Уильям Голдинг - На край света (трилогия)
– Видите – вьюнок!
– Джентльмен Джек, – повторил плотник. – Я и сам не мог удержаться от смеха. Поглядим, что он придумает для чертовой купели.
– Для чего, сэр?
Канонир вытащил из-под стола бутылку.
– По стаканчику, мистер Тальбот?
– В такую жару…
В бутылке оказался ром – густой, огненный. От него кровь у меня закипела еще сильнее, а духота в помещении стала совсем уж нестерпимой. Я позавидовал морякам, которые скинули кители, но мне, разумеется, не подобало следовать их примеру.
– У вас невозможно душно, господа. Не представляю, как вы проводите тут день за днем.
– Эх, мистер Тальбот, – откликнулся канонир. – Жизнь вообще непростая штука.
– Нынче тут, а завтра… – поддержал его плотник.
– Помните того малого, Готорном его, что ли, звали – нанялся к нам аккурат перед нынешним плаванием. Боцман велел ему трос держать вместе со всеми, поставил последним, да приговаривал: «Только не бросай, держи, что бы ни случилось». Мы начали груз брать, старушка наша осела, все, ясное дело, отскочили, а Готорн этот – он из деревни был, не мог шкива от якоря отличить, – держал, как было сказано.
Канонир кивнул и выпил.
– Приказ есть приказ.
Судя по всему, продолжения ждать не стоило.
– А что, собственно, стряслось?
– Ну как же, – ответил плотник. – Конец-то к шкиву – фьють! – и Готорн с ним. Пролетел небось не меньше мили.
– Больше его не видали.
– Господи!
– Вот я и говорю: нынче тут, а завтра – кто ж его знает.
– Я вам тоже, ежели захотите, расскажу пару историй про пушки, – сказал канонир. – Очень они опасны, когда задурят, а дурить у них – десять тысяч разных способов! Так что, если подадитесь в канониры, мистер Тальбот, не забывайте думать головой.
Мистер Гиббс, плотник, подтолкнул локтем штурмана.
– И не говорите. Даже помощнику канонира, и тому голова на плечах пригодится, сэр. Не слыхали вы о помощнике, который башку потерял? У Аликанте, если память мне не изменяет…
– Не слыхали, валяй, Джордж!
– Этот самый канонир ходил туда-сюда с пистолем в руках позади своей батареи. Они как раз перестреливались с фортом – дурацкая затея, я считаю. И тут сквозь орудийный порт пронеслось раскаленное ядро и снесло ему голову начисто – что твоя французская галлантина или как ее там. Раскалилось ядро докрасна и прижгло шею так, что канонир продолжал маршировать взад-вперед, и все заметили, что стряслось, только когда удивились: почему это приказов не слышно. Смех один! И топтались подле него, пока старший офицер не прибежал узнать, отчего это, черт их дери, пушки с правого борта палить перестали. Спрашивают канонира, что это он молчит, а ему и ответить нечем!
– Перестаньте, господа! Честное слово!
– Еще стаканчик, мистер Тальбот?
– Здесь так душно…
Плотник кивнул и постучал костяшками пальцев по шпангоуту.
– Не поймешь, что хуже воняет – воздух или дерево.
Канонир пару раз вздрогнул от сдерживаемого смеха, который кипел в нем, словно волна, что никак не может пролиться.
– Надо окошко открыть, – фыркнул он. – Помните тех девиц, мистер Гиббс? «А можно открыть окошко? Голова кружится!»
Мистер Гиббс тоже затрясся.
– «Голова кружится? Бедняжка! Подите-ка сюда, тут можно подышать свежим воздухом».
– «Ой, что там, что там такое, мистер Гиббс? Это крыса? Терпеть не могу крыс!»
– «Это мой песик, мисс. Идите сюда. Погладим песика».
Я хлебнул еще немного огненной жидкости.
– Вы приводили девиц прямо сюда, на корабль? И никто не заметил?
– Я заметил, – просиял улыбкой штурман.
Канонир ткнул его локтем.
– Проснись, Фитиль! Тебя тогда даже на борту не было. Нас еще с прикола не сняли.
– С прикола… – повторил мистер Гиббс. – Вот это жизнь, вот это я понимаю! Никакого тебе моря, чтоб ему пусто было. Сидишь себе в тихой бухте, валяешься на любой койке – хоть в адмиральской каюте. На камбузе всю работу бабы делают. Лучшее место на флоте, мистер Тальбот, сэр. Семь лет я вот так проторчал, прежде чем решено было отскрести нашу старую посудину от грязи. Потом не знали, как ее кренговать, так что просто малость счистили водоросли тралом, да и все. Потому-то она едва-едва и ползет. Вся беда в морской воде. Хорошо бы в этой Сидневской бухте, или как ее там, можно было встать на якорь в пресной воде.
– Если с нее начнут соскребать водоросли, – отозвался канонир, – могут и днище вместе с ними оторвать.
Я меж тем так и не приблизился к своей цели. У меня оставался единственный выход.
– А баталер тоже живет тут, с вами?
Опять все та же странная, напряженная тишина.
– У него своя берлога, – наконец ответил мне мистер Гиббс. – Настил на бочках с водой, где всякие грузы да запасы.
– Какие грузы?
– Ящики, тюки, – начал перечислять канонир. – Ядра, порох, запальные фитили и картечь, цепи и тридцать двадцатичетырехфунтовых пушек – заткнутых дульными пробками, смазанных, законопаченных и закрепленных тросами.
– Инструмент, – подхватил штурман, – рубанки да топоры, молотки да стамески, пилы да кувалды, киянки, гвозди, нагеля да листовая медь, пробки, упряжь, кандалы, кованые перильца для губернаторского балкона, бочки, бочонки: большие, малые, совсем крохотные, бутылки и ящики, а в них бобы, семена, корм для скота, масло для фонарей, бумага и парусина.
– И еще тысяча других вещей, – закончил штурман. – Десять тысяч по десять тысяч.
– А чего бы вам не проводить туда джентльмена, мистер Тейлор? – предложил плотник. – Возьмите, вон, фонарь да прикиньтесь, будто капитан вам велел пассажиру все показать.
Мистер Тейлор повиновался, и мы пошли, а вернее сказать, поковыляли в носовую часть корабля. Сзади донесся голос:
– Может, даже и самого баталера увидите.
Путь оказался странным и неприятным; вокруг нас и впрямь шныряли крысы. Мистер Тейлор, привычный к обстановке, убежал далеко вперед, пришлось окликнуть его, чтобы не оказаться одному в зловонной темноте. Вернувшись с полдороги, парень осветил фонарем узкую извилистую тропку между бесконечными тюками и грудами, которые были навалены вокруг нас и даже над нами без всякого видимого порядка. Один раз я все-таки грохнулся, взрывая сапогами те самые песок и гравий, которые Виллер столь красочно описал мне в первый день плавания – тогда-то, неуклюже барахтаясь между двух широких тимберсов, я и заметил баталера, – во всяком случае, я полагаю, что это был именно он. Углядел я его через тесную щель между какими-то непонятными тюками, и, поскольку передо мной был единственный член экипажа, которому не надобно ограничивать себя в масле для фонарей, щель сверкала как окно на солнечной стороне дома. Сквозь нее виднелась крупная голова, украшенная крохотными очками и склонившаяся над бухгалтерской книгой – ничего более. Неужели это тот самый человек, одно имя которого рождает смущенное молчание у моряков, не боящихся ни жизни, ни смерти?!
Я выкарабкался из балласта на палубные доски возле укрепленной тросами пушки и снова двинулся за Томми Тейлором, пока поворот узкой тропинки не скрыл от меня смутное видение. Наконец мы достигли передней части судна. Мистер Тейлор повел меня вверх по трапу, восклицая дискантом: «Прочь, прочь отчаливай!», словно все вокруг были на лодках, хотя на самом деле на флотском жаргоне это означает просто-напросто приказ освободить дорогу, и Томми служил мне глашатаем, отгоняя с моего пути простолюдинов. Таким вот манером, минуя палубы, полные людей разного пола и возраста, а также шума, дыма и запахов, мы поднялись из глубин на бак, где я немедленно рванулся вперед, к чистому, сладкому воздуху шкафута! Поблагодарил мистера Тейлора за эскорт, зашел в каюту и велел Виллеру стянуть с меня сапоги. Затем сбросил одежду, обтерся, потратив не менее пинты воды, и только тогда почувствовал себя более или менее чистым. Честное слово, как легко бы мичманы ни добивались женской благосклонности в мрачных глубинах трюма, вашему покорному слуге он не подходит. В полном отчаянии я уселся на парусиновый стул и почти уже решил довериться Виллеру, но остатки здравого смысла возобладали, и я оставил свои желания при себе.
Не могу понять, что за выражение такое – «чертова купель». Фальконер на сей счет хранит молчание.
(Y)
Осенило меня внезапно. Разум может часами бродить вокруг какой-либо задачи, не замечая решения. Его словно бы вовсе нет. И вдруг – эврика! Не можешь изменить место – измени время! Когда Саммерс объявил, что экипаж собирается выступить перед пассажирами, я сперва не придал значения его словам, и вдруг, окинув ситуацию взглядом политика, понял, что корабль предоставляет нам не место – но возможность! Рад уведомить вас, милорд, – не столько с радостью, сколько с законной гордостью, – что, подобно лорду Нельсону, выиграл морской бой! Может ли представитель сухопутной части человечества добиться большего? Вкратце: я донес до сведения всех и каждого, что никакие представления меня не интересуют, что у меня разболелась голова, и я остаюсь в каюте. Удостоверился в том, что эти слова слышала Зенобия. А потом встал у зарешеченного глазка, глядя, как пестрая, крикливая толпа потянулась на палубу, радуясь хоть какому-то развлечению, и вскоре коридор сделался пустым и тихим, как… как я и предполагал. Я ждал, вслушиваясь в топот над головой, и вскоре мисс Зенобия сбежала по трапу вниз – скажем, захватить шаль, совершенно необходимую тропической ночью! Я отворил дверь, поймал ее за талию и втащил в каюту прежде, чем она успела издать хотя бы притворный писк. Но мне хватало шума с палубы, да и кровь гудела в ушах, так что я с бурным натиском перешел в наступление! Некоторое время мы боролись около койки, Зенобия – тщательно рассчитывая силы, чтобы вовремя сдаться, я – с нарастающей страстью. Стоило мне двинуться на абордаж, как она беспорядочно отступила к противоположной стене, где ее уже ждал парусиновый таз в железном кольце. Я атаковал, и кольцо треснуло! Книжная полка перекосилась, «Молль Флендерс»[19] оказалась на палубе, «Жиль Блаз»[20] упал на нее, а прощальный подарок тетушки, «Кладбищенские размышления» Гервея[21] (в двух томах, Лондон), накрыл их обоих. Я отшвырнул книги в сторону вместе с топселями Зенобии, ожидая, что та наконец-то сдастся, но она продолжала храбро, хотя и бестолково сопротивляться, что лишь сильнее меня распаляло. Я взял курс на берег. Мы пылали страстью среди развалин парусинового таза и затоптанных страниц крохотной библиотеки. И – ах! – в конце концов она сдалась, пала от руки завоевателя, выбросила белый флаг, и победитель получил свои трофеи! Однако, сами понимаете, ваша светлость, наша мужская задача – побеждать тех, кто выше нас, и щадить тех, кто под нами. Одним словом, снискав благосклонность Венеры, я вовсе не хотел стать причиной мучений Луцины[22]. Между тем Зенобия отдавалась мне решительно и страстно, но на беду, в этот самый миг, по несчастливой случайности, на палубе раздался настоящий взрыв.
