Тиффани де Бартоло - Как убить рок-звезду
Я сидел на полу, прислонившись к стене, уговаривал ее выйти и приводил всякие разумные доводы, но я уже знал от нее, что разум и страх несовместимы.
Так что я один улетаю в «город ангелов».
Одиссея начинается.
Все.
* * *– Армагеддон, – сказал мне Пол по телефону из Лос-Анджелеса. – Я не преувеличиваю. Конец, чертлодери, света. – Его не было всего три дня, и он, похоже, уже был на грани. – Представляешь, на чем эта компания заработала свои деньги еще до покупки звукозаписывающего лейбла, киностудии и половины Интернета? На сигаретах и молочных продуктах! «Если наш табак не убьет вас, попробуйте наш майонез!»
Очевидно, Пол решил собрать кое-какие сведения о компании, которая «владела его задницей», как он выражался.
– Даже «Гэп» был лучше. Там хоть медицинскую страховку давали.
По словам Пола, корпорация представляла собой пирамиду, состоящую из отдельных компаний, самая доходная из которых – интернет-сервер – являлась верхушкой. Музыка находилась на третьем уровне и, возможно, была нужна только для ежегодного списания налогов.
– Я по-прежнему работаю на них, а они откручивают мне яйца.
К концу первой недели его недовольство переродилось в мрачный пессимизм. Он ежедневно приводил мне список очередных компромиссов, на которые его вынуждали идти двадцать четыре часа в сутки.
– День первый, – рассказывал он. – Этот парнишка Клинт, а точнее Винкл-младший, заявил нам, что, хотя ему нравятся записанные нами песни, он с сожалением должен сообщить, что сингла он еще не слышал. А в соответствии с условием контракта, в котором говорится, что мы обязаны предоставить компании «продукцию, пригодную для коммерческих целей», я обязан его написать. В ином случае…
– Что в ином случае?
– В ином случае все что угодно. Если Клинт не получит своего сингла, он может сделать так, что альбом никогда не увидит света. Он сказал, что я обязан написать сингл. Буквально: «Садись и пиши сингл. Пол. Ты не уедешь отсюда, пока мы его не получим». Так началась Третья мировая война.
Я никогда не слышала Пола таким подавленным.
– А у тебя есть выбор?
– Выбор? – Я слышала, как он затянулся сигаретой, он признался еще раньше, что опять начал много курить. – Я бы не назвал это выбором. Либо я предоставляю им песню в радиоформате, либо, по словам Фельдмана и Дамьена Вейса, они могут разорвать контракт на основании невыполнения обязательств.
– О господи…
– Подожди. Дальше еще хуже. Некая Мередит не знаю из какого отдела – художественного, маркетинга или еще какого – решила озаботиться нашим имиджем. Она хочет пройтись с нами по магазинам и купить новую одежду. Еще она считает, что к новой одежде нам понадобятся новые прически. А еще, как она сообщила мне после двадцатичасовой фотосессии, они планируют поместить мою, черт подери, рожу на обложку альбома. Меня. Не какую-нибудь продвинутую графику, не всю группу, а только меня. Четвертая мировая война.
Интересно, она хорошенькая?
– Я думала, ты имеешь право голоса в таких вопросах.
– Это все фигня. В контракте сказано, что с нами должны консультироваться. И ни слова о том, что обязаны выполнять наши пожелания. Единственная хорошая новость – то, что это сражение я выиграл. Правда, дорогой ценой. Я сделаю им этот, черт подери, сингл, а они не будут печатать мое лицо на обложке.
Я очень люблю Пола, но за такое равнодушие к успеху мне иногда хочется его ударить.
– Объясни мне, почему ты не хочешь, чтобы твое лицо было на обложке.
– Элиза, моя поджелудочная…
– Ты привлекателен. А это полезно для продаж.
– Господи, Элиза, я не хочу, чтобы мой альбом покупали потому, что я привлекателен. – Он закашлялся, потом продолжил: – День третий. Возвращается Клинт. И у него появляется отвратительная привычка заканчивать каждое, черт подери, предложение моим именем. «Как идут дела с новой песней, Пол?» «Через три дня начинаем работать в студии, Пол». «Ты не уедешь из Калифорнии, пока не напишешь сингл, Пол». «Мы не можем планировать видео, пока у нас не будет этой песни, Пол».
Я ясно представила себе, как Пол шарит рукой по животу, пытаясь нащупать свою инфернальную поджелудочную.
– Я соскучилась, – сказала я.
– Да. Я тоже. – Он опять закашлялся. Звук был такой, будто кто-то лаял у него в пищеводе.
– И с этим видео все против меня. Даже твой брат хочет его сделать.
Пол сошел с ума. Что еще можно подумать?
– Ты ведь шутишь? Ты должен сделать клип.
– Музыка – это не визуальное искусство.
– А как ты собираешься продавать пластинки, если не будет клипа?
– Музыка – не визуальное искусство!
– Визуальное. Музыка – визуальное искусство с первого августа восемьдесят первого года – с того Дня, когда появилось MTV. Мне не нравится это не меньше, чем тебе, но…
– Музыка – не…
– Хорошо. Я все поняла. Мы поговорим об этом когда ты будешь дома. А пока держись. Осталось всего несколько дней.
– Не знаю, как выдержу. Поджелудочная меня убивает, и я почти не могу дышать. Встретишь меня в аэропорту в пятницу?
Для меня это было как выбор между жизнью и смертью.
– Ну хотя бы скажи, что постараешься.
– Я постараюсь.
Я не поехала в аэропорт. Вместо этого все пять с половиной часов, пока Пол был в воздухе, я с интервалами в пятнадцать минут звонила в службу автоматической информации, чтобы убедиться, что все в порядке. Так же было, и когда он улетал.
Когда я услышала его топот на лестнице, я выскочила на площадку и перегнулась через перила. Через плечо у него болталась спортивная сумка, а лицо было усталым и странно бледным для человека, который провел почти месяц на юге Калифорнии.
Не говоря ни слова, он схватил меня за руку, втащил в комнату и силой посадил на кровать. Сначала я подумала, что он злится, что я не встретила его в аэропорту, но он не казался обиженным. Просто очень сосредоточенным.
– Я тоже рада тебя видеть, – сказала я.
– Закрой глаза! – Он бросил на пол сумку и взял гитару.
– Это ты так здороваешься?
Он нагнулся ко мне, быстро поцеловал в щеку и стал настраивать гитару.
– Закрой глаза!
– Ты накурился?
– Не смеши. У меня для тебя сюрприз. Закрой свои, черт подери, глаза.
Я подчинилась.
– Хорошо. Теперь слушай. Так Полу Хадсону удалось осчастливить Клинта. И я не считаю, что продался, только потому… Ладно, слушай…
Он спел несколько нот, нашел правильную тональность и заиграл медленную, мелодичную и, боюсь произнести, очень радиоформатную мелодию.
Она дельфин и ключ от дома.Свеча под ветром в снегопад,Любовь и танец, столь знакомый,И Ангел – лишь на первый взгляд.
Сплошным пятном расплылись ночи.Я до нее не ведал дней.Мне с каждой ночью одиноче.Хочу домой, обратно к ней.
Хор, ураган и солнце,Даже когда собрался дождь идти.Она дороги не укажет,Но держит за руку в пути.
Святая, девственница, шлюха…Все мне отдаст – прошу еще.Отринуть не хватает духа —Весь только ею поглощен.
Это была самая коммерчески многообещающая песня Пола, которая к тому же укладывалась в четыре минуты. Но кроме того, она была романтичной, сексуальной и удивительно напоминала балладу.
– Это о тебе, – сказал он.
Эти слова вызвали во мне такую бурю эмоций, что на один короткий иррациональный момент мне захотелось, чтобы никто, кроме меня, никогда не услышал эту песню. Я больше не желала ни с кем делиться Полом. Я мечтала запереть его в этой комнате и держать в ней, как певчую птицу в клетке. Я хотела, чтобы он принадлежал только мне. И очень не хотела, чтобы всякие Винклы и будущие тупые и бесчувственные слушатели растаскивали на кусочки его талант и топтали его ногами.
Он отложил гитару и подсел ко мне.
– Это так прекрасно! – выдохнула я. – Как она называется?
– В первом варианте «Черт подери, сингл», но Клинт настаивает, чтобы я придумал другое название. Может, я назову ее твоим именем, чтобы приколоться.
Я спиной повалилась на кровать, потянула к себе Пола, и весь остаток ночи он уж точно принадлежал мне, и только мне.
* * *Некоторые люди считают, что наверху для каждого из нас существует генплан, что свободная воля ничего не решает и что мы просто пешки в шахматной партии, которой развлекаются боги, сидя на белых пушистых облаках и осыпая немногих избранных своими милостями, а всех прочих – несчастьями.
Я точно знаю, что это не так. Что даже если мне и придет в голову винить Бога за поднесенное к виску ружье, я буду твердо помнить, что на курок нажимает все-таки мой собственный палец.
Все эти мысли пришли мне в голову после того, как Пол посмотрел в окно лимузина и сказал:
– Застрелите меня. Пожалуйста. Я прошу. Просто прикончите из жалости.
– Дайте мне пистолет, – проворчал Анджело.
– Болван, – сказала Квинни.
