Джесси Эндрюс - Хейтеры
– Ничего ты не знаешь про Motel 6! Если ни фига не знаешь про эту сеть, то и не позорься.
– Куда это вы, детки, собрались? – выкрикнула Шарлиз.
Никто из нас не знал, что ответить. Шарлиз тем временем подошла ближе.
– А ваши родители тоже с вами путешествуют? – поинтересовалась она.
– Мы играем в группе, – ответил я. – И сейчас у нас вроде как турне.
– Турне, без всяких вроде, – пояснил Кори.
– И учителей с вами нет? – не унималась Шарлиз. – Вообще нет взрослых?
– Мне двадцать один год, – сказала Эш.
Шарлиз очень долго разглядывала ее.
– А им по девятнадцать, – добавила Эш.
Шарлиз медленно закивала.
– И где ваше следующее выступление, если не секрет? – спросила она.
– Вот как раз решаем, – ответил Кори.
– Вообще-то нам негде выступать, – ответил я.
– Ясно, – выдохнула Шарлиз с видом учительницы, которой наконец удалось добиться ответа на вопрос, что такое косинус. – Ясно. Так я и думала. Тогда у меня для вас предложение. Готовы? Слушаете? Предлагаю вам переночевать и поужинать у меня. Но одно условие. Это предложение я сделаю только один раз. Если не согласитесь, не обижусь, но второго раза не будет. Поэтому подумайте хорошенько, если надо, посовещайтесь, и…
– Да, мы согласны, спасибо, – ответил я и, к счастью, ни Эш, ни Кори не стали возражать.
Мы с Кори втиснулись на заднее сиденье, чтобы Шарлиз было лучше видно дорогу, и она могла показать, как доехать до ее дома. Тот находился в паре кварталов.
– А сколько вам лет-то на самом деле? – не унималась она.
– Мне двадцать один. На самом деле, – ответила Эш.
– Если тебе двадцать один, то я Мишель Обама, – заявила Шарлиз.
В машине повисла медитативная тишина.
– А я не Мишель Обама, – пояснила Шарлиз. – Потому что мужчина, за которого я вышла, не президент США. Он скорее президент КН.
Она посмотрела в окно.
– Президент Ковыряния Ног, – сказала Шарлиз вроде как сама себе, и почему-то в тот момент мы поняли, что она нас не ненавидит.
– Мой отец тоже ковыряет ноги, – сказал Кори.
Президент Ковыряния Ног не слишком обрадовался, узнав, что каким-то троим типам с улицы предстоит переночевать у него дома.
– Шарлиз, – заявил он, – этим молодым людям придется уйти.
Мы стояли в гостиной. Он сидел в кресле с чашкой чая и читал книгу «Команда с Маврикия». Судя по обложке, книга была про пиратов. Мужа Шарлиз звали Эд, а его стиль одежды я бы охарактеризовал как «старопердунский хардкор». Сандалии с носками, штаны типа тех, которые надевают в лаборатории поверх своих штанов, и старая рубашка-поло цвета слизи с непонятно как образовавшейся дыркой на пупке. Это был настолько классический «лук», что я даже проникся к Эду уважением.
– Им некуда больше идти. Можешь смириться с этим хотя бы на одну ночь? – выкрикнула Шарлиз со второго этажа, где уже стелила нам постель.
– НЕ-Е-ЕТ, – крикнул Эд, уставившись прямо на меня.
– Да, сэр, – ответила Шарлиз.
– Я не собираюсь нести ответственность за чужих детей.
– Странно, мой хрустальный шар говорит совсем другое.
– Я категорически против этой глупости.
– Мы очень благодарны вам за приют, – сказал Кори, но Эд молча посверлил его глазами десять секунд, а потом повторил:
– Категорически против.
– Ну так подай жалобу в письменном виде, – выкрикнула Шарлиз.
– Я определенно против этой крайне неудачной затеи.
– Эд, кажется, унитаз на втором этаже все еще сломан!
Эд несколько раз выдохнул через нос.
– Шарлиз, – крикнул он ей более спокойным тоном, – а представь, что сюда явится полиция. И обнаружит у нас троих детей – белых детей, чьи опекуны не знают, где они, и не разрешали им останавливаться у нас. Вот честно скажи, что тогда будет?
– Никакая полиция сюда не заявится. И кстати, белый из них только один.
Эд так сильно закатил глаза, что даже удивительно, как у него глазные яблоки не выкатились из орбит.
Далее он принялся пристально разглядывать нас по очереди, видимо, рассчитывая, что кто-то сломается. Стоит ли удивляться, что этим «кем-то» оказался Кори.
– Его родители тоже белые, – заметил Кори и указал на меня.
Эд снова уставился на меня своим взглядом дознавателя ЦРУ.
– Меня усыновили, – я чувствовал себя ужасно глупо. – Я родом из Венесуэлы.
Эд мрачно кивнул, словно эта информация могла ему как-то пригодиться.
– А я выросла в пригороде Нью-Йорка, – непонятно зачем сообщила Эш. Тут Эд прервал нас, раскинул руки и медленно и доходчиво произнес:
– Послушайте. Вы наверняка понимаете, в каком затруднительном положении я оказался. Скажите, не просят ли меня приютить беглецов?
Не совру, сказав, что мы понятия не имели, как на это ответить. Мы просто стояли и задумчиво кивали. Причем пытались кивать так, чтобы эти кивки означали: «мы понимаем, в каком затруднительном положении вы оказались», но никак не «да, мы беглецы, которых вас просят приютить».
– В глазах закона смогут ли меня обвинить в укрывательстве беглых несовершеннолетних? В глазах закона.
Мы продолжили отвечать неопределенными кивками. Кажется, Эд обращался ко мне. «Он думает, я лидер», – понял я и тут же пожалел об этом.
– Скажите, – прогремел он, – не стану ли я соучастником переправы нелегалов по подпольной железной дороге?[26] Новой дороге для белых?
Тут мне пришлось перестать кивать и задуматься, что он имеет в виду. Кори же начал кивать еще усерднее. А Эш покачала головой. Все вместе мы выглядели совершенно по-идиотски. Но почему-то наша реакция удовлетворила Эда. Он улыбнулся и сказал:
– Ха!
А потом вдруг как будто просто забыл обо всем. Откашлялся, глотнул чаю, взял книгу и начал читать, словно нас тут вовсе не было.
Мы поплелись наверх, где нас ждали кровати в трех разных комнатах. Когда я вошел в свою, то обнаружил Шарлиз, которая лежала на полу лицом вниз. Она быстро встала, будто такое поведение было совершенно обычным.
– Просто отдыхаю, – пояснила она, похлопала меня по плечу и вышла.
Шарлиз сказала, что после ужина мы могли бы сыграть небольшой концерт на заднем дворе. Пусть соседи соберутся, выпьют пива и все такое. Я был уверен, что Эд не согласится, но мы все равно порепетировали пару часов после захода солнца, и нам никто не помешал.
Репетиция прошла не очень, потому что никто из нас не помнил почти ни одной песни. А еще мне пришлось привыкать играть с забинтованной ладонью. Но главная загвоздка заключалась в том, что мы еще не до конца разобрались, как играть вместе.
Я, например, только-только начал понимать, что представляет собой Эш как гитаристка. Что ей нравится, и когда она предпочитает это делать. Я только-только разобрался, что она за музыкант. На первый взгляд ее исполнение казалось небрежным и хаотичным, но прислушавшись, можно было понять, что на самом деле у нее все под контролем.
Она не играла в такт. Ей нравилось вступать на долю секунды позже, она всегда играла или больше, или меньше нот, чем нужно. В течение нескольких тактов во вступлении или куплете Эш могла зеркалить басовую партию, но со всякого рода спотыканиями и нотами-призраками. Из-за них партия выглядела уже совсем по-другому. Или, задав классический блюзовый ритм, без предупреждения выдать громкую диссонансную ноту, да так, что мурашки бежали по коже. Все это она делала нарочно.
У нее была своя фишка: выдавать то, чего меньше всего ожидаешь. А от нас с Кори требовалось предоставить ей как можно больше свободы. Мы играли ровный, минималистичный ритм, и те пару часов, когда мы его отбивали, было не совсем понятно, что происходит. Но к концу всем троим начинало казаться: в этом что-то есть.
На ужин пришли четверо сыновей Шарлиз и Эда. Двое из них привели с собой жен и детей. К счастью, нас не посадили за детский стол в гостиной. Мы втиснулись за взрослый, хотя места для всех не хватало.
На ужин была рыба на пару и множество вкусных гарниров. Но добраться до этих гарниров оказалось непросто. Я все время случайно толкал парня, сидевшего рядом со мной, – Эда-младшего или, как его звали, Маленького Эда. В конце концов тот буркнул: «Ты просто скажи, что хочешь, и я тебе возьму, окей?» Сказал это, не поворачиваясь и не глядя на меня.
Больше он ничего не говорил, пока Шарлиз не начала рассказывать, как встретилась с нами.
– У меня сердце упало, когда я увидела Уолтера в аптеке. Ну, вы знаете Уолтера с его чрезмерной заботой об окружающих, даже если у них все в порядке. И вот он видит юношу с рукой, обернутой тряпкой, и как завопит: «Шарлиз! Эй, Шарлиз! Тут нужна твоя помощь!» А я: «Кому нужна?» И в эту самую минуту Уолтер – фьють! – и уносится прочь из аптеки, сбивая с ног людей в очереди и чуть не врезаясь в стену. Но оказалось, тревога не ложная. Этому молодому человеку, Уэсли, действительно нужна была помощь. Уэсли, не хочу тебя смущать, но ты был похож на бомжа, извини, но это так – грязная кровавая тряпка на руке, как будто ты на занятиях бойскаутов перевязки учился делать, и… Квинси, не смеши меня… а в ране грязь, земля, битое стекло – без пяти минут столбняк. В общем, я почистила рану и отправила этих троих восвояси…
