. – Это просто смешно.
У меня сжался желудок.
– Нет. Я не могу вернуться. Прости, но я не могу.
Если бы он стал просить, пошла ли бы я с ним тогда? Если бы он сказал, что любит, что не может жить без меня? Если бы он предложил проконсультироваться у психолога или поехать на Гавайи? Но, с другой стороны, почему я сама не заговорила о том, что наш брак разваливается и надо что-то делать? Наверно, мы оба были слишком упрямыми и гордыми.
Юсукэ все еще держал Кея на руках.
Он секунду смотрел на меня, потом развернулся и вышел. С моим сыном.
Надо было броситься за ним, но я подумала: «Ладно, это ненадолго, пока я не возьму себя в руки и не распугаю тараканов, которые завелись в голове». Я найду удобную квартиру и уеду из этой коробки. Я повешу в его комнате занавески с ковбоями и вертушку с самолетиками. Там будет очень светло, уютно и везде цветы в горшках.
Мне просто нужно немного времени.
Из окна я видела, как они сели в машину. Сердце болезненно сжалось, когда Юсукэ завел мотор. Я представила, как он сжимает руль и как при этом напряжена его челюсть. Завизжали колеса, и он уехал с парковки.
Я подождала, пока сердце успокоится, затем спустилась в вестибюль и купила в автомате несколько банок пива.
Мне просто нужно немного времени.
* * *На следующее утро я проснулась с головной болью. Верхний свет горел, шторы были задернуты. В комнате воняло пивом и сигаретами. Воняло отчаянием. Я очень давно так не напивалась. С колледжа, наверное, с какой-нибудь пивной вечеринки. Макияж размазался по подушке, одежда комом валялась на полу. Мне стало стыдно, захотелось залезть опять под одеяло и уснуть. Чтобы, когда я снова проснусь, это оказалось всего лишь кошмаром. Он не мог быть настоящим – мир без Кея.
К тому времени, когда в дверь постучала горничная, я уже немного прибрала и проветрила комнату. Пустые банки из-под пива отправились в мусорное ведро, вместе с окурками и мятыми сигаретными пачками. Я приняла душ и переоделась. Даже накрасилась.
Я открыла дверь, кивнула горничной и протиснулась мимо ее тележки с принадлежностями для уборки. Когда я подошла к стойке регистрации, чтобы выписаться, портье поискала глазами моего сына. Наверно, она уже сменилась к тому времени, когда пришел Юсукэ, и не видела, как он забирал Кея. Ну, пускай поломает голову. На объяснения у меня все равно сил не было. Я расплатилась, вышла на улицу и поймала такси.
Долго стояла перед домом, не могла заставить себя просто открыть дверь и зайти. Это был уже не мой дом. Поэтому я позвонила.
Огляделась, ища признаки присутствия Кея – прижатый к стеклу нос, забытое игрушечное ведерко. Прислушалась. В доме его не было слышно, и я на секунду испугалась, вообразив, что Юсукэ его куда-нибудь увез и спрятал. Дверь открылась. На пороге стояла окасан в белом фартуке. Вид у нее был слегка обеспокоенный.
– Было не заперто, – сказала она. – Ты могла просто войти.
Она повернулась спиной прежде, чем я успела ответить. Интересно, что ей наговорил Юсукэ?
– Мамочка! – Кей сбежал по лестнице и прыгнул мне на руки, чуть не сбив меня с ног.
Я сбросила с плеча сумку и обняла его.
– Хочу тебе кое-что показать! – сказал он и потянул меня к дому. – Я нарисовал дракона.
На пороге я на секунду задержалась – мышцы просто отказались повиноваться. Я опустила Кея на пол. Он привел меня в комнату с татами, где на низком столике лежала бумага и были разбросаны цветные карандаши.
Я опустилась рядом с ним на колени.
– Синий дракон!
– Ага, с полосками! – сказал он, показывая на оранжевые линии.
– Красивый! – Как легко было бы притвориться, что ничего не произошло, что я не сбегала отсюда с сумкой и паспортом.
Окасан принесла чашку зеленого чая на подносе. Молча поставила его на стол.
Я прошептала:
– Аригато .
Я взяла чашку, в лицо пахнуло горячим ароматным паром. Отпила. Она заварила крепче, чем обычно. Или, может быть, все теперь будет казаться мне более горьким.
– Эй, а почему ты не в садике? – спросила я Кея.
Он пожал плечами.
– Папа сказал, сегодня как бы каникулы.
– Хм. А что он еще сказал?
Он наморщил лоб.
– Сказал, что ты сегодня вернешься.
– Что ж, он был прав. Но надолго мы тут не останемся.
Я стала ждать, когда вернется Юсукэ. Сидела за столом, на котором стояла бутылка виски – сыворотка правды – и два стакана. Он открыл дверь без нескольких минут одиннадцать. Я позвала его в кухню.
– Что? – Его лицо осунулось от утомления. Было видно, что он уже где-то выпил.
– Нам надо поговорить. – Я кивнула на стул напротив.
Он двигался медленно, как человек под водой. Сел на стул. Ослабил галстук. Я наполнила стаканы.
– Что? – повторил он. Нотка раздражения.
– Юсукэ, скажи, ты любишь меня?
Он ответил не сразу. Взял стакан, покачал в руке, создав янтарный водоворот. Сделал большой глоток.
– Да что с тобой такое, Джил? Тебе что, необходимо, чтобы за тобой всю жизнь ухаживали, как перед свадьбой? Ты хочешь, чтобы я покупал тебе цветы, водил по ресторанам?
Я подумала, что это было бы неплохо, но сказала другое:
– Мы уже долгое время почти не общаемся. И я пытаюсь понять, почему так происходит и как это исправить. Итак, ты меня любишь?
Он допил виски, потянулся к бутылке.
– Есть вещи, которые важнее «любви». – Клянусь, я прямо услышала эти кавычки. – Долг, например. Верность.
А, опять конфуцианские идеалы.
– Ты любишь Кея?
– Конечно.
– Но ты совсем не уделяешь ему времени.
Он вздохнул.
– Ты не понимаешь. Мы в Японии. Здесь к этому относятся немного по-другому.
Наступил мой черед делать долгий глоток.
– Юсукэ, я здесь несчастлива. Я хочу вернуться в Соединенные Штаты.
– Ты же знаешь, что это невозможно. Моя мать…
Я подняла руку, и он замолчал. Горло жгло от виски. Я в него даже лед не добавила.
– Юсукэ. – Голова у меня вдруг стала легкой-легкой. – Я хочу развестись.
Слово упало между нами, как замковая решетка. Я думала, я упаду. И не могла понять отчего – то ли от испуга, то ли от воодушевления, то ли просто от виски. У меня дрожали руки. А вот Юсукэ великолепно держался. Он достал из кармана пилочку и стал подпиливать ногти.
– Ну, если ты действительно этого хочешь…
* * *Кабинет адвоката был похож на рабочий кабинет моего мужа – и вообще на все кабинеты, какие я только видела в Японии. Большой стол, серые панельные стены, два черных дивана, между ними столик, который моя мать назвала бы кофейным, но здесь он служил исключительно для чая. У Юсукэ висели картины. Здесь стены были почти голые – на них висели только какие-то документы в рамках, с оранжевыми печатями. Адвокатская лицензия, наверное, и дипломы. И конечно, никаких семейных фотографий. Это был бы дурной тон.
Готонда-сан посмотрел на меня сквозь очки в толстой оправе.
– Хай ?
Я представилась и сказала:
– Я знаю от друзей, что вы говорите по-английски.
Он застыл.
Я решила повторить на японском:
– Эйго сяберимасу ка?
– Тётто, – ответил он и показал, сколько именно: где-то сантиметр, не больше.
Я полагала, он много обо мне слышал от мамы Мориты. Когда я назвала ее имя, он, казалось, что-то вспомнил. Он встал, зажег сигарету и несколько раз энергично кивнул – так, что очки съехали с переносицы на кончик носа.
