Лю Чжэньюнь - Мобильник

– Бабушка, это же просто для веселья.

Янь Шоуи взвалил Шэнь Сюэ на плечо и отнес в дом Хэй Чжуаньтоу. Жена Хэй Чжуаньтоу тут же застелила для нее кровать. Янь Шоуи уложил Шэнь Сюэ, а жена Хэй Чжуаньтоу налила чашку горячего гранатового сиропа и передала ее Янь Шоуи. Тот поднес чашку к губам Шэнь Сюэ, но та неловким движением руки опрокинула ее содержимое прямо на одеяло. Пьяная Шэнь Сюэ совершенно преобразилась. Неподвижным взглядом она уставилась на Янь Шоуи и потребовала:

– Кто ты? Наливай, выпьем!

Жена Хэй Чжуаньтоу принесла еще одну чашку с сиропом. Янь Шоуи снова поднес его к губам Шэнь Сюэ:

– Уже налил, давай, пей!

Шэнь Сюэ сделала несколько звучных глотков, потом вдруг остановилась и огляделась по сторонам:

– Где я?

– Спи, мы дома.

Жена Хэй Чжуаньтоу решила пошутить:

– Спи, а когда проснешься, еще и в доме мужа окажешься!

Шэнь Сюэ, услышав такое, вдруг, возьми и заплачь:

– Не выйдет, без моего ведома сами решили мне мужа подыскать. А где его найти-то, нет никого!

Жена Хэй Чжуаньтоу заменила Шэнь Сюэ одеяло и стала ее успокаивать:

– А давай так сделаем: если не захочешь выходить замуж, оставайся со мной навсегда.

Шэнь Сюэ тут же отреагировала:

– Нет, все-таки замуж выйти нужно! Сама-то ты за мужем, а мне запрещаешь!

Сказав это, она глупо засмеялась, повалилась на кровать и уснула. Пока Янь Шоуи сидел у кровати, глядя на пьяную, ничего не понимающую Шэнь Сюэ, у него вдруг возникло ощущение, что он неожиданно на незнакомой дороге встретил родного человека.

Пробыв в деревне пять дней, они засобирались обратно в Пекин. Тем более что им уже стали звонить с телестудии.

Званый ужин закончился, во дворе навели чистоту, и теперь под луной в спокойном забвении застыл обновленный двор с выстроенными заново стеной и воротами. Финиковая пальма бросала на стену свою зыбкую тень, которая то и дело шевелилась от ветра. Когда все разошлись, Янь Шоуи взял бабушку под руку и стал прогуливаться с нею по двору. И тут бабушка сказала ему:

– Хорошо, хорошо все сделали. – Тыча палочкой в направлении стены и ворот, добавила: – Прочно. Надежно.

Янь Шоуи завел бабушку в дом и подвел к кану31. Она присела с краю на стопку одеял, Янь Шоуи расположился напротив. Тут он вынул две тысячи юаней и положил их рядом с бабушкиной подушкой. Не успела бабушка открыть рот, как Янь Шоуи объяснил:

– Это не от меня, а от Шэнь Сюэ, просила передать тебе на мелкие расходы.

Бабушка ничего не ответила, но и деньги не взяла. Вместо этого она потянулась к изголовью и вынула из стоявшей там старой шкатулки потрепанную фотокарточку и направила ее к свету. На этом снимке были трое: Янь Шоуи, Юй Вэньцзюань и бабушка. Все они расположились под финиковой пальмой во дворе: бабушка в кресле, а Янь Шоуи с Юй Вэньцзюань стоя по бокам. Юй Вэньцзюань лучезарно улыбалась. Похоже, у бабушки были с ней особые отношения. Зная об этом, Янь Шоуи лишь спустя два месяца после развода по крупицам стал доносить эту новость до бабушки. Тогда она промолчала, а вот сейчас, глядя на фотографию, со вздохом сказала:

– Можешь ничего не говорить, и так все знаю. Ведь в том, что случилось, она нисколечко не виновата, это все ты.

Янь Шоуи в свою очередь вынул из кармана кольцо. То самое, которое бабушка подарила Юй Вэньцзюань, когда десять лет назад они с Янь Шоуи поженились и вместе приехали в Шаньси.

– Когда мы расстались, Юй Вэньцзюань попросила меня вернуть его тебе. Я несколько дней мучился, все никак не решался сказать тебе.

Бабушка в упор посмотрела на внука:

– Я поняла, что она хотела этим сказать – хотела, чтобы я отругала тебя как следует! – С этими словами она подняла свою палку и ткнула ею в грудь Янь Шоуи: – Эх, ты, впредь будь постояннее!

Потом она взяла кольцо, направила его вверх к лампочке и стала рассматривать:

– Ребенком я росла в бедной семье, мы еле-еле сводили концы с концами. Среди моих сестер отец больше всех любил меня. В тот год, когда я выходила замуж, он продал свой тулуп и купил мне вот это. Мне было шестнадцать лет, когда я пришла в семью мужа, а на следующий год папа умер от тифа.

Янь Шоуи смотрел на бабушку и молчал. Она продолжала:

– Папа был высоким, худым и всю свою жизнь не любил разговаривать. Помнится, когда я была маленькой, а папа тогда молотил по ночам зерно, он всегда брал меня с собой. Вращал жернов и пел мне песни. У меня до сих пор в памяти его голос.

Янь Шоуи продолжал молча слушать бабушку.

– За свою жизнь я больше всего горевала по двум людям. По моему папе, который умер, когда мне исполнилось семнадцать, и по твоему папе, которого я потеряла в восемьдесят два года. Так что две эти горькие чаши я уже испила, только вот никому прежде об этом не рассказывала.

Янь Шоуи по-прежнему молчал.

Между тем бабушка передала кольцо обратно Янь Шоуи. Он-то думал, что она отдаст его Шэнь Сюэ, а бабушка возьми да и скажи:

– Вернешься в Пекин, верни его от моего имени Вэньцзюань. И скажи, что это ей не как для внучатой невестки, а как для моей внучки.

Немного погодя она добавила:

– Пусть детка знает, что хотя внук у меня неразумный, зато бабка его, которая никак умереть не может, пока еще кое-чего в этой жизни понимает.

Янь Шоуи, услыхав это, упал к ногам бабушки и, подвывая, заплакал.

Спустя два месяца из деревни Яньцзячжуан в Пекин приехал один человек, с которым бабушка Янь Шоуи передала мешочек красных сушеных фиников. Эти финики предназначались для Фэй Мо. Они были собраны с той самой финиковой пальмы, что росла у бабушки во дворе, и высушила она эти плоды собственноручно. С ее слов, в прошлый раз ей не понравился нездоровый вид Фэй Мо, а финики обладают тонизирующим свойством. Фэй Мо, приняв гостинец, деловито прикинул его вес:

– Наша бабушка неграмотная-то неграмотная, однако непростая. – И, взглянув на Янь Шоуи, добавил: – Теперь я обременен долгом съесть все эти финики.

Вернувшись из Шаньси, Янь Шоуи и Шэнь Сюэ стали жить вместе.

Наступила зима.

Во время очередного заседания, на котором обсуждался проект новой передачи «Хочешь? Говори!», Фэй Мо взбунтовался. Если раньше Фэй Мо и случалось вспылить, то делал он это полушутя, но на сей раз он действительно рассердился. И дело было не в том, что у него не лежала душа к теме ток-шоу или кто-то снова задел его самолюбие. Его взбесила сама атмосфера собрания.

Офис, где велась работа над передачей, делился на приемную и собственно кабинет. В приемной находились пять горячих телефонных линий. Там трудились две девушки, которые с утра до вечера принимали и записывали поступающие звонки. Сами девушки, шутя, именовали себя «девушками по вызову», поскольку в их ежедневные обязанности входили бесконечные контакты с людьми. После поднятия рейтинга шоу все пять линий звонили с утра до вечера, не переставая. Одни зрители жаловались на какую-то передачу, другие хвалили, третьи указывали на ошибки. Отдельная категория любила задавать совершенно дикие вопросы. Например: «Если в жилых районах разрешают держать собак, то почему нельзя держать свиней?» Или: «Что делать, если некий Чжан Чуньшэн уехал на заработки в Пекин, а с его женой переспал деревенский староста?» Или: «Лао Лян нашел пять тысяч юаней и вернул их хозяину, теперь они просили рассудить, следует ли одну тысячу отдать нашедшему в качестве вознаграждения?» Или: «К вам обращается маслобойная фабрика города Цанчжоу. В прошлом месяце мы зарегистрировали наши пироги под названием "Хочешь? Говори!", и теперь, если вы не измените название своего ток-шоу мы будем рассматривать это как посягательство на наш бренд». Помимо этого, звонили юные особы, желающие выслать ведущему Янь Шоуи свои фото с просьбой получить от него номер телефона…

Кабинет, где собирались сценаристы и режиссеры, находился в глубине. По площади он был немного больше, примерно пятьдесят-шестьдесят квадратных метров. По всей комнате в свободном порядке стояло десять с лишним столов, отделенных друг от друга перегородками. Ну а в центре оставалось свободное пространство, где проходили планерки на составленных в круг стульях. Янь Шоуи как ведущий и ответственный за передачу через стенку имел свой небольшой кабинет. Рабочий стол Фэй Мо стоял там же.

Сегодня намечалось большое совещание, поэтому его планировали провести в большом кабинете. Предполагалось обсудить следующий выпуск передачи. Его рабочая тема звучала так: «Почему хэнаньцы любят обманывать». Однако еще до начала собрания Фэй Мо в их маленьком кабинетике стал выходить из себя. Он заявил Янь Шоуи, что ему надо высказаться. Но высказаться ему хотелось не о будущей передаче, а насчет всех предыдущих выпусков. По его мнению, передачи, вышедшие в эфир за последние два месяца, скатились со своего уровня, стали какими-то фривольными, бессвязными, слабыми в профессиональном смысле. «Другими словами, – сказал он, – бывают моменты, когда гайки надо либо завинтить, либо расслабить. И если сейчас мы не одумаемся и не устроим разнос, как на Лушаньском пленуме32, то неизвестно, до чего мы вообще докатимся». Фэй Мо распалялся все больше и больше. Заметив, что разозлился он не на шутку, Янь Шоуи насторожился. Однако он все еще не мог понять, действительно ли недовольство Фэй Мо связано с рабочими моментами или же он просто срывает свой гнев из-за очередной семейной размолвки. Из-за этой неопределенности Янь Шоуи пока решил ему поддакивать. Что ни говори, неудовлетворенный человек все же лучше, чем довольный всем на свете. Ведь только в таком случае можно повышать планку. Поэтому ссоры Фэй Мо с женой в каком-то смысле даже помогали их передаче. Учитывая ситуацию, Янь Шоуи, прежде чем начать собрание, хлопнул в ладони для привлечения внимания.