Тиффани де Бартоло - Как убить рок-звезду

Это я и называю судьбой. Судьба – это магнитное притяжение души к людям, местам и вещам, которые нужны именно ей.

После церкви я опять пошел по Шестой, свернул на Гранд и зашел в магазин, в котором был уже раз десять за последние две недели. Там я долго говорил с Гарри – человеком за прилавком. Гарри называл меня мистером Хадсоном, хотя я сто раз говорил ему, чтобы он звал меня просто Полом.

– Хорошо, – сказал я, – беру.

Сейчас я уже вернулся домой и жду. Я убил некоторое время, складывая и убирая в шкаф всю свою одежду, которая валялась на полу. Закончив с этим, я немного пожевал резинку и приклеил ею записку на дверь: «Я НА КРЫШЕ». Потом, захватив с собой ручку и конверт с библиотечными карточками, я полез по пожарной лестнице.

Я жду ее здесь уже почти час. Я замерз и дико нервничаю.

Все.

По прогнозу сегодня ожидалось чуть больше нуля. По-моему, было все-таки меньше, но когда я поднялась на крышу, Пол стоял на краю, у самого ограждения, в джинсах и черной толстовке с капюшоном, совсем окоченевший. Ни шапки, ни перчаток, ни куртки. Он был похож на беженца из стран Восточного блока. И когда я увидела его усталое лицо и опущенные плечи, я почувствовала настоящую боль.

Я не могла понять, чем он занят. Я видела только, что он разрывает пополам и кидает вниз какие-то белые карточки.

– Привет, рок-звезда, – сказала я, надеясь вызвать у него ответный энтузиазм.

Он обернулся, напряженно улыбнулся и подозвал меня к себе. Подойдя, я увидела, что он, не отрываясь, следит за обрывками карточек, медленно падающими на тротуар. На каждой из них было написано по одному слову:

и тому подобные.

– Что ты делаешь?

– Избавляюсь от всего, черт подери, негатива.

Я посмотрела вниз, на замусоренный карточками тротуар.

– Знаю. – У него от холода плохо двигались губы. – Я потом уберу.

Разорвав последнюю карточку, он сел на уступ крыши и притянул меня к себе так, что я оказалась между его коленями. Он засунул руки мне под пальто, положил голову на грудь и тесно прижал меня к себе. Он весь дрожал.

– Я разговаривала с Майклом. Он сказал, что все идет хорошо. Он в полной эйфории. – За подбородок я притянула его лицо к своему. – А ты почему нет?

Он вздохнул. Его неожиданная уязвимость взволновала меня.

– Послушай, ты понимаешь, что тебе удалось сделать сегодня? Тебе полагается быть счастливым.

– Я и есть счастливый. В этом и вся хреновина. Никогда в жизни не был счастливее. Но, когда мечты осуществляются, получается, что это совсем не похоже на то, о чем ты мечтал. Знаешь, что это значит? Это значит, что, даже когда все очень хорошо, этого все равно мало, и это почему-то меня путает.

Я поцеловала его и попробовала отогреть его уши руками в шерстяных перчатках.

– А все твое нахальство – это просто видимость, да?

– Если я скажу «да», ты будешь меньше меня любить?

– Наверное, буду больше.

– Я так рад, что ты это сказала. – Он начал расхаживать взад-вперед по короткой прямой и дальше говорил, обращаясь к моим ботинкам: – Элиза, мне надо у тебя кое-что спросить. И мне нужен только простой ответ. Не ответ в форме вопроса и не, черт подери, монолог на тему моей будущей роли спасителя дикарей и язычников, ты прямо скажешь, что у тебя на сердце, хорошо? Мне надо знать, будешь ли ты со мной, где бы я ни оказался – среди звезд или в канаве.

– Что ты имеешь в виду?

Он сердито топнул ногой.

– Что я тебе говорил насчет вопроса на вопрос? – Он резко развернул меня к себе, силой посадил на уступ и опять начал вышагивать. – Объясняю: если я захочу до конца жизни заливать в машины бензин на заправке, ты останешься со мной?

Если бы у меня был молоток, я бы прибила его к крыше, чтобы он перестал ходить.

– А ты будешь заправщиком, который играет на гитаре и поет, или заправщиком, который лежит на диване и пьет пиво или курит травку все свое свободное время?

– В основном, конечно, первый вариант. – У него было такое искреннее и невинное лицо, что у меня сжалось сердце. – И последнее, Элиза. Ты – это мой дом и моя семья. Я не хочу потерять тебя. Я могу потерять что угодно, но если у меня будешь ты и гитара, все будет в порядке. Понимаешь, что я хочу сказать?

За все шесть лет, которые я была с Адамом, я ни разу не слышала от него ничего такого же важного. Я знаю Пола всего пять месяцев и совершенно уверена, что не хочу провести ни одной ночи вдали от него.

– Да, – ответила я.

– Хорошо. Отлично.

Он попытался стянуть перчатку с моей левой руки, но его собственные руки дрожали, и у него ничего не получалось. Когда он все-таки снял ее, он вытащил из кармана кольцо, как будто сделанное сто лет назад. В середине была жемчужина, окруженная восьмью крошечными треугольными бриллиантами, а все вместе было похоже на цветок.

– Если тебе не понравится, Гарри сказал, что можно прийти и поменять.

Я не успела опомниться, а он уже надел кольцо мне на палец, и у меня открылся рот, будто порвались пружинки, на которых держится челюсть.

– Я знаю, что ты сейчас скажешь, – он поднял руку, не давая мне говорить, – что мне сейчас надо думать совсем не об этом, правильно? Сейчас главное – карьера и группа. Но я понял одну важную вещь: жизнь цельная гораздо важнее, чем любая ее часть в отдельности. И, как это ни грустно, до тебя у меня просто не было никакой другой жизни. Поэтому, если ты любишь меня и хочешь быть со мной… тогда… Ну, что ты скажешь?

Немедленное мое желание было броситься в его объятия и крикнуть «Да!», но секундой позже на меня навалился такой страх, что казалось, он раздавит мне грудь.

Наверное, Пол почувствовал мое сомнение. Он отодвинулся, засунул руки в карманы толстовки, сжал кулаки и так резко сдвинул их вместе, что казалось, ткань должна треснуть у него на плечах.

– Молчание – не очень хороший знак.

Теперь была моя очередь ходить. Я выписывала квадрат – по четыре шага на каждую сторону – и делала резкие повороты на девяносто градусов там, где должны быть углы. Я чувствовала, как вспотела под пальто.

– Черт, Элиза, что ты делаешь со мной?

Я закрыла лицо руками, удивившись, что на мне только одна перчатка. Закрыв глаза и прикусив щеки, я пыталась представить наше возможное будущее, но не могла избавиться от жестокого предчувствия, что в будущем Пола среди славы, женщин и, самое страшное, путешествий будет совсем мало места для меня.

– Есть дополнительный бонус, – сказал Пол. – Если ты выйдешь за меня замуж, мне придется назвать тебе свое настоящее имя.

В его глазах я видела море иных возможностей. Возможностей, о которых можно только мечтать. Сказочных возможностей. Невозможных возможностей. Диск «Бананафиш» станет платиновым; мы купим дом в Уэст-Виллидж; у дома будет веранда сидя на которой Пол станет играть на гитаре и сочинять песни; я буду писать большие статьи для «Соники», и у нас будет ребенок или два – лохматые мальчишки с крутыми рокерскими именами, типа Рекс и Спайк; Вера и Майкл будут жить в соседнем доме, и все, что мы любим и что нам нужно, будет находиться в радиусе пяти ближайших кварталов. Нам никогда не надо будет покидать этот дом и тем более Нью-Йорк, а тем паче этот мир.

– Элиза, скажи что-нибудь.

Я смотрела, как внизу ветер гоняет по тротуару маленькие обрывки белых карточек.

– Мне страшно. Пол.

– Посмотри на меня, – сказал он.

Я потрясла головой, и у меня по щекам покатилась целая армия слез.

Сильный порыв ветра разнес бумажные клочки по всей улице. Теперь Пол ни за что не сможет их собрать.

Он прижал меня к себе.

– Скажи мне, чего ты боишься?

– Что ты потеряешь меня где-нибудь по дороге.

– Я не буду тебя терять.

Я отступила, чтобы посмотреть ему в глаза. И чем дольше я смотрела, тем быстрее уходило напряжение – сначала с лица, потом из тела, а потом я кивнула.

– Это значит «да»?

– Да.

Он взял в руки мое лицо и поцеловал меня так, как утопающий хватает воздух.

В тот вечер состоялся торжественный обед в «Балтазаре». Присутствовали все Майклы, Вера, Квинни, Фельдман и женщина, известная только как «жена Фельдмана», потому что Фельдман редко приводил ее с собой, а когда приводил, ни с кем из нас не знакомил.

– Ее имя начинается на «М», – вспомнила Вера.

– Шерил. – Я была уверена, что ее зовут Шерил.

– Это в каком же языке Шерил начинается на «М»?

Мы с Полом часто заходили к Майклу в «Балтазар» за халявным кофе и круассанами, но никогда не могли себе позволить поесть здесь. Ресторан был большим, многолюдным и шумным, а красная кожаная обивка стен и парижский декор напоминали мне какое-то место из романа Хемингуэя «Праздник, который всегда с тобой», который Пол давал мне почитать.

Когда мы с Полом пришли, шампанское уже лилось рекой, посреди стола стояло блюдо со свежими устрицами, а на концах – жареные кальмары.