Марси Дермански - Плохая Мари
– Parlez-vous Français? [30] – спросила женщина.
Мари покачала головой.
– Dommage. [31]
– Софи живет в соседней квартире, – пояснил Бенуа. – В доме престарелых был ее телефон. Моя бабушка умерла два дня назад.
– Твою мать, – выругалась Мари.
– Твою мать, – повторила Кейтлин.
– Она умерла? – спросила Мари.
– Она умерла, – сказал Бенуа.
– Но не здесь?
Мари бы не хотелось, чтобы Кейтлин увидела труп.
– В доме престарелых. Они хотят, чтобы я связался с ними и сказал, что делать с телом. Они меня ждали.
Софи в вязаном кардигане снова стала говорить что-то по-французски, отчаянно жестикулируя. Ее голос становился все громче и громче. Вдруг она обняла Бенуа – он заплакал.
– Папочка плачет? – спросила Кейтлин.
– Он писатель, – ответила Мари. – Он очень чувствительный. Все в порядке, Кит Кат. Все в порядке.
Людивин подошла к ним и опять принялась мяукать. Бенуа, растрогавшись, опустился на колени и принялся ее гладить.
– Pauvre chat, [32] – сказал он.
Бенуа Донель не знал, что ему делать дальше.
Мари это понимала. Ему нужна женщина, которая будет руководить им, говорить ему, как поступить. Но Мари не считала, что должна это делать. Он привез ее в Париж. Это его город. Предполагалось, что он отвечает за их благополучие – Мари и Кейтлин. Француженка продолжала говорить, показывая Бенуа какие-то бумаги. Она не осознавала, что он совершенно беспомощен.
– Мне нужно будет заплатить за кремацию, – сказал Бенуа, поглаживая кошку. – И позаботиться об этой квартире. Еще нужно оплатить счета и избавиться от вещей. Я остался один. Еще одно тело, Мари, о котором мне придется позаботиться. Я не думаю, что у меня хватит сил.
Зазвонил телефон. Он звонил и звонил не переставая.
– Я остался один, – повторил Бенуа.
Мари ему не сочувствовала. А она? А Кейтлин?
Он был не один. Хотя, может быть, он понимал, что Мари не может смотреть на него, так он ее злит. Мари надеялась, что это пройдет. Но это Софи, а не она положила руку на плечо Бенуа и сказала ему что-то ласковое, утешительное. По-французски, разумеется. Что Мари было совершенно безразлично. Она на это не подписывалась. На ложь, на измену и, уж конечно, на этот эмоциональный кризис.
Телефон все еще звонил.
– Réponds au téléphone? [33] – спросила потрепанная француженка. По голосу Мари поняла, что она волнуется. Ее саму звонящий телефон тоже тревожил. Она как будто чувствовала напряжение на том конце провода, чувствовала, как нервничает звонящий.
– Не отвечай, – сказала Мари. И удивилась, что это инстинктивное желание – защитить Бенуа, защитить себя – еще присутствует в ней.
Бенуа прошел в другую комнату.
– Oui? – сказал он в трубку.
И замолчал. Воцарилась долгая гнетущая тишина, которую нарушали только крики Людивин. Мари услышала, как Бенуа Донель повесил трубку. Через секунду он появился в коридоре. Вид у него был донельзя удрученный.
– Эллен, – сказал он, обращаясь к Мари. – Это была Эллен.
Софи быстро проговорила что-то по-французски.
Бенуа вскинул руку, как будто хотел оттолкнуть ее.
Сердце Мари бешено забилось. Она невольно отошла от входной двери, словно Эллен могла в любой момент ворваться в квартиру. Что она сказала? Где она? В Париже? В Нью-Йорке? Что она сказала? Что она собирается делать?
– Что она сказала? – спросила Мари.
Лицо Бенуа приняло какой-то серый оттенок. Волосы прилипли к взмокшему лбу. Не отвечая Мари, он подхватил Кейтлин на руки и ринулся к двери.
– Вниз, – потребовала Кейтлин.
Бенуа не опустил ее.
– Возьми кошку, – велел он Мари.
– Нет, – сказала Мари.
Бенуа поднял кошку.
– Моя золотая рыбка, – напомнила Кейтлин. – Пэрис.
– Чертова рыбка, – огрызнулся Бенуа. – Ладно.
Он протиснулся мимо Мари и француженки, держа одной рукой Кейтлин, а другой кошку. Каким-то образом он умудрился прихватить еще и аквариум с золотой рыбкой с кухонного стола и направился к двери.
– Пошли, – велел он Мари.
– Что она сказала? – повторила Мари. Бенуа Донель уже спускался по ступенькам, перепрыгивая сразу через две.
– Нам нужно идти, – объяснила Мари толстоватой француженке. Та наконец-то замолчала; рот ее был широко раскрыт от удивления. По крайней мере, Мари еще могла сказать «мы».
Мари вышла из квартиры покойной бабушки. Бенуа Донель мчался вниз по лестнице. В середине первого марша он выронил кошку, но Кейтлин и золотую рыбку держал крепко. Людивин пробежала несколько метров вперед и остановилась, чтобы подождать их. Мари стала медленно спускаться. Шесть лестничных маршей. Ступенька за ступенькой.
Людивин описывала круги вокруг такси и истошно мяукала. Таксист выругался на Бенуа, и Бенуа выругался в ответ. Обмен любезностями происходил на французском, так что Мари могла отключиться от разговора, а Кейтлин не могла повторить услышанное. Пока еще не могла. Бенуа никак не удавалось поймать чокнутую кошку. В какой-то момент он все же схватил ее, но Людивин выпустила когти и оставила длинную кровавую полосу на его щеке.
– Твою мать! – выкрикнул Бенуа, перейдя на английский.
– Папочка ругается, – сказала Кейтлин.
– Зачем ты ее взял? – спросила Мари. – Мы сами о себе не можем позаботиться.
Как все эти чемоданы, которые пересекли вместе с ними Атлантический океан. Бенуа понятия не имел, что нужно взять с собой, а что оставить в прежней жизни. Он не знал, как начать новую жизнь. Он уже вернулся к ошибке прошлого, к французской актрисе, Лили Годе. Людивин была противная и уродливая.
Кейтлин, к счастью, думала, что все это игра. Она ожидала, что в конце этого длинного дня мама, вернувшись с работы, подоткнет ей одеяло. Она не понимала, что ее жизнь кардинально изменилась. Кейтлин сидела на коленях у Мари. Никакого детского сиденья – оно осталось в Нью-Йорке, в доме из коричневого кирпича. В такси даже не было ремней безопасности, но в этот раз Кейтлин ничего не спросила.
– Кис-кис-кис, – смеялась она. – Киса бегает.
Мари в ярости наблюдала за Бенуа Донелем.
Она злилась не из-за французской актрисы, не из-за украденной книги, а из-за теперешней дурацкой ситуации. Из-за данной конкретной минуты. Она злилась на покойную бабушку, на то, что Бенуа на общественном транспорте притащил их в эту жуткую квартиру, что не предоставил обед в ту же секунду, как Мари захотелось есть. За то, что их местонахождение было уже раскрыто. Эллен уже вычислила, что они в Париже, в квартире бабушки. И кто знает, что еще ей было известно.
Похоже, Эллен знала о своем муже такие вещи, которых не знала Мари. Было время, когда они делились секретами, вместе готовились к контрольным, пекли шоколадное печенье.
– Я позабочусь о нас, – сказал Бенуа Донель.
Он дышал часто и тяжело, как будто у него вот-вот случится сердечный приступ. Глаза у него были испуганные, взгляд дикий. Он бездумно смотрел, как Людивин мечется по машине. Потом поднял руку и вытер кровь со щеки. Мари сжала его ладонь в своей.
– Merci, [34] – сказал Бенуа.
Мари не выпустила его руку.
Возвращение в город заняло гораздо меньше времени, чем утренняя поездка. Кошка постепенно успокоилась и принялась расхаживать туда-сюда.
Мари показалось, что она узнает улицы, по которым они проезжали. Когда такси остановилось, она увидела, что они снова находятся возле дома Лили Годе.
– Нет! – воскликнула Мари.
– Мы поедем в отель, – сказал Бенуа. – Эллен позвонит в банк и найдет нас. Voilà. Fini. [35] Все кончено. Наша grande [36] история любви. Un désastre. Merde, merde, merde. C’est tout. [37]
Даже Бенуа Донель теперь заговорил по-французски, хотя никакой нужды в этом не было. Он говорил с ней, Мари.
– Она нашла тебя в квартире твоей бабушки, – заметила Мари. – Почему она не может найти тебя у Лили?
– Она ничего не знает о Лили.
Это было уже кое-что. Но все равно мало. К тому же Бенуа был недостаточно умен, чтобы перехитрить свою жену. Плюс у него не было собственных денег.
– Что такое merde? – спросила Кейтлин.
Мари улыбнулась. Ребенок схватывал французские ругательства на лету. Умная девочка. Вундеркинд.
– У меня есть деньги, – сказала она. – Наличные. Доллары. Я заплачу за отель. Сама. Мы можем поселиться в отеле. И принять ванну.
Бенуа наконец-то посмотрел на Мари с неподдельным интересом.
– Может быть, – сказал он. – Peut-être. [38] Отель. У тебя есть деньги? Сколько? – Не дожидаясь ответа, он вытащил из кармана горсть скомканных купюр. – Но сначала я должен выпить.
Он заплатил таксисту, и они вышли на вымощенную булыжником улицу. Бенуа держал уродливую, измотанную кошку, Мари держала за руку Кейтлин. Во всяком случае, они вернулись в настоящий Париж; выбрались с этого ужасного социального дна. Такси рвануло с места с такой скоростью, что Мари вздрогнула. У нее все еще была Кейтлин, они все еще крепко держались за руки. И у нее еще оставался рюкзак. Где-то они потеряли дорожную сумку Кейтлин, Мари не знала где. В кафе. На лодке. В метро.
