Донна Тартт - Маленький друг
– Нет, пожалуйста, – запаниковала Гарриет, но мистер Дайал уже пятился к двери.
Еще увидимся! – бурно жестикулировал и говорил одними губами мистер Дайал. – Машины меня заждались!
– Тогда отвечай только: да или нет, – говорил Хили. – Ты влипла? Гарриет со страхом глядела на открытую дверь. Мистера Дайала, конечно, не назовешь добрым и понимающим человеком, но он хотя бы был толковый: весь такой высокоморальный и несгибаемый, прямо честь и совесть нации. Был бы он рядом, никто ее бы и пальцем не посмел тронуть.
– Тебя арестуют? Полицейский палату охраняет?
– Хили, ты можешь кое-что для меня сделать?
– Конечно! – ответил он, сразу посерьезнев, будто терьер, который почуял след.
Гарриет, поглядывая на дверь, сказала:
– Поклянись.
Говорила она полушепотом, но в ледяной тишине, в комнате, где кругом были одни гладкие пластмассовые поверхности, ее голос разносился слишком далеко.
– Чего? Не слышу.
– Сначала поклянись.
– Гарриет, да ладно тебе, говори уже!
– Возле водонапорной башни, – Гарриет сделала глубокий вдох, ничего не поделаешь, надо говорить все как есть, – на земле валяется пистолет. Мне нужно, чтобы ты…
– Пистолет?!
– чтобы ты нашел его и выбросил, – уныло договорила она.
Да что толку шептать? Как знать, кто их может подслушивать – у него дома или здесь. Вот только что мимо палаты прошла медсестра, а теперь – другая, да еще с любопытством к ней заглянула.
– Черт, Гарриет!
– Хили, я сама не могу туда пойти, – Гарриет чуть не плакала.
– Но у меня репетиция. Мы сегодня допоздна.
Репетиция. У Гарриет сердце упало. Ну и что же теперь делать?
– Или, – тем временем говорил Хили, – я могу сбегать прямо сейчас. По-быстрому. Мама повезет меня на репетицию только через полчаса.
Гарриет вымученно улыбнулась медсестре, которая заглянула в палату. А впрочем, какая разница, чем все закончится? Или отцовский пистолет останется возле башни, где его найдет полиция, или пистолет заберет Хили – и уже к обеду растрезвонит о нем всему оркестру.
– И что мне с ним делать? – спрашивал Хили. – Закопать во дворе?
– Нет! – ответила Гарриет так резко, что медсестра вскинула брови. – Выбрось его… – черт, подумала она, зажмурившись, да говори ты уже, не мямли. – Выбрось его.
– В реку? – услужливо подсказал Хили.
– Угу, – ответила Гарриет, повернувшись, когда медсестра (высокая, угловатая женщина с большими руками и слипшимися от лака седыми волосами) нагнулась, чтобы взбить ей подушку.
– А если он не потонет?
Гарриет даже не сразу поняла, о чем он говорит. Медсестра забрала висевшую на спинке кровати медкарту Гарриет и ушла вразвалку, тяжело ступая. Хили повторил вопрос.
– Он же. металлический, – сказала Гарриет.
Она с ужасом поняла, что Хили там не один и разговаривает с кем-то еще.
Он быстро сказал:
– Ладно! Мне пора!
Щелчок. Растерявшись, Гарриет так и сидела, прижав трубку к уху, пока не раздался длинный гудок. Только тогда она боязливо положила ее на рычаг (потому что все это время она глядела на дверь, ни на секундочку глаз не отвела), снова откинулась на подушки и со страхом посмотрела по сторонам.
Время тянулось еле-еле – безысходно, белым по белому. Почитать было нечего, и голова у Гарриет ужасно болела, но засыпать она боялась. Мистер Дайал оставил на тумбочке религиозную брошюрку, которая называлась “Малышовые чтения”. На обложке был нарисован розовощекий младенец в старомодной панамке, который толкал тележку с цветами, и в конце концов Гарриет от отчаяния принялась ее листать. Брошюрка была написана для матерей с маленькими детьми, и Гарриет от нее затошнило в считаные секунды.
Но она все равно, превозмогая отвращение, прочла тоненькую брошюрку от корки до корки, а потом просто сидела без дела. Сидела и сидела. В палате не было часов, не было никаких картин, не за что было даже взглядом зацепиться, и поэтому все ее мысли, все ее страхи беспрепятственно роились у нее в голове, да боль то и дело волнами вскипала в желудке. Схлынет боль, и Гарриет лежит, хватает ртом воздух, будто ее на миг омыло чистой водой, вынесло на берег, но вскоре в нее с новой силой впивалась тревога. Хили в общем-то ничего ей не обещал. Заберет он пистолет или нет? А если заберет, хватит ли у него мозгов его выкинуть? Она представила, как Хили похваляется перед ребятами из оркестра пистолетом ее отца. “Эй, Дейв, гляди, что у меня есть!” Гарриет поежилась, еще сильнее вжалась в подушку. Пистолет принадлежит ее отцу. И он весь в ее отпечатках. А таких трепачей, как Хили, еще поискать надо. Но, с другой стороны, кого, кроме Хили, можно было попросить о помощи? Никого. Никого.
Время шло. Наконец в палату снова, переваливаясь с ноги на ногу, зашла медсестра (толстая резиновая подошва на ее тапках с внешней стороны вся поистерлась), чтобы сделать Гарриет укол. Гарриет, которая металась на подушке и то и дело принималась разговаривать сама с собой, усилием воли попыталась отвлечься от своих переживаний. Она принялась разглядывать медсестру. У той было улыбчивое, обветренное лицо, морщинистые щеки, толстые лодыжки и неровная походка враскачку. Не будь на ней больничного халата, и ее можно было бы принять за морского капитана, который прохаживается по палубе. На бейджике у нее было написано “Глэдис Кутс”.
– Я быстренько, ты и глазом моргнуть не успеешь, – говорила она.
Гарриет до того ослабла и переволновалась, что даже сопротивляться не стала, перекатилась на живот и поморщилась, когда иголка впилась ей в ягодицу. Уколы она терпеть не могла, когда была маленькая, вечно вопила, рыдала и вырывалась, да так, что Эди (которая умела ставить уколы), пару раз сама засучивала рукава и выхватывала у врача шприц.
– А где моя бабушка? – спросила Гарриет, перевернувшись обратно на спину, потирая зад.
– Ой, господи! А тебе что, и не сказал никто?
– О чем? – закричала Гарриет, засучив ногами и руками, будто краб, пытаясь сесть, подняться. – Что случилось? Где бабушка?
– Шшшшш. Тихо, тихо! – медсестра принялась энергично взбивать подушки. – Она в город ненадолго уехала, только и всего. Только и всего, – повторила она, увидев, как недоверчиво Гарриет на нее смотрит. – А теперь ложись-ка поудобнее.
Это был самый-самый долгий день в жизни Гарриет. Боль безжалостно вертелась и вспыхивала у нее в висках, солнечный свет замер на стене блестящим параллелограммом. Сестра Кутс, шаркавшая туда-сюда вразвалочку с горшком в руках, была редким явлением – белым слоном, который выходил к людям примерно раз в сто лет, и приближение его было слышно за версту. За одно бесконечное утро она взяла у Гарриет кровь на анализ, закапала ей что-то в глаза, принесла воды со льдом, имбирного лимонаду, какую-то зеленую студенистую еду, которую Гарриет оттолкнула, едва попробовав, с грохотом швырнув ложку на яркий пластмассовый поднос.
Ежась от страха, она сидела в кровати, прислушивалась. Коридор был гамаком, в котором раскачивалось безмятежное эхо: болтовня за конторкой, взрывы смеха, постукивание костылей, скрип ходунков – это ковыляли взад-вперед по коридору бледные пациенты из отделения физиотерапии, которые шли на поправку. То и дело оживал селектор, и женский голос выкрикивал какие-то цифры и непонятные приказы… Карла, спустись в вестибюль, санитары, на второй, санитары, на второй.
Гарриет, будто решая примеры по арифметике, загибала пальцы, пытаясь свести воедино все, что ей известно, бормотала что-то себе под нос, и даже если вид у нее при этом был безумный, ей было наплевать. Проповедник ничего не знал о башне. Он не сказал ни слова о том, что Дэнни там был (или о том, что он утонул). Конечно, все может вмиг перемениться, если доктор все-таки догадается, что Гарриет заболела, наглотавшись отравленной воды. “Транс АМ” стоял довольно далеко от башни, скорее всего, никому и в голову не пришло обыскивать бак, а если его не обыскали до сих пор, то, как знать, может туда и вовсе никто не сунется.
А может, и сунется. Да еще этот пистолет. Ну как она могла о нем забыть, почему не забрала? Она, конечно, никого не убила, но ведь из пистолета стреляли, в полиции это сразу определят, ну а раз он валялся возле башни, то кто-нибудь точно решит осмотреть и бак.
Да еще Хили с этими его беззаботными расспросами. Арестовали ли ее? Охраняет ли ее полицейский? То-то Хили будет потеха, если ее арестуют – от этого Гарриет тоже легче не становилось.
Тут ей в голову пришла ужасная мысль. А что, если полицейские следят за “Транс АМом”? Ведь машина – это место преступления, ну, как по телевизору показывают. Его всегда охраняют полицейские, и там собирается куча фотографов. Конечно, машина стояла очень далеко от башни, но сообразит ли Хили, что к полицейским даже приближаться нельзя? Сумеет ли он вообще подобраться к башне? “Транс АМ” был припаркован возле складов, поэтому полиция, наверное, в первую очередь будет обыскивать их. Но потом ведь начнут прочесывать периметр, тогда дойдут и до башни. Гарриет злилась на себя: ну почему она не предупредила Хили, чтоб тот был поосторожнее? А если там много народу, он и сделать ничего не сможет – просто развернется и уйдет.
