Джеффри Арчер - Лишь время покажет

– Я хотел бы переговорить с вами наедине, Клифтон, – обратился к мальчику мистер Фробишер, когда колокол объявил об окончании подготовки к урокам. – Вы не могли бы зайти ко мне в кабинет?

Вряд ли Гарри забудет и этот день, и эти слова.

Гарри закрыл за собой дверь кабинета, и классный наставник жестом пригласил его занять место у камина, чего прежде не делал никогда.

– Я лишь хотел заверить вас, Гарри, – обращение по имени тоже прозвучало впервые, – то, что вы больше не можете петь в хоре, не повлияет на вашу стипендию. Всем нам хорошо известно, что ваш вклад в школьную жизнь простирается далеко за пределы капеллы.

– Спасибо, сэр, – отозвался Гарри.

– Тем не менее теперь стоит задуматься о вашем будущем. Преподаватель музыки сообщил мне, что для полного восстановления вашего голоса потребуется время. Боюсь, это означает, что нам следует здраво оценивать ваши шансы получить стипендию хориста в Бристольской классической школе.

– Таких шансов нет, – спокойно заключил Гарри.

– Вынужден с вами согласиться, – кивнул Фробишер. – Рад слышать, что вы понимаете сложившуюся ситуацию. Но, – продолжал он, – я охотно подам от вашего имени заявку на открытую стипендию в БКШ. Однако, – добавил он прежде, чем Гарри успел ответить, – в текущих обстоятельствах вы можете счесть, что вам легче будет получить стипендию, скажем, в школе Кольстона или Королевском колледже Глостера, где вступительные экзамены заметно проще.

– Нет, сэр, спасибо, – откликнулся Гарри. – Моим выбором остается Бристольская классическая.

Теми же словами и столь же решительно он в прошлую субботу ответил Смоленому Джеку, когда тот принялся бормотать что-то насчет мостов, которые не стоит сжигать за собой.

– Хорошо, – кивнул мистер Фробишер, не ожидавший другого ответа, но все же посчитавший своим долгом предложить свой вариант. – А теперь попробуем обернуть эту неудачу в нашу пользу.

– И как вы предлагаете мне это сделать, сэр?

– Сейчас, когда вы освобождены от ежедневных хоровых репетиций, у вас будет больше времени на подготовку к вступительным экзаменам.

– Да, сэр, но у меня по-прежнему остаются обязанности…

– И я сделаю все, что в моих силах, чтобы ваш пост школьного старосты впредь обременял вас в меньшей степени.

– Спасибо, сэр.

– Кстати, Гарри, – припомнил мистер Фробишер, поднимаясь с кресла, – я только что прочел вашу работу по Джейн Остин, и меня поразило ваше предположение, что если бы мисс Остин могла поступить в университет, то, возможно, никогда не написала бы ни единого романа, а даже если бы и написала, ее труды, вероятно, оказались бы куда менее прозорливыми.

– Порой и в невыгодном положении есть своя выгода, – пояснил Гарри.

– Звучит не похоже на Джейн Остин, – заметил мистер Фробишер.

– Это не ее слова, – подтвердил Гарри. – Но это сказал другой человек, не посещавший университета, – добавил он без дальнейших объяснений.

Мэйзи глянула на свои новые часы и улыбнулась:

– Мне пора идти, Гарри, а то опоздаю на работу.

– Конечно, мам, – откликнулся мальчик, вскочив из-за стола. – Я провожу тебя до трамвайной остановки.

– Гарри, ты думал о том, что будешь делать, если не получишь эту стипендию? – задала она вопрос, которого избегала вот уже несколько недель.

10

– Как по-твоему, ты готов встретиться с экзаменаторами, мальчик мой? – спросил Смоленый Джек.

– Настолько, насколько это вообще возможно, – отозвался Гарри. – Кстати, я последовал твоему совету и проглядел экзаменационные работы за последние десять лет. Ты был прав, в них есть определенная последовательность, и некоторые вопросы повторяются через равные промежутки времени.

– Хорошо. А как обстоят дела с твоей латынью? Мы не можем себе позволить провалить этот экзамен, как бы хорошо ни справились с прочими работами.

Гарри улыбнулся этому «мы».

– Благодаря Дикинсу на репетиционном экзамене на прошлой неделе я набрал шестьдесят девять процентов, хотя и послал Ганнибала в поход через Анды.

– Всего-то и промахнулся на шесть тысяч миль, – хмыкнул Смоленый Джек. – И что, по-твоему, станет для тебя главной трудностью?

– Сорок выпускников Святого Беды, которые тоже сдают этот экзамен, не говоря уже о двухстах пятидесяти из других школ.

– Забудь о них, – ответил ему Смоленый. – Если ты покажешь все, на что способен, они ничем тебе не помешают.

Гарри промолчал.

– А как поживает твой голос? – спросил Смоленый, всегда менявший тему разговора, когда мальчик умолкал.

– Никаких новостей, – доложил Гарри. – Могут пройти недели, прежде чем я узнаю, стал я тенором, баритоном или басом, и даже тогда не будет никаких гарантий, что я окажусь на что-то способен. Одно можно сказать с уверенностью: БКШ не предложит мне стипендию хориста, пока я похож на хромую лошадь.

– Брось, – ободрил его Смоленый. – Все не настолько плохо.

– Еще хуже, – возразил Гарри. – Будь я лошадью, меня бы уже пристрелили, чтобы избавить от мучений.

Старый Джек рассмеялся.

– И когда же экзамены? – спросил он, хотя и сам знал ответ.

– Через четверг. Мы начнем с общих знаний в десять утра, потом будет еще пять других работ, а в конце в четыре – английский.

– Хорошо, что последним будет твой любимый предмет, – заметил Смоленый.

– Будем надеяться, что так, – вздохнул Гарри. – И молиться, чтобы мне попался вопрос по Диккенсу. О нем уже три года не спрашивали, и я перечитывал его после отбоя.

– Веллингтон писал в мемуарах, – припомнил Смоленый, – что худшая пора любой кампании – это ожидание восхода солнца в утро перед сражением.

– Я согласен с Железным герцогом, а значит, в ближайшую пару недель не высплюсь.

– Тем больше причин не навещать меня в следующую субботу, Гарри. Тебе стоит провести это время с большей пользой. В любом случае, если я правильно помню, это твой день рождения.

– Откуда ты знаешь?

– Смею тебя уверить, что не из «Таймс», где публикуют придворные новости. Но поскольку в прошлом году он выпал на тот же день, я пошел на риск и купил тебе небольшой подарок.

Он взял сверток, упакованный в старую газету, и протянул его Гарри.

– Спасибо, сэр, – отозвался мальчик, развязывая бечевку.

Он развернул газету, открыл маленькую темно-синюю коробочку и недоверчиво уставился на мужские часы «ингерсолл», которые в последний раз видел в витрине магазина мистера Дикинса.

– Спасибо, – повторил Гарри, застегивая ремешок у себя на запястье.

Некоторое время он не мог отвести глаз от подарка. Гарри смотрел на часы и думал: «Надо же! А ведь они стоят шесть шиллингов».

В утро перед экзаменом у Гарри не было сна ни в одном глазу задолго до восхода солнца. Он пропустил завтрак, вместо этого просмотрев несколько старых работ по общим знаниям, сверил столицы со странами, от Германии до Бразилии, даты правления премьер-министров от Уолпола до Ллойд Джорджа и царствования монархов от короля Альфреда до Георга Пятого. Через час он решил, что готов встретиться с экзаменаторами.

И снова он сидел в первом ряду, между Баррингтоном и Дикинсом. И гадал: не в последний ли раз? Когда часы на башне пробили десять, преподаватели прошли по рядам и раздали задания сорока переволновавшимся мальчикам. Ну, тридцати девяти переволновавшимся и Дикинсу.

Гарри медленно прочел вопросы. Добравшись до сотого, он позволил себе растянуть губы в улыбке. Взял перо, окунул в чернильницу и начал писать. Сорок минут спустя он вернулся к сотому вопросу. Глянул на часы – у него еще оставалось десять минут на проверку. На миг он задержался на тридцать четвертом вопросе, усомнившись в первоначальном ответе. Кого отправили в лондонский Тауэр за предательство – Оливера Кромвеля или Томаса Кромвеля? Он вспомнил участь кардинала Уолси и остановился на человеке, занявшем его место лорд-канцлера.

К тому времени, как часы пробили снова, Гарри добрался до девяносто второго вопроса. Он поспешно проглядел оставшиеся восемь ответов, и работу выхватили у него из рук. Чернила на последнем из них, «Чарльз Линдберг», еще не успели просохнуть.

Во время двадцатиминутного перерыва Гарри с друзьями неспешно прогуливался по крикетному полю, где Джайлз набрал сотню перебежек всего неделю назад.

– Amo, amas, amat, – говорил Дикинс, усердно повторявший с ними спряжения, ни разу не сверившись с учебником Кеннеди.

– Amamus, amatis, amant [27] , – твердил Гарри, пока они возвращались в экзаменационный зал.

Когда час спустя он сдал работу по латыни, то был вполне уверен, что набрал больше необходимых шестидесяти процентов, и даже Джайлз выглядел довольным собой. По пути в столовую Гарри приобнял Дикинса за плечи.