Светлана Талан - Ошибка
За годы работы у Захария Ефремовича Сеня научился держать язык за зубами. Он знал, что многие наивно считают, будто три ночных клуба в центре областного города и небольшая гостиница и кафе на околице позволяли Захарию Ефремовичу жить на широкую ногу, иметь новенький «лексус», шикарный загородный дом и квартиру на сто квадратов в элитном микрорайоне. Только недалекие люди могли допустить, что клубы давали достаточную прибыль, чтобы хозяин мог иногда баловать своих любовниц однокомнатной квартирой в спальном районе, пусть недорогой, без ремонта, но все-таки квартирой.
Сеня был правой рукой еще в одном бизнесе Захария Ефремовича. Да, именно он, обычный администратор. Было время, когда Сеня думал просить хозяина переименовать свою должность в директора клуба, но, поразмыслив, решил воздержаться. Зачем лишний раз привлекать к себе внимание? Разве ему недостаточно получать свои проценты от прибыли? Они позволяли Сене иметь неплохую квартиру, дорогую иномарку и удовлетворять достаточно большие аппетиты своей красавицы жены, несостоявшейся актрисы. Пусть посторонние и дальше думают, что в его большой лысой голове, формой напоминающей тыкву трудяги фермера, нет мозгов, зато никто не догадывается о его счете в банке. И пусть он не миллионер, но на далеко не безбедную жизнь ему вполне хватает.
Вот только таких дней, как сегодня, он не любил. Прибыли никакой, сплошная головная боль. Ведь собралась чуть ли не вся городская элита, и надо услужить всем этим пэрам-мэрам и их дамам, от которых несло дорогими ароматами, как на парфюмерной фабрике. Надо сделать так, чтобы Захарий Ефремович остался доволен. И Сеня, закрыв за последним гостем двери, приступил к своим прямым обязанностям…
Было за полночь. Захарий Ефремович сделал глоток янтарного напитка – ямайского рома – и отставил бокал. Стриптизерша перестала извиваться змеей около шеста и незаметно исчезла, когда стихла музыка, резавшая слух, и зазвучал саксофон. Захарий Ефремович безумно любил джаз. Он с нетерпением дождался, когда полилась волшебная музыка Дайан Ривз[2] «Ощущение джаза». У Захария Ефремовича в такие минуты всегда обострялась чувствительность, и он любил под эту мелодию поразмышлять и пофилософствовать.
На днях он выставил за двери Светлану, с которой прожил под одной крышей полтора года. Она была красивой, дерзкой и нахальной. Считала, что все ей чем-то обязаны, все должно вращаться вокруг нее, крутиться и порхать, как бабочка вокруг огонька. Свое назначение Светлана видела в том, что ею, такой красивой, грациозной, с огромной силиконовой грудью, нужно восторгаться, потакая всем прихотям. И Захарий Ефремович так и поступал полтора года, пока нахальство его «львицы» не перешло все границы.
Светлана заявила, что хочет иметь собственный дом у моря. Мужчина согласился, но при одном условии – она должна родить ребенка. Естественно, Светлана сказала: «Поищи себе для этого другую дуру», на что он ответил: «Я последую твоему совету» – и выставил ее из дома. И сделал он это по двум причинам. Во-первых, он действительно хотел иметь наследника, ведь ни одна женщина так и не подарила ему ребенка. Второй причиной было то, что он хронически не переносил нахальных женщин. Захарий Ефремович мог сделать щедрый подарок, если женщина умела показать, что ее благополучие только в его руках. Тогда он проявлял благосклонность и время от времени дарил с барского плеча не только дорогую шубу, но и квартирку.
– Что задумался, друг? – голос Александра Ивановича, начмеда города, вырвал Захария Ефремовича из воспоминаний.
– Обо всем и ни о чем, – ответил он. – Смотрю вот на эти пьяные морды и думаю: «Зачем мне это надо?»
– Надо, Захарий Ефремович, надо, – вздохнул Александр Иванович. – При нашей работе надо.
– А помнишь, как мы начинали? Славные 90-е, кооператив по пошиву джинсов, море девушек, природа, село Воровское.
– И я – твой охранник, – прибавил Александр Иванович.
– Да-а-а, – протянул Захарий Ефремович, – мой охранник вырос до начмеда, а я – до владельца клубов и по совместительству нардепа. Славные были времена, что ни говори!
– Потому что мы были молодыми и жизнь казалась такой долгой и прекрасной!
– А разве она не прекрасна? Вспомни, нас было четверо. Один сгнил на зоне, второй вообще пропал без вести, потому что безбожно пьянствовал, и только мы с тобой выбились в люди. Ты посмотри, дружище, среди каких людей мы вращаемся! Здесь и начальник милиции, и начальник ГАИ, и даже сам мэр! Разве мы могли мечтать о таком в 90-х?! – пафосно произнес Александр Иванович.
– Интересно, что сейчас на месте нашей швейки? – задумчиво спросил Захарий Ефремович.
– Ты знаешь, мне как-то не очень интересно.
– А меня что-то пробила тоска по прошлому. Давай-ка бросим все к чертовой матери и махнем в Воровское! – сказал Захарий Ефремович, и в его глазах заблестели озорные искорки. – Прошвырнемся по местам нашей молодости!
– Ты что?! А гости? – Александр Иванович удивленно взглянул на друга.
– Гости? Они уже поздравили меня, произнесли тосты, а теперь обжираются и заливают горло водкой. Взгляни на этого, – Захарий Ефремович кивнул в сторону начальника ГАИ, – он уминает жареного поросенка так, что забыл все правила этикета! Обрати внимание, как жир плывет по его бороде и рукам, потом капает на рубашку. Сейчас он сам похож на свинью. Еще полчаса – и все это общество не будет помнить, где находится и по какому поводу. Так что? Попутешествуем по местам нашей боевой и трудовой славы? – Захарий Ефремович подмигнул другу.
– Прости, но не получится. Во-первых, я уже изрядно клюкнул, во-вторых, меня не поймет жена.
– Вот как! Я не учел, что у тебя есть семья, – сыронизировал Захарий Ефремович. – Это я – вольная птица.
– Да не обижайся на меня! – Александр Иванович по-дружески похлопал его по плечу. – Съездим, но не сейчас. Лады?
– Договорились. Однако я все равно отсюда уйду. Веришь, неприятно смотреть на них.
– Куда ты пойдешь?
– Просто побуду в одиночестве.
– Нашел время для одиночества! Давай лучше выпьем!
– Выпей за меня, а я поеду, немного прогуляюсь по ночному городу, – сказал Захарий Ефремович тоном, не допускающим возражений.
– Ты же выпил, – предостерег его друг.
– А тот, за длинным столом, зачем жрет поросенка? За «спасибо», что ли? – Захарий Ефремович кивнул в сторону бочкообразного гостя, и друзья дружно рассмеялись.
Ночной город притих, будто устал от человеческой суеты и шума. На темных силуэтах многоэтажек кое-где светились желтыми и голубыми огоньками окна. Одиноко и тоскливо мигали на перекрестках трехглазые светофоры, уморившись за день давать приказы автомобилям, троллейбусам и автобусам. Движение на дороге стихло, и появилась возможность разгуляться таксистам.
Захарий Ефремович бесцельно ездил улицами, не задумываясь, куда и зачем сворачивает. Он просто наслаждался ездой и тем, что избавился от шумного общества людей, которые дошли до такого состояния опьянения, когда забываются рамки приличия. Он тоже мог выпить, но до свинячьего визга никогда не доходило. Да и кто эти люди? Назвать их близкими нельзя. Друзья? О дружбе не могло быть и речи. Случись с ним беда, никто из них и не вспомнил бы ни о пирушках в день рождения, ни о нем самом. Все они были нужными людьми, вот и все. Захарий Ефремович знал, что слащавые слова в его адрес, приветствия и подарки пропитаны фальшью. Искренним был только один человек – его друг Александр. Их дружба прошла испытание годами, и только на этого человека Захарий Ефремович мог стопроцентно положиться, как на самого себя.
«Лексус» цвета мокрого асфальта выехал за черту города и прибавил скорость на широкой магистрали. Мягкий желтоватый свет галогенных фар выхватил участок безлюдной трассы. Захарий Ефремович решил прокатиться с ветерком – так думалось лучше. Он жил в безумном ритме и нечасто задумывался о смысле жизни, но сегодня из головы не шли мысли о молодости, о жизни в деревне. Конечно, в его молодости было много глупостей, но тогда было весело, а люди вокруг него были искренними. Как же он сам не заметил, что запутался в паутине лжи?
Это случилось тогда, когда он сколотил свой первый капитал и вернулся в город. Изо дня в день Захарий Ефремович вел двойной образ жизни. И теперь у него два обличья, которые прекрасно в нем ужились и при необходимости заменяют друг друга. Днем он добропорядочный, строгий, но справедливый депутат. Ночью начинается нелегальный бизнес. Приходит день – он пример для подражания, всегда подтянутый, гладко выбритый, пунктуальный, весь такой ухоженный. А ночью? Ночью – обычный повеса, бабник. Ему легко давалась ложь, он лгал, и ему всегда верили. Впрочем, ему тоже лгали. Иногда от двойной жизни и вечного обмана самому становилось противно, но это были, как он считал, редкие минуты слабости.
– Как все мерзко! – сказал он вслух и рассмеялся.
