Джесси Эндрюс - Хейтеры
В машине я навалил пакеты прямо поверх спящего Кори, надеясь, что тот проснется и испугается. Но он лишь открыл глаза, кивнул, выражая нам свое высочайшее одобрение, и снова их закрыл.
Я сказал, что сяду за руль, и Эш согласилась.
– А вы, ребят, голубые? – спросила она через несколько миль.
– Чего? – оторопел я. – Мы голубые? Нет. Ты что? Нет, конечно.
– Да иди ты – «нет, конечно», – фыркнула она. – Еще удивляется, что я спрашиваю. Вы же ведете себя как женатики. И говорите о своих членах, не умолкая.
– Как женатики – это как?
– Ну, пилите друг друга. Как будто один другому уже до смерти надоел, а деваться некуда.
Я не стал говорить, что Кори мне как брат или, скорее, как собака. Точнее, я – его собака, а он – моя. Это прозвучало бы как-то не очень. Не стал и рассказывать, как в девятом классе один парень сбил меня с ног на тренировке по футболу, и я заплакал, а Кори словно голову потерял и набросился на того парня, а все потому, что мы с ним играли в одной ритм-секции в джаз-бэнде. Он сделал такие безумные глаза и начал орать, что сейчас у того парня будет большая, мать его, проблема. Наверное, после этого мы оба должны были почувствовать себя неловко – можно подумать, я дамочка какая-то, на которую напали в переулке, а Кори – Бэтмен. Но почему-то тот случай лишь укрепил нашу братско-собачью дружбу.
– Настоящие голубые никогда не стали бы шутить о членовредительстве, – это было лучшее возражение, которое у меня нашлось.
Эш пожала плечами. Я взглянул на нее. А она на меня. Мы долго смотрели друг на друга. Я не знал, что делать.
– Ты едешь по двум полосам, – заметила она и оказалась права. Я вырулил, надеясь, что произвожу впечатление спокойного водителя, у которого все под контролем. К моей досаде, Кори на заднем сиденье недовольно простонал.
Не знаю, можно ли вообще говорить о том, что девчонка сексуальная, и не выглядеть при этом дураком или извращенцем, но Эш была сексуальной, и вот почему. Она очень уверенно держалась. Конечно, она имела хорошее сложение и все такое, но главное – особую манеру себя держать. Вздернутый подбородок, развернутые плечи – всем своим видом словно показывала: ну да, у меня маленькая и, наверное, офигенно красивая грудь и вообще, я просто отпадная девчонка, а если вы не согласны, идите и убейтесь. Каким-то образом одним только видом ей удавалось донести до человека эту информацию. И это было очень сексуально. Ну ладно. Пожалуй, мне лучше заткнуться.
– А ты? Ты лесбиянка? – спросил я, бесстыдно переводя стрелки.
– Раньше думала, что да, – ответила она. – А теперь думаю, что нет.
– Почему? – спросил я.
– Почему что?
– Почему и то и другое?
– Ну, меня не очень тянуло встречаться с парнями, вот и подумала, может быть, я не по этой части. Но потом поняла, что меня и с девчонками не особо тянет встречаться.
– Хм, – ответил я. С одной стороны, я был разочарован, с другой – мне очень хотелось узнать больше. Но я не собирался показывать свой интерес. Поэтому и ответил «хм», тем самым как бы говоря: «Круто. Спасибо, что поделилась. Кстати, для меня такие разговоры ничего особенного. Девчонки постоянно посвящают меня в проблемы своей пробуждающейся сексуальности».
– А тебе всегда нравились девчонки? – спросила Эш и повернулась ко мне. Боковым зрением я увидел, что она смотрит внимательно и изучающе, и попытался изобразить спокойную незаинтересованность. Но видимо, моя мина больше смахивала на лицо человека в коме.
– Ага, – ответил я.
– И что, много у тебя было девчонок?
– Ну, было несколько.
– Сколько?
– Ну-у-у…
Наверное, я слишком долго притворялся, что пересчитываю в уме своих несуществующих партнерш, потому что она обо всем догадалась.
– Ноль?
– Нет. Погоди. Я считаю.
– Да не парься, если у тебя никого не было, – бросила Эш. – Мы же в одной группе. Значит, должны быть друг с другом откровенными, иначе ничего не выйдет.
– Просто «ноль» отвечать как-то совсем неловко, – выпалил я. Звук моего голоса был мне самому противен. Голос несмышленого мальчишки.
– Да ладно тебе, – сказала Эш. Я посмотрел на нее, но не понял, что выражает ее лицо. – Ноль – не так уж плохо. Ноль – значит, кто-то еще станет твоей первой. А это хорошо. Заново впервые уже не получится. А жаль.
– Вот о чем точно не пожалею, – возразил я.
– Ты опять по двум полосам едешь, – заметила она и снова оказалась права.
– А ты вообще можешь вести машину не по-баклански? – буркнул Кори с заднего сиденья.
В шесть утра солнце поднялось над горизонтом. Виргинский пейзаж ничем не отличался от пенсильванского, разве что деревья были пораскидистее. Раз в пять минут моя рука тянулась к телефону, телефона не оказывалось на месте, и каждый раз это провоцировало у меня небольшой взрыв мозга.
– Ты сказал, что родители Кори будут волноваться, а твои что, нет? – спросила Эш.
– Да у него лучшие в мире предки, – заявил Кори. – Они, наверное, даже не заметят, что он пропал.
– Ага, – кивнул я, притворившись, что этот факт меня жутко радует.
Глава 11
Мои родители и родители Кори
Сейчас объясню разницу между нашими с Кори родителями.
Кори ни разу в жизни не вышел из дома без предварительного двадцатиминутного (в лучшем случае) допроса, устроенного ему одним или обоими предками. Я часто при этом присутствовал. Содержание и тон допросов не сильно различались от раза к разу. Могу воспроизвести начало двух из них по памяти практически дословно:
Теперь понятно, почему Кори нельзя винить в том, что иногда в присутствии старших и тех, кто пытается заставить его что-то сделать, он бычится и ведет себя как придурок? Он, считай, всю свою жизнь провел под перекрестным огнем.
У меня дома все по-другому. Родители Кори не отстают от него ни на секунду и хотят быть с ним круглосуточно, разрываясь между любовью и паническим страхом. Короче, ведут себя как собаки. А вот мои предки – типичные кошки. Когда я рядом, они счастливы, а когда меня рядом нет, им тоже нормально. А еще, как кошки, большую часть времени они загадочно отсутствуют. То есть не загадочно, конечно. Просто они на работе.
Мои мама и папа – учителя государственной начальной школы Меллон в Южном Окленде. Они ведут суперэффективный курс обучения на двух языках у первоклассников и второклассников. Каждый год этот курс получает кучу наград, приносит школе тонну денег в федеральных грантах и, видимо, реально круто влияет на жизнь детей.
Но это значит, что им приходится проводить в школе довольно много времени: с 7 утра до 8–9 вечера в рабочие дни. А в выходные родители совсем без сил. Поэтому дружной сплоченной семьей нас не назовешь. К примеру, о семейных ужинах в нашем доме никто не слышал. Даже по отдельности никто не ест достаточно организованно, чтобы можно было назвать это ужином. Или обедом. Мы не ужинаем и не обедаем, а постоянно рассеянно жуем все, что попадется под руку, и это может происходить в любое время дня. Для этого годится еда, требующая минимальных усилий для приготовления – к примеру, сырые овощи, которые мы обмакиваем в двухгаллонный чан с хумусом. Каждую субботу папа покупает его в магазине, где закупаются рестораторы. Мое домашнее задание предки проверяли в последний раз больше года назад.
Но послушайте. Понимаю, что со стороны это выглядит грустно или как будто я себя жалею, но мне не хочется, чтобы вы так думали. Предков своих я люблю, знаю, что они меня любят, и понимаю, как круто, когда тебе предоставляют столько самостоятельности. Это большая редкость. Поэтому стараюсь не огорчать родителей и горжусь тем, что они делают по-настоящему важную работу.
Но все же, глядя, как предки Кори пытаются задушить его чрезмерной заботой каждый раз, когда тот хочет просто выйти из дома, я иногда думаю, что это не так уж плохо.
Глава 12
Эш дает взятку администратору
У Эш, несомненно, водились деньжата. Она ездила на собственной, новой на вид тачке, играла на дорогущей Les Paul, платила за всех в суши-барах и на заправках покупала любые конфеты, а не только те, что продавались за полцены. Мы делали вид, что ничего не замечаем. Однако это стало невозможным после того, как в отеле она сняла номер за 519 баксов и дала на лапу администратору по имени Уэйн.
Уэйн попросил у нас документы, подтверждающие, что нам уже есть двадцать один год.
– Мои братья не взяли права, – сказала Эш и протянула Уэйну свое удостоверение и две пятидесятидолларовые купюры.
Уэйн взглянул сначала на меня, потом на Кори.
– Нас усыновили, – пояснила Эш. – Этого хватит?
– Вполне, – тонким голосом ответил Уэйн.
– Эш, наверное, стоит обсудить финансы группы, – сказал я, когда мы остались одни в громадном номере с джакузи.
Эш посмотрела на меня безо всякого выражения.
