Кафа Аль-зооби - Лейла, снег и Людмила
Когда они осмотрели последнее помещение, Нелли Анатольевна сказала извиняющимся тоном, будто несла личную ответственность за плохие условия в поликлинике:
– Еще четыре года назад нас должны были перевести в другое здание, которое строили специально, и обещали обновить все оборудование. Но планы заморозились, финансирование прекратилось, здание не достроили. Все остановилось из-за перестройки. Я каждое утро прохожу мимо здания, куда должны были переехать две поликлиники – наша и детская, что напротив. Теперь оно стало пристанищем для бомжей, которые берутся неизвестно откуда, и для подростков-наркоманов, которые вроде прячутся там от людских глаз, – она грустно покачала головой.
Андрей же, который сочувствовал новым веяниям, подумал, что устыдился бы признаться в своих взглядах, спроси она сейчас насчет его мнения о перестройке.
Нелли Анатольевна была доброй женщиной, знала всех сотрудников поликлиники и каждого из них звала ласковым именем, словно своих детей. Ей было около пятидесяти, но она не утратила стройности фигуры, и черты ее лица, несмотря на годы, сохранили красоту.
Андрей удивился, увидев в ее кабинете портрет Ленина, висевший на стене над головой главврача, в то время как многие успели снять эти портреты со стен. Он не предполагал, что присутствие портрета связано каким-то образом с ее политическими воззрениями. Видимо, ей было нелегко избавиться от портрета вождя, который она привыкла видеть в своем кабинете много лет подряд. Это объяснение показалось Андрею наиболее убедительным и полностью соответствующим доброму характеру Нелли Анатольевны.
Оказалось, что он ошибался. Когда Андрей однажды спросил об Ильиче, она немедленно ответила:
– Я все еще верю, что Ленин заслуживает того, чтобы его портрет висел над нашими головами.
Ответ показался Андрею странным, хотя он знал о ней еще мало: главный врач поликлиники, добросердечная женщина, всеми уважаемая и любимая, гибко руководит поликлиникой, не прибегая к бюрократическим методам.
Однако именно эти скудные сведения заставили Андрея исключить мысль о том, что она может быть коммунисткой.
– Надеюсь, мне не придется вешать его портрет у себя над головой, – шутливо произнес Андрей.
– Не обязательно, – смеясь, ответила она. – Да и кто знает, может, мне самой придется в скором времени его снять.
За те несколько месяцев, что провел Андрей в родном городе, он успел заново привыкнуть к его улицам, к старому зданию поликлиники с зелеными ростками, проросшими из стен, будто прерывистые вздохи, доносящиеся из умирающего тела. Привычными стали сами высокие голые серые стены поликлиники, двери, натужно скрипевшие при каждом открывании и закрывании, допотопное ржавое врачебное оборудование, стоны больных, ожидающих в темных коридорах. А еще он привык к звонкому смеху медсестры Кати, а позднее – к дороге, ведущей к ее дому, расположенному недалеко от поликлиники.
По выходным Андрей также по привычке до поздней ночи засиживался с друзьями. После таких вечеров наутро его обычно будил телефонный звонок, когда мать поднимала трубку и успокаивала его ревнивую подругу Катю, сообщая, что сын спит в своей постели, а не в чьей-либо другой.
В один из таких вечеров Андрей пришел к Владимиру, думая об Ольге и оставив за дверями Катю, больше не занимавшую его мысли. Ольга работала в справочном отделе поликлиники и бросала на него страстные взгляды каждый раз, когда он проходил по унылым коридорам. В тот вечер Андрей пил, веселился и смеялся, мечтая о том, как после попойки пойдет к Ольге домой и проведет с ней ночь.
Но после третьей бутылки водки пьяный Андрей вдруг протрезвел. Воспоминание о мучительной любви вновь нахлынуло на него. Неожиданно из самого его сердца вырвались и потекли с языка строки стихов:
До боли хочется верить,Что сбудутся вдруг мечты,Сквозь вьюгу звонок у двери –И вот на пороге ты!Трепетная, смущенная,Снится или не снится?!Снегом запорошенная,Звездочки на ресницах…– Не ждал меня? Скажешь, дурочка?А я вот явилась… Можно?Сказка моя! Снегурочка!Чудо мое невозможное.[2]
Андрей умолк, уставившись взглядом в одну точку. Никто не произнес ни слова. Тогда он встал, поспешно оделся и вышел из квартиры.
Прибежав домой, запыхавшийся Андрей начал быстро собирать вещи, кое-как засовывая их в полиэтиленовый пакет.
– Куда ты? – удивленно спросила мать.
Он бросил на ходу:
– В Ленинград. Поеду проведаю друзей.
– Подожди, я дам тебе сумку вместо этого мешка, – проговорила мать, растерявшись от неожиданности.
– Не надо, мам, сгодится и пакет.
И, как на крыльях, помчался на железнодорожный вокзал. Ему казалось, что опоздай он немного – и все поезда на свете уедут в Ленинград, а он останется на далеком вокзале, одинокий и несчастный.
Добраться из Смоленска до Ленинграда в тот день можно было только через Москву, и тут Андрея ждало разочарование: все билеты на Москву были проданы.
…Он стоял, прислушиваясь к грохоту отбывающих и прибывающих поездов, перевозивших всех, кроме того, кому нужно было уехать больше всех на свете, – кроме него самого.
Рашид
Когда однажды после отъезда Андрея Рашид застал Лейлу в слезах, он понял, что она плачет по Андрею и любит его. Ее горе так тронуло Рашида, что в этих катящихся по ее лицу слезах он разглядел россыпь собственной души, которая стремительным потоком обрушилась вниз, предвещая полный крах.
Весь день он оставался мрачным, пытаясь утешить себя тем, что Лейла забудет Андрея, и наступит день, когда надежда вновь повернется к нему лицом. Но печальная картина не покидала Рашида. Вечером сильно захотелось выпить, обязательно напиться допьяна, и он вышел поискать такси, чтобы купить у водителя бутылку водки.
* * *На улице его внимание привлек пьяный мужик, который покачивался из стороны в сторону, всеми силами пытаясь удержаться на ногах и не упасть, так как неподалеку стоял милиционер и ждал падения, чтобы забрать подгулявшего.
Рашид стоял и наблюдал за ними. Милиционер застыл справа от пьяного и спокойно и уверенно ожидал, а слева от мужика, на расстоянии нескольких метров высился электрический столб. Мужчина долго всматривался в него, затем перевел взгляд на милиционера и расплылся в широкой тупой улыбке.
Рашида позабавила эта сцена. Спустя некоторое время пьяный сделал несколько неуверенных шагов и едва не упал, но совладал с собой и остался на ногах. Затем снова посмотрел на столб, взглянул в сторону милиционера и еще раз обнажил зубы в идиотской ухмылке. Безмолвный поединок длился минут десять. Рашид продолжал наблюдать. Пьяный мужик медленно приближался к столбу. Каждый шаг давался с трудом, но ему все же удавалось удержаться на ногах. При этом мужик смешно поглядывал на милиционера и улыбался ему вызывающе. Рашиду было интересно наблюдать, как милиционер, верный букве закона, оставался стоять молча, будто наслаждался своей будущей победой над соперником и его неминуемым падением прежде, чем тот достигнет столба.
Мужику оставалось сделать лишь несколько шагов, чтобы добраться от желанного столба. На лице милиционера отразилось беспокойство, но он продолжал медленными шагами следовать за пьяным, молча, ничего не предпринимая. Рашиду это нравилось, и ему хотелось хоть как-то подбодрить пьяного, однако он тоже молчал и продолжал следить за его последней отчаянной попыткой. Мужчина сделал еще один шаг, затем – другой, однако на третий у него не хватило сил, и он рухнул на землю.
Милиционер-победитель подошел, поднял пьяного и, придерживая за руку, повел с собой.
Рашид был разочарован. Захотелось подойти к столбу и прислониться к нему, но вдруг показалось, что Рашид тоже может упасть, не дойдя до желанной цели. И некому будет его арестовать, и он так и останется лежать на земле… Он улыбнулся собственным мыслям. Затем направился к стоявшему неподалеку такси и купил бутылку водки.
Рашиду казалось, что он пошатывается на ходу, как тот пьяница, и вот-вот упадет. И причина не только в его любви к Лейле, – его заботил и другой вопрос, возможно, еще более опасный: положение в партии. Почему-то на родине после перестройки проблемы и разногласия в партии вспыхнули как огонь, здесь же вопросы борьбы и революции стали мало кого интересовать, и члены организации потихоньку исчезали из ее рядов, подобно тому, как душа покидает умирающее тело.
Рашид решил не пить в одиночку и отправился к товарищу по партии Халеду.
– По-моему, друг, все идет к худшему, – сказал Халед, наливая водки.
– К чему это ты? – спросил Рашид. – Есть какие-нибудь новости?
– Каждый день происходит что-то новое, разве ты сам не видишь?
– Ты неправильно понимаешь происходящее, это – этап политических схваток.
– Какие схватки? – насмешливо воскликнул Халед. – Схватки с участием пятерых, оставшихся здесь, и, может быть, десятерых там?
