Розали Хэм - Месть от кутюр
В ту неделю Тедди Максуини поднимался на холм еще трижды. В первый раз он принес речных раков и свежие яйца, собранные Мэй.
– Если понадобятся яйца, только скажи, – передал Тедди слова матери.
Тилли порадовалась снеди, но тут же нашла себе срочную работу в огороде, оставив Тедди и Молли угощаться раками – только что сваренными, очищенными, завернутыми в листья салата и сдобренными домашним лимонным уксусом. Порцию Тилли он оставил в холодильнике. Она съела раков поздно вечером и перед тем, как поставить тарелку в мойку, слизала с нее весь сок.
Во второй раз Тедди принес разделанную муррейскую треску – два куска, замаринованных в каком-то особенном соусе и приправленных свежим тимьяном. Тилли вновь отправилась на грядки, но аромат жареной трески заставил ее вернуться в дом. Рыба таяла во рту, угощение исчезло за считаные минуты. Тилли и Молли отложили в сторону ножи и вилки и еще некоторое время рассматривали пустые тарелки.
– Вкусно, – неохотно признала Тилли.
Громко рыгнув, Молли сказала:
– Так-то лучше. Будь с ним повежливей, его мать не дала мне умереть.
– Его мать приносила еду, которую готовила миссис Олменак. Это я не дала тебе умереть.
– Он добрый парень, к тому же намерен пригласить тебя на танцы, – сообщила Молли и кокетливо захлопала ресницами.
Тедди любезно улыбнулся Молли, подняв бокал.
– Я не хочу ни на какие танцы, – заявила Тилли и отнесла тарелки в раковину.
– Вот и правильно, сиди дома и измывайся надо мной, путайся под ногами, следи, чтобы я не позвала на помощь… Между прочим, это мой дом.
– Не пойду.
– Ладно, не важно, – сказал Тедди. – Своим появлением она бы только разозлила моих обычных партнерш… да и всех остальных.
Тилли напряглась.
Молли дулась два дня – не смотрела на дочку и отказывалась есть, будила Тилли по три раза за ночь, объявляя, что описалась, и требуя сменить простыни. На третий день, когда Тилли вошла в кухню с полной корзиной чистых и просохших простыней, Молли проворно подкатила к ней на коляске и пнула острым ребром подножки, оставив на голени дочери глубокий порез.
– Все равно не пойду, – сказала Тилли.
Рассмотрев в бинокль, что Тилли сидит на ступеньках веранды и читает книгу, Тедди поспешил вверх по холму с припасами. Он захватил с собой вино, полдюжины кроваво-красных, чуть мятых помидоров с собственного огорода, несколько луковиц, петрушку, только что выдернутую из земли, теплую и грязную морковь, дюжину яиц, жирного цыпленка (ощипанного и выпотрошенного) и новехонькую кастрюлю.
– Мэриголд выкинула на мусорку, – сообщил он. – Не знает, для чего это нужно.
Тилли удивленно выгнула бровь:
– Я смотрю, ты неутомим.
– Это называется скороварка. Я покажу.
Тедди прошел мимо нее на кухню. Молли подъехала на коляске на свое место во главе стола, заткнула за ворот салфетку и разгладила ее, прикрывая новое платье. Тедди взялся готовить цыпленка, тушенного в вине. Когда появилась Тилли, Молли сказала:
– Парень, сегодня утром я получила кое-какой сюрприз. Со станции привезли проигрыватель, специально для меня. Не хочешь послушать музыку, пока готовишь?
Тедди посмотрел на Тилли слезящимися глазами – он только что резал лук. Тилли повесила широкополую шляпу на гвоздь в стене и уперла руки в бока.
– Сейчас накроет на стол и включит, – пообещала Молли.
Тилли поставила пластинку на вертушку проигрывателя.
– Вы читали о новом американском мюзикле «Юг Тихого океана»?[11] – обратился Тедди к обеим. – До нас он еще не дошел. У меня есть приятель, он может достать пластинку, как только ее завезут в Австралию. Молли, ты бы хотела послушать этот мюзикл?
– Звучит очень даже романтично, – прокаркала старуха.
– Так и есть, это романтическая история, – подтвердил Тедди.
– Ненавижу романтические истории, – фыркнула Тилли.
Пластинка запела голосом Билли Холидей печальную песню о разбитых сердцах и несчастной любви. Когда цыпленок в вине был готов, Тилли сменила музыку и поставила какой-то чудной джаз. Ничего похожего Тедди раньше не слышал, но постеснялся задавать вопросы.
– Умер Джордж Бернард Шоу, – сказал он.
– Вот как? Ну хоть Сэлинджер еще жив, – отозвалась Тилли. – Ты не мог бы попросить своего приятеля достать для меня роман «Над пропастью во ржи»? Его еще не опубликовали. – Она даже не скрывала сарказма.
Молли взглянула на дочь, затем взяла свою миску с дымящимся рагу из цыпленка и вывалила себе на колени. Платье из лавсана, которое Тилли сшила матери только сегодня, практически расплавилось на бедрах Молли, обтянутых тонкими панталонами. Тилли замерла от ужаса.
– Вот, смотри, что ты вынудила меня сделать, – засмеялась Молли. Ее узкие, растянутые в улыбке губы начали мелко дрожать – шок распространялся по телу.
Тедди резко отбросил подол платья с бедер Молли, чтобы оно не успело прилипнуть. Тилли по-прежнему стояла, будто приросла к полу.
– Масло, скорее! – рявкнул Тедди.
Тилли подскочила, как ужаленная.
Он достал из кармана фляжку с виски и влил его в рот старухи. Молли лишилась чувств. Тедди перенес ее на кровать и вышел, но скоро вернулся. Тилли молча сидела у постели матери с мрачным выражением лица. Барни принес от мистера Олменака склянку с кремом и передал ее Тедди.
– Я сделал, как ты просил. Я не говорил, что это для Чокнутой Молли.
– Ты называл ее имя? – свирепо спросил Тедди.
– Ты велел мне не говорить.
– Значит, не называл?
– Нет, я назвал тебя, и мистер О. дал мне это и сказал, что мазать нужно завтра.
Тилли недоверчиво посмотрела на Барни в дверях.
– Завтра, – повторил он. – Мистер О. так и сказал – завтра.
Тедди ласково похлопал брата по плечам.
– Хорошо, хорошо, Барни. – Он повернулся к Тилли: – Помнишь моего брата?
– Спасибо, что принес крем, – поблагодарила она.
Барни залился краской и потупил взгляд.
Когда братья Максуини ушли, Тилли понюхала крем мистера Олменака и выбросила его. Вытащила из-под кровати сундучок, достала оттуда какие-то травы и мази, приготовила густую пасту.
Молли лежала в постели раздетая ниже пояса. На ее худых бедрах вздулись два красных волдыря размером с ладонь, наполненные прозрачной жидкостью. Тилли по нескольку раз в день выносила за Молли судно, обрабатывала раны и выполняла все прихоти старухи. В конце концов волдыри опали, на их месте остались алые болезненные пятна.
9
У себя дома, в усадьбе «На семи ветрах», Элсбет, стиснув кулаки, неподвижно сидела возле эркерного окна. Ее глаза потемнели от злости. Мона бесшумно передвигалась по кухне, вытирала начищенные до блеска поверхности, заглядывала в духовку, под крышки судков и время от времени украдкой косилась на мать.
Уильям был в баре. Облокотившись на стойку, он думал о матери и о том, что пропускает вечерний чай. Парни допили пиво и зигзагами направились к двери в танцевальный зал. Скотти Пуллит хлопнул Уильяма по спине.
– Идем, танцор, заставим девчонок пищать от восторга, – засмеялся он и ушел, сгибаясь в приступе кашля.
Уильям постоял перед почтамтом, глядя на телефонную будку, позвенел монетами в кармане. Он еще не пришел в себя после встречи с мистером Праттом. Какая толстая папка со счетами их семьи…
Рядом опять появился Скотти Пуллит и протянул Уильяму бутылку прозрачного арбузного самогона. Тот сделал большой глоток, поперхнулся и охнул, а затем поплелся вслед за Скотти, другими футболистами и местной молодежью в танцевальный зал клуба. Зал был украшен воздушными шарами и гирляндами из флажков, протянутыми от стены до стены. Уильям подошел к буфету с прохладительными напитками, где молодые люди угощались пуншем и курили. Девушки стайками по двое-трое порхали между столиков, расставленных вдоль стен, весело щебеча.
Музыканты из группы «Братья О’Брайен» настраивали инструменты. Хэмиш выдал пробную сессию на барабанах. Его жена стояла у фортепиано и тихонько напевала себе под нос, разминая пальцы. Этим вечером Фейт втиснулась в ярко-красное платье из шелковой тафты с облегающим лифом. Темно-каштановые локоны были собраны в пышную прическу и украшены цветами а-ля Кармен Миранда[12], в ушах болтались пластмассовые розочки. Такая же розочка на перстне закрывала сразу три пальца. Кроме того, Фейт явно переборщила с тональным кремом и пудрой.
– Вульгарная девка, – прошипела Бьюла Харриден, глядя на нее.
Фейт села на крохотный стульчик, расправила пышную юбку, откашлялась и пропела восходящую гамму, закончив ее пугающе высоким до. Реджинальд, верный скрипач Фейт, терзал смычок, стараясь подстроиться под нее. Бобби Пикетт взял аккорд на своем «фендере» и, демонстрируя дырку между зубами, улыбнулся в ответ на приветственные крики публики. Фейт постучала по микрофону, проверила звук, дунула. Резкий свистящий звук, раздавшийся из динамиков, пронзил зал – микрофон «завелся». Уильям поморщился и заткнул уши пальцами.
