Эмир Кустурица - Сто бед (сборник)
– Да. Ну и что?
– Это врата твоей души.
– Пупок… врата души! Ты смеешься?
– Нет, я серьезно. А книги – пища для души.
– Тогда душа мне не нужна.
– Человек без души не может.
– А душа… что-то ест?
– Нет. Но чтобы она не утратила силы, необходимо читать…
Она пощекотала меня, и я улыбнулся. Но это вовсе не означало, что я попался на ее россказни о душе.
– Я еще не человек.
– Что ты говоришь?
– Человек – это взрослый.
Я вовсе не собирался ссориться с матерью, потому что был уверен в своей правоте. Но меня бесило, что она кормит меня байками.
Желая не то чтобы приохотить меня к чтению, но просто заставить прочесть хотя бы одну книгу, мать вдруг вспомнила, что я член Союза югославских скаутов. И как-то вечером принесла в мою комнату книгу Стевана Булайича «Ребята с Вербной реки»[19].
– На, прочти! И ты об этом не пожалеешь, сынок!
– Азра, умоляю! Лучше накажи! Хочешь, заставь меня встать коленками на рис, только давай перестанем мучить друг друга!
– За что же тебя наказывать? Ты не сделал ничего плохого!
– Потому что ваше чтение – настоящее мучение! У меня уже на третьей странице глаза слипаются, и мне это ничего не дает! Лучше рис под коленками, чем ваши книги!
Раз уж история со скаутами потерпела неудачу, мать решила обратиться к более популярной литературе. Зная, что ковбоям я предпочитаю индейцев, она на свою тринадцатую зарплату купила для меня полное собрание книг Карла Мая. Однако милый индеец имел не больше успеха, чем предыдущие герои. Как и раньше, мои глаза начинали косить на третьей странице, на четвертой останавливались, а на пятой каменело мое сознание.
Исчерпав свое терпение, отец вынужден был стоически смириться с мыслью, что среди Калемов интеллигентных людей больше не будет.
– Сынок, если так и дальше пойдет, кончится тем, что ты, как герой русской литературы Обломов, прочтешь свою первую книгу, когда выйдешь в отставку! – сделал вывод отец за чашкой кофе, под звуки радио Сараева, передававшего бодрые утренние песни.
Я собирался в школу; уходя на службу, отец категорически бросил мне:
– Вот и все… будет именно так, и никак иначе!
– Обломов, это кто? – спросил я у матери. – Может, он когда-нибудь оставит меня наконец в покое со своими русскими революционерами? Какое мне дело до этих проходимцев?!
– Во-первых, не «он», а «отец». А Обломов… нет, я не знаю!
– Азра, ваша литература меня не интересует! Поднимись на Горицу и глянь там на свою литературу! Она каждый день происходит на моих глазах. У тамошних цыган то и дело случаются какие-то романы или новеллы – в общем, как вы там называете свои истории.
– Книги читают для того, чтобы сравнить свое существование с жизнью других и в конечном счете повзрослеть!
– А что, если я не хочу взрослеть?
– Так не бывает.
– Зачем мне читать, если я могу наблюдать живую книгу? Давай объясни!
– Человеческому мозгу необходимы упражнения, потому что, как ты знаешь, это тоже мышца.
– Раз так, у меня есть кое-что получше.
– Получше, чем чтение? Ну-ка, расскажи…
– Забрасывать шарик в водосточную трубу, чтобы тренировать эту мышцу!
– Дубина!
– А чего?! Это же здорово! Сейчас лето! Читать летом… С чего вам взбрело?..
– Малыш, мне кажется, ты над нами издеваешься, а сам читаешь тайком…
– Почему ты так решила?
– Да потому, как ты выражаешь свои мысли. Послушать тебя, так ты аж три книги прочел!
В отпуск в Макарску мы уезжали с автобусного вокзала. Едва заняв свое место, Азра заставила меня принять навизан, а потом и сама проглотила таблетку от укачивания. Уже в Хаджиче меня начало тошнить и рвать. В Коньце разыгралась настоящая трагедия: водитель отказался остановиться.
– Да поймите, я могу остановить машину только в случае очень серьезной аварии! Я обязан соблюдать расписание!
– Как тебе не стыдно! Ребенка выворачивает наизнанку, а ты мне про расписание! Какое малышу дело до твоего расписания?!
– Надо соблюдать время пути, дуреха! – проорал какой-то грубиян.
– Вот бестолочь! Если я остановлюсь, у меня вычтут из зарплаты. А мои ребятишки? Ты их кормить будешь?
– Не остановишься – я тебя придушу! Плевать мне на твое расписание!
Мать встала за спиной шофера, словно удавку держа в руках полотенце.
Он тут же съехал на обочину и остановился. Я выскочил, и меня вырвало. Я увидел, как автобус, словно склонившийся на ветру тополь, накренился в мою сторону под тяжестью пассажиров, прильнувших к окнам, чтобы посмотреть, как меня выворачивает. Прямо над автобусом висела луна каких-то немыслимых размеров.
– Одна желчь, товарищ.
– Думаете, это не опасно? – разволновалась какая-то старушка.
– Нет, – отвечала мать. – Этому ребенку в автобусе всегда плохо.
После Метковича я уснул. Как ни в чем не бывало, будто и не блевал только что. Сон быстро вернул мне силы, а еще я вдруг сообразил, что в борьбе против чтения усталость может оказаться весьма кстати. Собирая чемоданы, Азра незаметно сунула в один из них книжку с картинками «Дэви Крокетт»[20]. Уже в автобусе она начала листать ее, периодически закрывая, чтобы привлечь мое внимание к обложке. Таким образом она надеялась заинтересовать меня историей про улыбающегося блондинчика в шляпе с хвостом, доходившим ему до плеч, как на шоколадках загребской кондитерской фабрики «Краш», на обертках которых были изображены девушки с падающими им на грудь косами.
Рано утром мы прибыли в Макарску. Сильно пахло гнилыми фруктами – автовокзал примыкал к базару. На прилавке с товаром, погруженным в Метковиче, сидел здоровый детина и распевал: «Разве можно Лондон сравнивать со Сплитом…»
– Хорошо выходные провел? – спросил певец человека, раскладывающего на прилавке паприку.
– Супервыходные, парень! Мы сделали «Динамо», разрази меня гром!
Во дворе воняющего плесенью трехэтажного дома нас поджидал хозяин с голым, как яйцо, черепом, густыми бровями и багровым лицом. Он отдал нам ключи.
– Упаси нас господь от пьяниц и запаха ракии! – шепнула мать.
– Какая ракия, Азра, он пьет вино, – ответил я.
– Все равно, это тоже алкоголь!
Благодаря соседству с родительской спальней я был подкован в таких делах: в зависимости от того, что отец пил накануне, от стен исходил разный запах.
– Откуда он такой взялся? Мы приезжаем, и, вместо того чтобы угостить ребенка инжиром, он спрашивает, почему не выслали денег?! Да еще и говорит, что вообще не стоило приезжать!
В комнате Азру ожидало очередное разочарование, которое она не преминула выразить:
– И это у него полотенца? Паршивые тряпки!
Она бросила их на пол и достала из чемодана наши, а заодно простыни и одеяла и застелила кровать привезенным из Сараева бельем.
– Ну вот, теперь можно считать, что отпуск начался…
Можно подумать, она готовится открыть Олимпийские игры, подумал я, прежде чем провалиться в сон.
Дом оказался совсем никудышным, с поднимающимся из погреба запахом плесени и скисшего вина, зато позволил избежать встреч с мировой литературой. Он находился в двух километрах от пляжа, и долгий утомительный переход был мне на руку.
И все же мать не собиралась отказываться от мысли приучить меня к чтению. При всяком удобном случае она лезла мне на глаза со своим «Дэви Крокеттом». Она читала, а я видел, как она едва заметно усмехается. Но я не попался на удочку. На обратном пути, примерно на полдороге, я наносил чтению последний удар:
– Азра, понеси меня… Ноги совсем не держат…
Согласен, это ненормально, чтобы мать взваливала на себя десятилетнего верзилу почти одного роста с ней. Но мы были недалеко от дома. И в тот день мой план сработал. На завтра я придумал другой.
В расположенном в порту клубе местные ребята, мои сверстники, занимались водным поло.
– Мать хочет, чтобы я тренировался, – сказал я им. – Но что ты будешь делать, в Сараеве нет условий…
На самом деле так я сформулировал те же претензии, что мой отец, переведя их на свой язык. Ведь тот посвящал девяносто процентов своего свободного времени разговорам о политике, причем его коньком всегда было полное отсутствие объектов социальной инфраструктуры для балканского человека. Тут он выкладывал главный козырь – следующую истину: в наших городах нет ни одного бассейна. И это притом что поговаривали, будто Павле Лукач и Мирко Петринич иногда занимаются водным поло в Бембаше…
Мне удалось подбить мать, и она решила пойти поговорить с тренером макарского клуба.
– Почему бы и нет? – заключил тот, смерив меня взглядом. – Когда подрастет, будет ростом с Вели Йоже!
– А это означает, что по телосложению и росту ты относишься к динарическому, то есть средиземноморскому, типу! – заявила мать, гордая тем, что с раннего детства пичкала меня фруктами и овощами, а главное, своим вонючим рыбьим жиром.
