Сьюзен Сван - Что рассказал мне Казанова

Наконец яма была выкопана, и гроб отца опустили в землю. Он громко стукнулся о землю, а я разрыдалась. Тем временем раввин принялся читать что-то тихим протяжным голосом. Исаак Бей прошептал мне, что это кадиш, молитва по усопшим, которую евреи произносят в надежде на возрождение в новой жизни, а затем присоединился к церемонии, отвечая на положенные вопросы.

Мне хотелось самой упасть в могилу и лежать там рядом с отцом: столь невыносимо было ощущать, как рвутся все нити, связывавшие нас. Я заткнула уши, чтобы не слышать мягкие глухие удары, когда лопаты, полные песка, стукали по крышке гроба.

Френсис крепко держал меня за локоть. Я была ему благодарна за это человеческое прикосновение. Он ведь совсем не плохой, мой Френсис, только слишком суровый и недалекий, слишком бесчувственный, не способный в большинстве случаев заметить несчастья других.

Я не смогла уйти сразу после того, как все закончилось. Френсис наблюдал с улицы, как я ходила среди забытых всеми надгробий, а слезы нескончаемым потоком лились у меня по щекам. Я хотела, чтобы отец услышал мои шаги, ибо верила, что мы можем сделать для мертвых хотя бы это: пройтись среди могил, в которых они покоятся. Может быть, они услышат нас и поймут, что жизнь продолжается.

В конце концов я заставила себя уйти от отца и от заброшенного кладбища. Мы с Френсисом отправились к пристани. Исаака и раввина нигде не было видно, но три французских солдата выискивали в толпе молодые парочки. Один из них подошел к нам и высоким гнусавым голосом зачитал официальный документ, предписывающий нам принять участие в праздновании победы генерала Бонапарта. Нас попросили стать одной из молодых пар, олицетворяющих Семейное Плодородие четвертого июня. Как американские революционеры, мы оба должны были одеться в одежду цвета французского флага и нацепить их красные шляпы свободы. Френсис поклонился и принял предложение. В этот момент я его возненавидела. Солдаты отправились дальше в маленькой лодке, ветер срывал с них головные уборы. Нам пришлось ждать несколько часов, прежде чем мы смогли найти другую гондолу, доставившую нас обратно в Венецию.

Главный Вопрос Дня: Почему родители умирают раньше нас? Разве не должны они, подобно богам, всегда следить за нами на нашем жизненном пути?

Я спросила об этом Френсиса в гондоле, на обратном пути в отель, и он одарил меня одной из своих идиотских улыбочек:

– Мертвые наблюдают за нами с небес. Это знает каждый христианин.

Усилившийся ветер сдул рыжие пряди Френсиса с его глаз, и я прикусила язык, но мне кажется, он заметил выражение моего лица, потому что отвернулся, словно обидевшийся мальчишка, и уставился в воду, стремительно чернеющую по мере того, как над нашими головами сгущались ночные облака.

Несколько часов спустя я проснулась оттого, что кто-то ломился в дверь моей комнаты. Я накинула халат и увидела на пороге Френсиса.

– Желанная, я научу тебя, как надо уважать мужчину, – сказал он и без приглашения вошел. – Мои сестры крепко-накрепко выучили этот нехитрый урок, и сейчас я преподам его тебе.

И прежде чем я смогла что-то сказать, Френсис схватил меня за талию и постарался привлечь к себе. В гневе я отшвырнула его к двери. Как он только посмел сделать со мной такое? Еще девчонкой я боролась со своими кузенами, так что борьба была мне не в диковинку. После этих игр я засыпала, подсчитывая количество побитых мною мальчишек. Френсис снова ринулся на меня, пыхтя и изрытая проклятья, и отбросил к стене. Я опять оттолкнула его, смеясь, то ли от шока, то ли от страха – сама не знаю. Пока я стояла, трясясь от хохота, он швырнул меня на постель, каркас которой разлетелся на дюжину кусков, произведя звук, сравнимый разве что с ударом грома.

Спустя мгновение у двери появился хозяин гостиницы в ночном колпаке, его сопровождали два sbirri,[19] вооруженные дубинками. Они ожидали найти воров, но, увидев только Френсиса и меня, принялись хихикать и перешептываться друг с другом. Хозяин заставил постояльца заплатить за сломанную кровать, а мне отвел новые апартаменты. Френсис униженно убрался восвояси. Владелец гостиницы, казалось, отнесся ко всему как к хорошей шутке. Пожелав мне спокойной ночи, он прошептал, что понимает, что обычай ломать кровати широко распространен в Америке, но венецианцы не очень любят подобные виды спорта. Я в ответ не засмеялась.

Этим утром я не сказала ни слова своему суженому, хрипло поприветствовавшему меня. Выражение лица было у него при этом пристыженное. Я не знаю, как я смогу обсуждать с Френсисом без отца свою судьбу.

Главный Вопрос Дня: Сколько раз можно прощать будущего мужа за ошибки?

Выученный Урок: Если заблуждаться – это удел человеческий, а прощать – божий, то девушкам следует выбирать мужа, не прилагая разума, ибо тогда они смогут прощать бесконечно и приблизиться к состоянию духовной красоты, граничащей со святостью. Но мне кажется, что это не слишком мудрое решение. Лучше все же выбирать осторожнее, чтобы прощать пришлось реже. Это также лучший способ избежать самовосхваления, неизбежно сопровождающего любые проявления щедрости.

Меня бросает в жар: до чего же я несчастна. Осталось всего лишь несколько недель свободы. Я получила записку. Сначала подумала, что это очередное послание от синьора Казановы, но письмо, проскользнувшее под дверь моей комнаты, оказалось от Френсиса.

Дорогая Желанная!

Пожалуйста, прости меня за то, что я натворил. Признаю, что я вел себя неподобающим образом. Как Христос для церкви, так и муж должен быть для своей жены. Но меня сбило с толку то, как неблагоприятно складывались обстоятельства. Сады Адамсов приносят убытки, и поэтому президент Адамс выдумал предлог для торговой миссии твоего отца, который, как выяснилось, был тяжело болен. Пока ты путешествовала по Венеции, я был вынужден провести много часов вдали от тебя, изъясняясь бессмысленными записками. Но все это в прошлом. Клянусь, что не коснусь тебя и пальцем до тех пор, пока мы не станем едины, перед Господом.

С искренним уважением и любовью,

Я содрогнулась, прочитав «не коснусь тебя и пальцем». Сейчас Френсис извиняется, но как долго страх перед Богом будет сдерживать его от желания продемонстрировать мне свою силу, как он уже продемонстрировал ее своим сестрам? Он – мой единственный спутник в этом чужом месте, и если бы я не знала, что синьор Казанова где-то рядом, то по-настоящему бы испугалась. Просто удивительно, что я уже считаю этого пожилого джентльмена своим другом.

Осталось всего несколько дней до наполеоновского праздника Свободы – с кострами, военными парадами, фейерверками и символическими Деревьями Свободы, установленными на площади. До того как будет зажжен костер, мы с Френсисом и другие помолвленные пары должны будем танцевать форлану, танец крестьян из Фриули. Вчера мы ходили на первую репетицию, и учитель был очень сердит на Френсиса, так как тот постоянно наступал дамам на ноги, в то время как я постоянно подпрыгивала среди топочущих ног и скрещивающихся икр – ну и зрелище! Я еще ни разу не танцевала с тех пор, как мы прибыли в Венецию.

Через два дня после похорон моего отца Исаак Бей пришел в гостиницу с отпечатанным некрологом. Он попросил одного из слуг прикрепить его на фасаде здания. В некрологе было просто написано: «Томас Адамс, родился в 1747 году в городе Квинси, штат Массачусетс, умер в 1797 году. Соборовался и исповедался перед смертью, как подобает всякому христианину. Все, кто прочитает это, помолитесь за упокой его души».

– Таков обычай вашего народа здесь, в Венеции, – мягко пояснил Исаак. Этот жест тронул меня, хотя мой отец был бы шокирован, увидев, что его записали в католики. Но в смерти отец стал воплощением всех религий – он умер как атеист похоронен как иудей, помянут, как папист, а в глубине своего сердца так и остался суровым конгрегационалистом.

– Где сейчас синьор Казанова? – прошептала я. – Он в безопасности?

– Да, и он хотел, чтобы я передал вам это. – Исаак дал мне записку. Она была адресована шевалье де Сейнгальту.

Любимый!

Сердце мое переполнилось счастьем, когда я узнала, что ты уже на пути в Константинополь. Теперь, когда мой муж, султан, умер, ничто не сможет разлучить нас. Новый султан, Селим, и его мать, моя седовласая подруга, обещали мне помочь начать нам новую жизнь, которая столько лет оставалась только мечтой.

Поторопись ко мне, любимый. Мы возьмем у судьбы все, что она украла у нас. Ты – мужчина, самый важный из всех моих мужчин.

Удивленная, я перечитала последнюю строку. В ней не было смысла. Эме имела в виду, что синьор Казанова – самый важный из ее любовников? Довольно странно услышать нечто подобное из уст женщины, живущей в гареме, но, возможно, эта фраза имела смысл только для влюбленных.