Джозеф Кутзее - Детство Иисуса
– Почему?
– Потому что дальше мы начнем пререкаться, а я этого не хочу.
И вот они лежат рядом молча, слушают, как курлычут чайки, кружа над двором, как, играя, смеются мальчики, поет радио, непрекращающаяся уравновешенная мелодичность которого когда-то его успокаивала, а сегодня просто раздражает.
Он хочет сказать, со своей стороны, что жизнь здесь, на его вкус, слишком спокойна, слишком лишена взлетов и падений, драмы и напряжения, – слишком похожа, вообще-то, на музыку из радиоприемника. Anodina – так это, кажется, будет по-испански?
Он вспоминает, как спросил однажды у Альваро, почему по радио не бывает новостей. «Новостей о чем?» – уточнил Альваро. «О том, что происходит в мире», – ответил он. «Ой, – сказал Альваро, – а что-то происходит?» Как и прежде, он заподозрил иронию. Но нет, нисколько.
Альваро не применяет иронию. Элена тоже. Элена – интеллигентная женщина, но она не видит в мире двойственности, никакой разницы между тем, чем вещи кажутся, и тем, что они есть. Интеллигентная и к тому же милая женщина, которая из скуднейших материалов – шитья, уроков музыки, домашних дел – собрала себе новую жизнь, жизнь, в которой, как она утверждает, – справедливо ли? – всего хватает. То же и с Альваро и грузчиками: у них нет тайных желаний, которые он мог бы уловить, нет нужды в другой жизни. Он один – исключение, неудовлетворенный, белая ворона. Что с ним не так? Это, как говорит Элена, просто старый способ мышления и чувствования, что еще не отмер в нем, но уже корчится в последних судорогах?
Всему здесь не хватает положенного веса – вот что он хотел бы в конце концов сказать Элене. Музыке, которую мы слышим, не хватает веса. Нашим занятиям любовью не хватает веса. Нашей пище, нашей унылой диете из хлеба, не хватает вещественности – не хватает вещественности животной плоти, со всей тяжестью кровопролития и жертвы, стоящей за ней. Самым словам нашим не хватает веса, эти испанские слова – они не от души.
Музыка подходит к изящному завершению. Он встает.
– Мне пора, – говорит он. – Помнишь, как ты недавно сказала мне, что не страдаешь воспоминаниями.
– Да?
– Да, сказала. Когда мы смотрели футбол в парке. Так вот, я – не как ты. Я страдаю воспоминаниями – или их тенями. Я знаю, мы все должны быть очищены, попав сюда, это правда, и у меня самого репертуар небогат. Но тени все равно не уходят. От этого я и страдаю. Только слово «страдать» я не применяю. Я держусь за них – за эти тени.
– Это хорошо, – говорит Элена. – Всякие люди бывают.
Фидель и Давид вбегают в комнату, они раскраснелись и пышут жизнью.
– У нас есть печенье? – спрашивает Фидель.
– В банке на буфете, – говорит Элена.
Мальчики исчезают в кухне.
– Вам хорошо? – кричит Элена.
– Угу, – говорит Фидель.
– Это хорошо, – говорит Элена.
Глава 9
– Как продвигаются занятия музыкой? – спрашивает он у мальчика. – Тебе нравится?
– Угу. Знаешь, что? Когда Фидель вырастет, он собирается купить себе малюсенькую скрипочку, – показывает, какую: всего-навсего две ширины ладони, – и клоунский костюм, и будет играть на скрипке в цирке. Можно мы пойдем в цирк?
– Когда цирк приедет в город, пойдем – все вместе. Можем позвать Альваро и, может, Эухенио.
Мальчик надувает губы.
– Не хочу, чтоб Эухенио с нами шел. Он про меня говорит нехорошо.
– Он сказал всего лишь, что в тебе дьявол, а это просто так говорится. Он имел в виду, что в тебе есть искра, которая помогает тебе в шахматах. Бесенок.
– Мне он не нравится.
– Ладно, Эухенио не позовем. А чему ты учишься на уроках музыки, кроме гамм?
– Пению. Хочешь, спою?
– Конечно. Я не знал, что Элена учит пению. Одни сюрпризы с ней.
Они едут в автобусе в пригород. Хотя рядом еще несколько пассажиров, мальчик не стесняется петь. Чистым детским голосом он выводит:
Wer reitet so spät durch Nacht und Wind?Es ist der Vater mit seinem Kind;Er hat den Knaben wohl in dem Arm,Er faßt ihn sicher, er hält ihn warm[1].
– Все. Это по-английски. Можно я выучу английский? Не хочу больше говорить на испанском. Терпеть не могу испанский.
– Ты очень хорошо говоришь по-испански. И поешь красиво. Может, станешь певцом, когда вырастешь.
– Нет. Я буду фокусником в цирке. Что означает «wer reitet so»?
– Не знаю. Я ж не говорю по-английски.
– Можно мне в школу?
– Придется тебе немного подождать – до следующего дня рождения. Тогда пойдешь в школу вместе с Фиделем.
Они сходят на остановке с вывеской «Terminal», откуда автобус едет обратно. На карте, которую он взял на автобусной станции, показаны маршруты и дороги в холмы; он собирается идти по вьющейся тропинке, ведущей к озеру, рядом с которым на карте поставлена звездочка, означающая живописный вид.
Они сходят с автобуса последними, и по тропе, кроме них, никто не гуляет. Места вокруг пустынны. Хотя с виду земля здесь плодородна и обильно зеленеет, нигде нет и следа человеческого жилья.
– Как здесь мирно, за городом! – говорит он мальчику, хотя, по правде сказать, эта пустота кажется ему скорее заброшенной, нежели мирной. Лучше б здесь были животные – коровы, овцы или свиньи, занятые своими делами, – он мог показать их мальчику. Да хоть бы кролики.
Время от времени они видят летящих птиц, но так далеко и высоко в небе, что не различить, что это за птицы.
– Я устал, – объявляет мальчик.
Он всматривается в карту. Они на полпути к озеру, прикидывает он.
– Я тебя понесу немного, – говорит он, – пока к тебе не вернутся силы. – Он закидывает мальчика на плечи. – Пой, как только увидишь озеро. Оттуда поступает вода, которую мы пьем. Пой, когда увидишь. Вообще-то давай пой, если увидишь любую воду. Или местных жителей.
Они идут дальше. Но либо он неверно понял карту, либо сама карта с ошибкой: после того как тропа резко забирает в гору, а потом так же круто спускается, она внезапно заканчивается у кирпичной стены и ржавых ворот, затянутых плющом. Рядом с воротами – побитая погодой табличка, нарисованная краской. Он раздвигает плющ.
– «La Residencia», – читает он.
– Что такое резиденция? – спрашивает мальчик.
– Резиденция – это дом, большой дом. Но вот эта резиденция может оказаться просто развалиной.
– Можно посмотреть?
Они дергают ворота, но те не поддаются. Только они собираются уходить, как ветерок едва доносит до них смех. Они идут на звук, проламываясь сквозь густой подлесок, и добираются до места, где кирпичная стена сменяется высоким забором из проволочной сетки. По ту сторону забора – теннисный корт, а на корте – трое игроков: двое мужчин и женщина. Они одеты в белое, на мужчинах – рубашки и брюки, на женщине – длинная юбка, блузка с поднятым воротом и кепка с зеленым козырьком.
Мужчины высокие, широкоплечие, узкобедрые; похоже, они братья, может, даже близнецы. Женщина играет вместе с одним против другого. Все трое – опытные игроки, это сразу видно: умелые и легконогие. Играющий в одиночку особенно хорош – он без усилий справляется с двоими.
– Что они делают? – спрашивает мальчик.
– Это игра, – отвечает он вполголоса. – Называется теннис. Тут нужно постараться послать мяч так, чтобы противник его не отбил. Как забить гол в футболе.
Мяч стукает в забор. Двинувшись за ним, женщина замечает их.
– Здравствуйте, – говорит она и улыбается мальчику.
Что-то шевелится у него внутри. Кто эта женщина? Ее улыбка, голос, повадки – что-то в них смутно знакомо.
– Доброе утро, – говорит он, горло пересохло.
– Давай быстрее! – кричит ее партнер. – Играем!
Больше никаких слов. Более того, когда ее партнер подходит через минуту, чтобы забрать мяч, он взглядывает на них сердито, словно давая понять, что им здесь не рады – даже просто как зрителям.
– Я пить хочу, – шепчет мальчик.
Он протягивает ему фляжку с водой, прихваченную из дома.
– А больше у нас ничего нет?
– А чего ты хочешь – нектара? – шипит он в ответ и сразу жалеет о своем раздражении. Он достает из сумки апельсин и проковыривает дырку в кожуре. Мальчик жадно сосет.
– Так лучше? – спрашивает он.
Мальчик кивает.
– Мы пойдем к Резиденции?
– Это и есть Резиденция. Теннисный корт, видимо, – ее часть.
– Можно мы войдем?
– Можно попробовать.
Они оставляют игроков позади и ныряют в подлесок, идут вдоль забора, пока не добираются до проселочной дороги, которая приводит их к железным воротам. За решеткой, сквозь деревья, им немножко видно величественное здание из темного камня.
Ворота хоть и закрыты, но не заперты. Они проскальзывают внутрь и идут по аллее по щиколотку в опавших листьях. Знак со стрелкой указывает на арочный вход, он ведет во внутренний двор, в центре которого стоит мраморная статуя – женщина, больше чем в натуральную величину, или, быть может, ангел в ниспадающем одеянии, смотрит на горизонт, в руках – горящий факел.
