Эдвард Резерфорд - Сарум. Роман об Англии
Адам напряженно раздумывал, как в этом древнем городе полагается приглашать очаровательную девушку на свидание. Так ничего и не придумав, он просто спросил, согласна ли она встретиться с ним еще раз.
– С удовольствием, – ответила Патриция. – А когда?
– У меня вечером вылет, а вот завтра…
– Значит, завтра. Только ресторан выберу я – вы же не местный, не знаете, где вкусно кормят.
Впоследствии Адам не раз задавался вопросом, когда именно ему стало ясно, что у них с Патрицией завяжется роман. Казалось бы, в ту суматошную пору, перед подготовкой операции по высадке десанта в июне 1944 года, было не до любовных интрижек. Однако же, увидев Патрицию на пороге старого викторианского особняка в Милфорд-Хилле, где были расквартированы служащие Женского вспомогательного территориального корпуса, Адам понял, что влюблен.
Вчера он весь день думал о ней – ну или почти весь день; в ночном небе, под обстрелом вражеской артиллерии, когда требовалось сбросить на противника две тысячефунтовые бомбы, было не до мыслей о Патриции, но, возвращаясь на аэродром, он вспоминал ее смеющееся лицо, золотистые волосы и лукавый взгляд.
Подготовка к операции «Оверлорд» шла полным ходом. На летных полях в Ибсли и Тракстоне, где стояли бомбардировщики «Рипаблик П-47», и на аэродроме в Стоуни-Кросс, близ Нью-Фореста, где базировались истребители «Локхид П-38», летчики то скучали, ожидая приказов о вылете, то отправлялись в смертельную схватку с противником в небесах над Северной Францией.
Те, кто ежедневно рисковал жизнью, о будущем не думали. Патриция наверняка понимала, что их связь будет коротка, – каждое страстное свидание могло стать последним.
Весь день Адам провел в надежде на встречу.
Когда Патриция, смущенно улыбаясь, вышла на порог, Адам сразу понял, что и она о нем думала.
– Я тебе подарок принес, – сказал он, протягивая ей небольшой сверток: две пары нейлоновых чулок.
– Ах, какое чудо!
Ужинали они не в городе, а в Харнгеме, на самой окраине Солсбери, в ресторане «Старая мельница».
– Это и впрямь мельница! – удивленно воскликнул Адам, поднимаясь по скрипучей дубовой лесенке, ведущей на второй этаж.
Столы стояли у широких эркерных окон, а в углу обеденного зала красовался рояль.
– Здесь когда-то была мельница, а до того – сукновальня, – сказала Патриция. – Наш захолустный городок когда-то был центром английской суконной торговли.
– Надо же! А чем еще славен Солсбери?
– Джон Констебль создал у нас свои лучшие пейзажи с видами собора.
– Правда? – улыбнулся он. – У вас тут и впрямь исторические места.
– Да, – согласилась Патриция.
Их накормили превосходным ужином. Они распили бутылку неплохого красного вина, а потом вернулись по заливным лугам в город, где высилась серая громада древнего собора. На деревянном мостике через реку Патриция и Адам поцеловались.
– Какие у тебя планы на вечер? – спросила она.
– Я заночую в гостинице «Белый олень».
– Ах вот как!
– Я снял там лучший номер – на случай, если приеду с женой.
– А ее фамилия тоже Шокли?
– Ага, – ухмыльнулся он.
Она взяла его под руку:
– Что ж, вперед, Шокли.
Полчаса спустя он счастливо вздохнул:
– Шокли, похоже, ты взяла инициативу в свои руки.
– Никак нет, – рассмеялась Патриция. – Я просто изголодалась.
В девять часов вечера Джон Мейсон поднялся на крыльцо особняка в Милфорд-Хилле и объяснил девушке, открывшей дверь, что пришел повидаться с Патрицией Шокли.
– Сейчас позову, – ответила она и скрылась в глубине дома.
– Она с американским летчиком гулять ушла, – донеслось из чьей-то комнаты.
У Джона Мейсона мучительно заныло сердце.
– Она вышла, – объявила девушка, выйдя на порог.
Мейсон понуро побрел на улицу. Сгущались теплые летние сумерки. Может быть, Патриция скоро вернется? Он решил подождать ее у подножия холма.
В десять часов вечера он собрался было уходить, но передумал. В половине одиннадцатого к особняку подошел подвыпивший американский солдат. Мейсон раздраженно велел ему уйти.
– Это еще почему?
– Потому что я адвокат и сейчас военную полицию вызову.
Солдат грязно выругался, но в драку ввязываться не стал – Мейсон превосходил его размерами – и ушел восвояси.
К полуночи надежды у Мейсона не осталось.
Домой он отправился только во втором часу ночи.
Роман Адама Шокли и Патриции Шокли продолжался весь май. Обычно они встречались в Фордингбридже или в Даунтоне, на полпути между Солсбери и военной базой Адама, но однажды он приехал в город на автобусе, и Патриция отвезла его в своем «моррисе» на взгорье, к развалинам крепости на холме.
– Я покажу тебе Сарум, – пообещала она.
– А как же…
– Ничего страшного, укромное местечко найдется.
Они осмотрели древние руины и поглядели с холма на равнину, полную закамуфлированной военной техники, а потом поехали в долину Эйвона. Близ деревни Эйвонсфорд Патриция воскликнула:
– А теперь – пикник!
Адам взял из машины плед и корзинку с припасами, и Патриция вывела его по тропке на взгорье.
– Я это место обнаружила в прошлом году, – объяснила она. – Правда, отсюда великолепный вид открывается?
Неподалеку высился курган с купой деревьев на вершине.
– А там что? – спросил Адам.
– Не знаю… Давай посмотрим.
Они прошли через поле, вспугнув облако синих бабочек, и поднялись на курган, где обнаружили за стеной древних тисов зеленую лужайку.
– Странное место, – сказал Адам.
– Странное и безлюдное, – с улыбкой согласилась Патриция, расстелив плед на мягкой траве, согретой полуденным солнцем, и неторопливо расстегивая пуговицы жакета. – Отличное место для пикника.
Адам лучился счастьем, что не ускользнуло от внимания его товарищей-летчиков. Они дружелюбно поддразнивали его и гадали, что означают сообщения, которые время от времени оставляли для него телефонистки, – «Даунтон, 2.30». Поскольку имя своей пассии Адам назвать отказался, она так и стала для всей военной базы «Даунтон два тридцать».
Патриция тоже сияла от радости, хотя всякий раз, как Адам улетал на задание, проводила ночи без сна, орошая слезами подушку. Однажды Форест-Уилсон пригласил ее на ужин, но она вежливо отказалась. Бригадир не стал настаивать, лишь с сожалением взглянул на нее, догадываясь о причине отказа.
Спустя несколько дней Форест-Уилсон, заметив новые нейлоновые чулки Патриции, сразу понял, что ее возлюбленный – американец.
Адам и Патриция, наслаждаясь отпущенными им краткими неделями счастья, обходили молчанием только одну тему, – жизнь после войны. Однажды он нерешительно упомянул о возможной встрече осенью, но Патриция быстро оборвала его:
– Не надо об этом, сглазишь.
Адам Шокли решил, что неплохо бы уговорить Патрицию переехать в Филадельфию.
Ее суждения не раз изумляли Адама. Патриция так решительно выражала свое мнение, что Адама это настораживало.
Как-то раз они зашли в магазинчик в Фордингбридже, где старая продавщица с подчеркнутым уважением обращалась к Патриции «мисс».
– Это признак английской сословной системы? – с улыбкой спросил Адам.
– Да, – сердито ответила Патриция. – Ничего, после войны все изменится.
– А что, это так важно?
Она со вздохом указала на латунные буквы на погонах форменного кителя – «F. A. N. Y»[62]:
– Видишь? Я служу в подразделении Женского вспомогательного территориального корпуса, которое предоставляет водителей для высшего командного состава.
– Ну и что?
– Ты не догадываешься, кого туда принимают?
– Тех, кто хорошо водит автомобиль?
– Нет. Тех, у кого правильное произношение. Девушек знатного рода, из хороших семей, из высших слоев общества.
– Да, я об этом слышал, – пожал плечами Адам.
– Если честно, то девушки из простых машину водить не умеют. По-моему, это несправедливо! – воскликнула Патриция и, улыбнувшись, добавила: – Вот такая я бунтарка.
«Интересно, как же она бунтовать собирается?» – подумал Адам.
В другой раз, увидев на рыночной площади американского солдата, скупающего продовольствие, она укоризненно покачала головой и заявила:
– Нехорошо, что у них так много денег.
– Неужели англичане чужим деньгам завидуют? – удивился Адам.
Патриция недоуменно посмотрела на него и объяснила:
– Нет, не в этом дело. Чему тут завидовать? Деньги солдат развращают.
Он не понял, к чему она клонит, но спорить не стал.
На кургане у Эйвонсфорда, в окружении старых тисов, Адам наконец решил поговорить с ней начистоту. «Прежде чем жениться, хорошо бы понять, что у нее на уме», – подумал он.
– Вот ты утверждаешь, что после войны все изменится… А что именно должно измениться?
– Тебе и вправду интересно? – спросила она, глядя на далекие холмы.
– Ага.
