Том Кокс - Под лапой. Исповедь кошатника
Ди тоже сталкивалась с необъяснимым поведением Медведя. Бродя по дому с затычками в ушах, пытаясь побороть мигрень и найти себе полезное занятие, которое не прервется из-за идиотского «тыц-тыц» из-за стены, Ди вдруг слышала «мяу-ау-ау» из-за спины. Оказывалось, все это время Медведь выжидающе бродил за ней по пятам.
– Не уверена, что он меня простил, но, похоже, наконец решил, что не совсем ненавидит, – сказала Ди.
С выводами она, пожалуй, поспешила: минут через пять Медведь незаметно написал на винтажную сумочку, которую у Ди только что заказал покупатель из Сингапура.
– Медведь, ну зачем ты так? – по-доброму спросила она, взяв под передние лапы.
Будь на его месте Ральф, Джанет или Шипли, Ди не поскупилась бы на выражения вроде «чертов гаденыш» или «тупая твоя башка» и пригрозила бы сшить из их шкуры взамен испорченной вещи, но с Медведем она всегда говорила, словно учительница младших классов с аутистичным гением-математиком. Считая периодические разлуки, Ди и Медведь были вместе уже восемь лет, и она по-прежнему не теряла надежды, что однажды он откроется хозяйке. И, надо отдать ей должное, я думал, что на этот раз мечта Ди сбудется. Всего на долю секунды Медведь открыл пасть, будто уже готов поведать о своем тяжелом детстве… увы, оказалось, что у него просто случился приступ астмы.
Несмотря на эмоциональный настрой Медведя, я был уверен, что ему понравится наш новый дом в Трауз, «городской деревушке» на окраине Нориджа. Расстроенные после очередного дня напрасных поисков дома – да и как мы вообще купим другой, если этот трудно продать, – мы вдруг наткнулись на Стейз-коттедж, как на оазис среди жаркой пустыни. Одного взгляда на реку и огромную гостиную, выдающуюся вперед к воде на сваях, было достаточно.
Фотография дома, размещенная в онлайн-объявлении, явно была неудачной: да, норфолкский домик из камня выглядел симпатично, но не привлекал внимания. В действительности коттедж располагался в сотне метров от дороги в компании четырех домов схожего стиля, и такого тихого и спокойного местечка мы еще не видели. При этом до центра Нориджа, нашего любимого города, было всего полчаса пешком, а стоимость аренды – лишь немногим выше той, что я совсем недавно платил за крошечную однокомнатную квартиру на юге Лондона.
Владелец, угрюмый бородатый архитектор по имени Ричард, с гордостью поведал, что обнаружил это место в конце восьмидесятых и с любовью восстановил запущенные дома, а также пристроил новые. В полу гостиной был люк: мы высунулись, чтобы поглядеть, насколько глубокая здесь река, как вдруг к нам присоединился бывший жилец – довольно мохнатый и даже для Норфолка на удивление умиротворенный.
– О, не волнуйтесь, это просто Тибс. – Ричард поднял ее на руки и погладил по больной на вид спинке – артрит – до самого черепаховой расцветки хвоста. – Мы с женой раньше сами жили в этом домике. Теперь перебрались в соседний, но Тибс по-прежнему заходит сюда в гости.
Эта информация оказалась кстати: я как раз боялся спросить о том, каковы здесь правила касательно питомцев – в большинстве контрактов аренды прописано «никаких животных». Вскоре стало ясно, что Ричард будет рад не только нам, но и нашим котам. Не придется даже прибегать к запасному плану, который прежде не подводил: сделать вид, что у нас всего два кота – Ральф и необычайно переменчивое черное нечто, которое может то сокращаться, то увеличиваться в размерах в соответствии с обликом Джанета, Шипли или Медведя.
Переезд пришелся на один из самых жарких дней того года. Когда Дон помог нам выгрузить оставшуюся мебель и пустил своего черного лабрадора – кстати, сам Дон тоже похож на лабрадора – поплескаться в реке, мы устроились на балконе обедать. До окончательного решения проблем с жильем было еще далеко: чтобы хоть как-то продержаться, нам обоим придется больше работать, продать две трети моей бесценной коллекции винила (уже выставили на «eBay»), а учитывая, как искренни мы были с потенциальными покупателями «Дьявольского домика», продать его удастся нескоро, да и наверняка по цене намного ниже рыночной.
Однако на тот момент действовало правило «с глаз долой, из сердца вон». Когда я здоровался со спускающимися к реке байдарочниками и наблюдал, как Шипли и Джанет совершают первые вылазки на луг напротив дома, на ум мне приходило избитое выражение: «Это не сон?» Оно мне не очень-то нравилось, отчасти потому, что в своих снах я опять оказывался на выпускном экзамене и понимал, что у меня нет ручки, и одновременно проходил сквозь бесконечную череду дверей на глазах у друзей и бывших ведущих детской передачи «Флаг отплытия», которые вдруг превращались в волков.
Тем не менее идиллический пейзаж привел нас в восторг. Только теперь я понимаю, что слегка переборщил, прыгнув с радости в реку: соседка потом рассказала, что ее подруга так подцепила инфекционную желтуху.
* * *Теперь я знал о Медведе достаточно, чтобы точно понимать его настроение, и ничуть не удивился, когда через пару дней он вышел из дома и исчез. У меня появилась теория: в каждом новом месте Медведь считал своей обязанностью изучить окрестности на предмет удаленности от бывшей квартиры Актера, и успокаивался он, лишь убедившись, что ее нет в радиусе пятнадцати километров.
Мы не общались с Актером, родной душой Медведя, с тех пор, как два года назад тот уехал в Австралию, но кот-то этого не знал. Вполне возможно, они оба сейчас бродили по полям, чувствуя пустоту в душе, и в ожидании радостного воссоединения вытворяли странные вещи с коробками. В Трауз Медведь далеко уйти не мог: через пару-тройку километров он наткнется либо на реку, либо на двухполосное шоссе, либо на склон для «сухих лыж», и мы с Ди были уверены, что вскоре он надумает повернуть назад. Наша уверенность пошатнулась, когда с момента его ухода прошла неделя. Однако тут нам вдруг позвонила наш риелтор – она показывала «Дьявольский домик» паре пенсионного возраста – и сообщила нечто интригующее.
– Как все прошло? – спросил я и, что удивительно, не прокричал вдобавок: «Умоляю, скажите, что им понравилось, я так не хочу продавать оригинальную пластинку Ника Дрейка «Five Leaves Left»!
– Думаю, они заинтересовались, только лестница показалась мужу слишком узкой, – ответила она. – Вообще-то я звоню не за этим. Скажите, когда я в следующий раз буду показывать дом, вашего кота выпустить или пусть остается внутри?
– Простите, что вы сказали?
– Ваш кот, черный который. Ну, по крайней мере я думаю, что ваш. Когда мы поднялись в спальню наверху, он сидел там в коробке. С очень довольным видом.
* * *Это была самая поразительная выходка Медведя. Да, мы повели себя чересчур снисходительно, выпустив его из переноски по дороге из Холшема в Трауз, и он выглядел невероятно сосредоточенным, когда смотрел в заднее окно, но все же я был изумлен. Мы бросились к машине, на ходу пытаясь сообразить, как Медведь сумел сориентироваться. Откуда он знал, что ему нужен третий съезд на круговой развязке в Хартсиз, а не второй? Как он пересек объездную дорогу А47?
Где-то через полчаса все стало ясно. Угольно-черный кот, который радостно встретил нас у дверей дома, может, и смахивал на Медведя, но только если вы близоруки или по-расистски настроены к котам. Не представляю, откуда взялось это перекормленное существо, игриво помахивающее хвостом, и кто были его хозяева; судя по ровному слою темной шерсти на всех коврах, он явно чувствовал себя как дома. Хотелось бы надеяться, что кот чисто символически предложит нам что-то в качестве арендной платы, ну, скажем, займется уничтожением вредителей в изрытом кротами саду или, еще лучше, осторожно подтащит свою громадную задницу к соседскому «Субару» и заткнет его выхлопную трубу гигантской какашкой… увы, он жил в пустом доме бесплатно. Мы вынесли кота в сад и заклеили кошачью дверцу.
– Сейчас вернемся домой, а Медведь наверняка уже спит, свернувшись на кровати, – сказала Ди.
И оказалась почти права: на следующее утро, уже в нашем чудесном арендованном домике, мы обнаружили его спящим на кресле-мешке. Судя по виду, он был доволен своей местью. Я решил прикинуться равнодушным и прошел с миской хлопьев прямо на балкон, не остановившись погладить или растормошить Медведя, однако мы оба понимали, что это напускное. Не будь он таким сонным – мне показалось, или Медведь угрюмо приоткрыл один глаз, когда я проходил мимо? – наверняка увидел бы: в тот момент меня переполняло чувство облегчения. Глупо предполагать, что это Медведь командовал нашими эмоциями последние двадцать четыре часа, такую невероятную теорию даже наш друг Фолк-Майкл счел бы вздором. Но где гарантия, что перед отъездом из «Дьявольского домика» Медведь не надоумил туповатого дружка с пушистым хвостом заглянуть в пустой дом? В качестве шутки или просто великодушного жеста. Кошки постоянно обмениваются сообщениями на тайном языке, полном тончайших нюансов, – о мини-схватках за власть, о незавершенных делах и предстоящей мести.
