Мануэль Скорса - Сказание об Агапито Роблесе
Что при преступном попустительстве гражданских властей округа указанный Сесилио Энкарнасьон приказывает бить плетьми всех несчастных, которые обращаются к нему на испанском языке, государственном языке Республики Перу.
Что он объявил о строительстве так называемого Храма Изобилия, где, по словам этого еретика, все голодные насытятся, для какового строительства силой мобилизует работников.
Что сообщники преступника продают по баснословным ценам куски ваты, смоченные его потом, уверяя, будто от этой божественной жидкости больные выздоравливают, горбатые выпрямляются, слепые прозревают, безногие ходят, немые говорят, и собирают огромные деньги, увеличивающие богатства еретика.
Что, побуждаемые ложно направленным религиозным чувством, которое пособники преступника всячески раздувают, поклоняющиеся ему люди осыпают его подношениями, деньгами и продуктами, а указанный Сесилио Энкарнасьон притворяется, будто не обращает никакого внимания на подарки.
Что с целью показать свою якобы ангельскую сущность он делает вид, – будто соблюдает строжайший пост, однако у нас имеются доказательства, что по ночам, приказав запереть двери церкви, он вовсе не угощает ангелов, будто бы прилетающих, навещать его, а устраивает пирушки со своими пособниками; ночи напролет они едят, пьют, пляшут и предаются плотскому греху с девицами, которых ему, по его распоряжению, доставляют из селений, девицы же эти в простоте своей уверены, что таким образом содействуют продолжению рода Господня.
Что от дьявола мысль, будто дети, которые родятся от этой отвратительной торговли своим телом, будут кровными родственниками Господа нашего Иисуса Христа.
Что в безумии своем этот преступник заявил о смещении нас, законных властителей церкви, и назначил епископами темных людей, которые даже читать не умеют и, подчиняясь ему, только даром загубят навек свои души. Волки в овечьей шкуре! Волки, хуже волков вы, что воздаете хвалы и поклоняетесь святым, которых нет в святцах Матери нашей Святой Церкви!
Что проповедует в поругание христианского учения, будто человек создан не Богом, а ласточкой.
Что наряду с чудесами, свершаемыми выдуманными святыми, которые если и существуют, то суть воинство Сатаны, проповедует существование святого Париакаки, который родился, как он утверждает, из пяти яиц, имеет пять тел – огонь, дождь, молнии, землю и ветер – и может расти бесконечно, если захочет.
Что выдумкой являются также и святой Уайтакури, который звуками своего голоса превращает якобы людей в животных, и святой Уайлальо, тело которого состоит из огня, и святая Чаупиньяка, чье тело есть камень с крыльями, и она оказывает гнусную помощь мужчинам, неспособным удовлетворить женщину, и святой Катикилья, что может заставить людей и животных говорить даже против их воли, и святой Кольикири, способный шагать под землей в течение пяти лет.
Что под покровительством этих фальшивых святых обманщик объявил священную войну против людей белой расы, которые якобы виноваты в несправедливостях, что свершают некоторые дурные христиане против многих индейцев – истинных христиан.
Что, не зная закона природы, он утверждает, будто мужчина и женщина равны, и, желая доказать это, дошел в своем разврате до того, что назначил епископом женщину.
Что указанный Сесилио Энкарнасьон подлежал и подлежит отлучению Jatae sentenfiae [5], и потому мы лишаем его церковного причастия, приобщения к телу и крови Христовой, и отдаем во власть Сатаны.
Чтобы защитить нашу возлюбленную паству, мы. объявляем ересью и обманом все то, что проповедует указанный Сесилио Энкарнасьон, ибо Искуситель говорит устами его, и тот, кто скажет с ним слово или что для него сделает, будет проклят и отлучен.
Наша Святая Католическая Религия есть религия государственная, и политические власти департамента Уануко, допускающие эту недостойную комедию, будут держать ответ перед правительством за небрежное исполнение своих обязанностей, а также за преступную нечестивость».
Глава девятнадцатая
Конец и мораль этой очаровательной истории
Фундамент фасадной стены Храма Изобилия уже достиг одного километра в длину, когда Архангелу Сесилио стало известно, что смещенный епископ посмел отлучить его от церкви. Гнев Архангела не знал границ. Едва лишь прочли ему дерзкое послание бывшего епископа Уануко, Ангел шесть раз подряд тряхнул своим серебряным колокольчиком. Люди прекратили работу. Архангел приблизился к большому камню в форме креста, на котором обычно отдыхал. Он был так бледен, что лицо его почти не отличалось от белоснежной мантии.
– Сегодня прольются с неба потоки воды,.завтра – потоки крови, потом – потоки огня, л я покину вас. Проклятие городу Уануко! Проклятие тем, кто возит в этот город продукты и продает их грешникам, которые презрели мои поучения, а ведь сам Господь Бог приказал мне спасти индейцев Перу. Да будут прокляты!
Лицо его стало черным, потом побелело, посинело, позеленело, налилось кровью. Он тяжело дышал, ибо грудь его переполняла священная жажда полета. Но когда прошел первый страх, люди поняли, что Ангел – единственный ангел-индеец на весь рай! – не может улететь от них в самом начале войны, которую он же и объявил. Епископ Иерусалима, епископ Мадрида, епископ Парижа, епископ Нью-Йорка и епископ Пекина с песнями и танцами переходили от одной группы к другой. Близился час великой битвы. Ангел стоял на коленях, и цвет его лица менялся ежеминутно. Цвета радуги проплывали по его лицу, цвета флага индейцев кечуа! Музыканты надрывались, душный воздух, казалось, еще накалялся от пламенных звуков. Все уважаемые люди, алькальды, все власти, местные и приезжие (пригласили и Агапито Роблеса), приняли решение объявить блокаду нечестивому городу Уануко. Посланцы отправились во все стороны с. точными инструкциями: всякая торговля с Уануко прекращается. Что бы ни случилось, ненавистный город ни под каким видом не получит ни одного самого крошечного клочка мяса, ни одной гнилой картошки. Лучше бросить продукты свиньям, раздать бродягам, пусть гниют в амбарах, все, что угодно, лишь бы не досталось проклятым грешникам взращенное нашими руками, теми руками, что оставили теперь плуг и в ярости схватились за нож.
А в одном из кабинетов муниципалитета города Уануко капитан Саласар спрашивал алькальда Нивардо Трельеса:
– Все так и есть, как вы рассказываете, господин алькальд?
Алькальд вытер лоб платком.
– По-вашему, капитан, я похож на болтуна? – Нивардо Трельес принял оскорбленный вид. – Вы сами можете убедиться. Окажите мне честь, пойдемте вместе на рынок. Там пусто, никто не торгует. Спросите хозяек. Уже пять дней, как в Уануко нет мяса.
– Только вчера меня угощали жареным мясом.
– Наверное, в поместье, капитан.
– Да, это правильно.
– А в городе кончаются припасы. Если так пойдет, жители могут шум поднять.
– Чепуха!
– Вы ведь знаете индейцев, капитан. Они упрямы, хитры, лицемерны. Но если уж они что решили, с места их не сдвинешь.
Капитан взял фуражку.
– Я к вашим услугам, господин алькальд.
Они обошли угрожающе тихий рынок и все индейские кварталы. Через три дня, соблюдая необходимые предосторожности, отряд под командованием капитана Саласара в полном боевом снаряжении выступил из Уануко. Капитан рассчитывал днем войти в Пумакучо. Переночевали в поместье «Кольпа» и на рассвете двинулись дальше. То, что они встречали на своем пути, не предвещало ничего хорошего: целые селения снимались с места и уходили. Один сержант, индеец из Уанкайо, разузнал, в чем дело. Люди убегали потому, что гора Сан-Кристобаль будет биться с горой Рондос. Эти две горы, на склонах которых по берегу Уальяги раскинулся среди зеленых рощ город Уануко, должны бороться за честь командовать авангардом армии, что сзывает Ангел. Три дня и три ночи продлится бой между Сан-Кристобалем и Рондосом, в развалины обратится надменный город Уануко. «Чепуха!» – воскликнул капитан. Вдали виднелось селение Пумакучо. Люди стояли на коленях, горячо молились. Напрасно толкал их капитан. Они глядели только в небо. Капитан Саласар приказал отряду развернуться. Солдаты быстро перекрыли выходящие на площадь улицы. Капитан с остальными своими людьми, с саблей наголо вступил на площадь. Она была пуста. «Ангел удрал в Льякон», – сказал какой-то лавочник и крикнул: «Да здравствует армия!» Божественный Сесилио предсказывал: явится толстый человек, усы редкие, голос пропитой. И вот стоит перед лавочником капитан Саласар – толстый он, усы у него редкие и голос пропитой. Епископ Парижа еще три дня тому назад показывал портрет капитана, нарисованный одним из художников, которым Ангел поручил украсить фризом северную стену Храма Изобилия. Мало того: Ангел предсказал, что ровно в двенадцать часов войдут в Пумакучо солдаты. Только что у них получится? «Пусть приходят, когда хотят. Едва они спустятся в долину, ружья их превратятся в змей». Но пока что пророчество не сбывалось. Капитан Саласар приказал обыскать селение. В два часа ему доложили, что Ангела на серебряных носилках понесли в горы. «Чепуха!» Ругаясь, капитан подгонял солдат. Под раскаленным солнцем, обливаясь потом, прошли пол-лиги и увидали толпу, входившую в селение Льякон. Капитан в бинокль видел ангельски спокойное лицо Сесилио Энкарнасьона. Носилки скрылись среди домов. «Бегом!» – скомандовал капитан. Солдаты окружили селение, принялись искать Ангела. Капитан зашел в лавку выпить дива. В три часа унтер-офицер Рентерия доложил: «Ангела в селении нет». – «Чепуха! Вы его приведете в назначенное мною время, а может, и раньше». – «Мы обыскали все селение, дом за домом, мой капитан». – «Чепуха». Капитан выпил еще пива. В четыре Рентерия повторил то же самое. «Чепуха», – снова сказал капитан и отправился искать Ангела сам. Он входил в каждый дом, обыскивал каждый двор, залезал во все спальни, во все амбары – нигде никого. Капитан побледнел немного и продолжал искать. Шесть раз осматривали солдаты каждый дом, муниципалитет, церковь, школу, тюрьму, колокольню… Никого. Солнце брызнуло золотом по лиловым склонам. «Чепуха!» Пот лился по лицу капитана.
