Крис Клив - Золото
А когда он наконец прозвучал, она ощутила его всем своим позвоночником. Он напрямую соединился с жизнью, которую она сфокусировала в одну мстительную, жаркую точку. Свисток привел эту жизнь в движение. Она надавила на педали еще до того, как мозг услышал выстрел стартового пистолета. Осознание реальности пришло тогда, когда она проехала уже двадцать ярдов. «Началось!» – сверкнула первая и последняя четкая мысль.
К ней вернулась вся ее техника; заработало все, закодированное в ее теле. Катясь по первому крутому наклону, она опустилась на седло. Передвинула руки ближе к середине руля, выровняла локти и приняла аэродинамичную позу. Сознание принялось выдавать какие-то разрозненные, бессвязные отрывки: «Черт, черт, черт, проиграю!» А еще: «Туфли. Мне нужна новая пара туфель». А еще: «Ее зовут Рио, и она танцует на песке». Сердце ее билось со скоростью сто сорок ударов в минуту, система пищеварения отключилась начисто ради сбережения энергии. Ее злость преобразовалась в жжение в мышцах. Жжение в мышцах превратилось в скорость. Мелькали странные слова в голове: «Индий, олово, антимоний, теллур». А еще из «Бегущего по лезвию»: «Я повидал такое, во что вы, люди, не поверите». Добравшись до второго крутого наклона, она набрала привычный для себя ритм, а сердце выдавало уже сто пятьдесят ударов в минуту, разум онемел, поле зрения по краям начало расплываться. Вот так ее организм перекрыл подачу крови к тем системам, которые сейчас не имели значения. Сознание выдало последнюю фразу, почему-то из «Макбета»: «И вот уж лес пошел на Дунсинан. К оружью, в поле!» Потом оно смолкло. Сто семьдесят ударов сердца в минуту; с губ слетают непроизвольные стоны. После шести кругов сердце Зои выдавало уже сто девяносто ударов. Она бы даже свое имя вспомнить сейчас не смогла; она почти ослепла. А потом к ней пришел странный покой. Каждый горький джоуль злости преобразился в скорость. Она была выпотрошена вся, без остатка. У нее не осталось даже боли. Она внимательно слушала безмолвную музыку – свист рассекаемого ею воздуха. Это был звук Вселенной, выказывающей милосердие к ней. Она наконец стала никем.
А потом что-то пошло не так. Медленно – поначалу как шепот, а потом как рокот, который ни с чем невозможно спутать, Зоя услышала позади себя велосипед Джека, его хриплое дыхание. На восьмом круге он начал ее нагонять. Она работала на пределе отдачи, и он тоже. Просто Джек был быстрее, и с этим ничего не поделать.
Когда тебя догоняет другой – это дело очень личное, интимное. Прежде Зою никто никогда не нагонял. Она слышала каждый звук, вырывавшийся из легких Джека, она слышала, как его дыхание замирает всякий раз, когда он жмет на педаль. Она слышала изменения в шипении воздуха, обтекавшего Джека, когда он сильнее прижимался к раме. Зрение Зои выхватывало из черноты только узкий ярко-зеленый туннель – казалось, она едет с включенной зеленой фарой. Кроме этого туннеля, существовало лишь ее дыхание и дыхание Джека, все ближе и ближе. Где-то там, в темноте, люди выкрикивали его имя. Мрак наполнился галлюцинациями: мимо Зои проносились высокие пальмы на морском берегу; она видела зеленые пятнистые тени и асфальтовую дорогу, сворачивающую влево, слышала детский смех, перекрывавший свист ветра. Она вложила в гонку последние силы, надеясь, что сердце ее разорвется, и тогда ей больше не придется слышать этот ужасный смех.
А потом Джек что-то сказал. Ему даже не пришлось кричать, потому что он был слишком близко. Он сказал:
– Мне очень жаль, Зоя.
Он попросил у нее прощения. Она знала, что только такие извинения что-то значат, она понимала, как непросто было произнести их – при том что и он, и она мчались с бешеной скоростью, а сердца колотились по двести ударов в минуту. Зоя понимала, чего ему это стоило.
Она могла бы принять его извинения. Она могла бы сбросить скорость, проехать пару кругов, отдышаться. Ей даже хотелось этого. Но какая-то тупая злость, закодированная в ней годами, руководившая автоматически ее телом, заставляла Зою мчаться вперед – пусть даже до потери сознания. Она отдала этому всю себя. Она была близка к обмороку. Ее велосипед начал вилять и качаться.
А потом был удар.
В первый момент Зоя не поняла, кто упал – она или Джек.
Потом в ее глазах что-то начало проясняться. Вернулись цвета. Она держалась в седле и катилась по треку.
Позднее, когда Том ей все объяснил, он сказал, что ни разу в жизни не видел, чтобы кто-то с такой силой ударился о внутреннее ограждение трека. По всей видимости, Джек зацепил ее заднее колесо. Дежурные медики только взглянули на Джека и тут же, уложив на носилки, ввели снотворное – прямо на треке. Потом был допрос, и у Зои спросили, почему она не остановилась. Она ответила, что, скорее всего, находилась в шоке. На самом деле ей ужасно не хотелось, чтобы кто-то видел ее лицо. Хотелось остаться в шлеме, потому что зеркальный визор прятал глаза, а ей нужно было привести в порядок собственные чувства. Если бы ей пришлось гнать велосипед на полной скорости, пока она не умрет, она бы так и сделала. Но вместо того она медленно проехала двенадцать кругов, стараясь не смотреть на лежавшего без сознания Джека. А когда его наконец унесли, Зоя добрела до середины велодрома, чтобы остыть с помощью тренажеров.
Она хотела постепенно, с интервалами в две минуты, снизить частоту пульса со ста шестидесяти до восьмидесяти ударов в минуту, но успела дойти только до ста сорока. Мимо прошли девушки из группы и одарили ее недобрыми взглядами. Зоя пожала плечами. Она ничего такого не сделала, просто изо всех сил гнала по треку велосипед. А потом к ней подошла Кейт. Она дрожала и плакала.
– Ты ведь могла его убить, Зоя.
Зоя добралась до ста тридцати ударов в минуту.
– Я просто катилась по своей дорожке.
– Нет, ты его подрезала. Он увернулся, чтобы не ударить тебя. Но уберечь себя… У него не было ни одного шанса.
– Да не собиралась я его толкать! Я старалась не проиграть, только и всего.
Кейт ошеломленно уставилась на Зою и горько всхлипнула.
– Черт побери! Это же просто гребаная гонка, Зоя! Трудно было выдержать этот взгляд. Тоска острым уколом пробилась внутрь, рассекла гладь спокойствия, которое принесла гонка. Зоя попробовала побороть тоску, только ничего не вышло. Она опустила глаза и медленно покачала головой.
– Я понимаю. Прости меня, Кейт. Не знаю, что на меня нашло.
Кейт долго смотрела на нее, затем подошла ближе и коснулась ее руки.
– Может быть, тебе стоит с кем-то поговорить. Ну, понимаешь? С врачом.
– Да.
– Кто-нибудь мог бы сходить с тобой?
– Да. То есть… конечно. Кейт сжала руку Зои.
– Кто?
Зоя скосила глаза на монитор, показывавший частоту биения ее сердца.
– Куча народу.
– То есть никто, да?
«Не признавайся, – вот какой была первая мысль, пришедшая к Зое. – Не смей больше показывать ей свою слабость. Тебе предстоит не один год соревноваться с этой девицей. Не давай ей преимущества, ни одного дюйма. Придумай семью. Придумай партнера. Придумай пекинеса, но только не говори ей, что ты одна как перст».
Она сказала:
– Послушай, ты добрее меня. И давай на этом закончим.
– Хорошо, – согласилась с ней Кейт. – Но мы могли бы вместе сходить к какому-нибудь доктору. Мы ведь теперь
будем соревноваться друг с другом, правда? Я бы не прочь с тобой подружиться.
Тринадцать лет спустя в своей квартире на сорок шестом этаже Зоя готовила для себя третью чашку эспрессо и пыталась унять дрожь в руках.
«Тебе нужно с кем-то поговорить». Все так советуют, если действительно о тебе заботятся.
Счастливые люди обязательно верят в «кого-то». Именно в этом была разница между Зоей и Кейт. Та шла по жизни, предусмотрительно оставляя рядом с собой некое пространство, в котором мог появиться «кто-то». Даже в самые тяжелые моменты такие люди, как Кейт, способны представить кого-то рядом с собой, кого-то, кто может добрыми словами собрать их из кусочков и склеить. Этот «кто-то» умеет слушать и очень хорошо понимает тебя, и тебе, десятилетней, не пришлось бы тогда этого «кого-то» убивать.
Зоя допила кофе, вымыла чашку и отправилась в ванную принять еще раз за это утро душ. Она постояла под струями теплой воды, смывая с себя все, связанное с молодым врачом и ее агентом, смывая воспоминания о столкновении с Джеком на треке. А когда все это ушло и она снова осталась совсем одна, Зоя заплакала. Легко, без труда. Плач получился почти беззвучным – слезы текли ручьем и смешивались с льющейся сверху водой. Она выплакала все свои беды и несчастья и, чтобы избавиться от мучительной боли в теле, стала репетировать свою чемпионскую речь в Лондоне. «Я очень рада, что сегодня выступила так удачно и не подвела членов своей команды. А еще я благодарна всем за поддержку – и мои фэны вели себя восхитительно, и как же здорово видеть все эти британские флаги… Спасибо вам всем!»
