Под знаком незаконнорожденных - Владимир Владимирович Набоков
С. 237. кусочек пузеля. – Для англ. puzzle мы используем еще одно набоковское словцо, возникающее в гл. 2 «Защиты Лужина» («Но в тот год английская мода изобрела складные картины для взрослых – “пузеля”, как их называли у Пето <…>»).
…страдающим разными мелкими хворями, то он, возможно, жил бы в большем согласии с собой. – В рукописи (с. 163) следует невычеркнутое продолжение: «со множеством первосортных прохладных идей [cool ideas], стоящих сияющими рядками внутри его ментального рефрижератора».
…его тело слишком крупное и здоровое для него: если бы он был сморщенным и дряблым <…> то он, возможно, жил бы в большем согласии с собой. История барона Мюнхгаузена о декорпитации коня. – Комментаторы романа не объяснили, что значит «декорпитация» и каков источник этого слова. Б. Бойд ошибочно отнес это упоминание к истории Мюнхгаузена о том, как он, направляясь в Россию, ночью в деревне привязал коня к торчащему из снега пню, а утром оказалось, что конь на самом деле был привязан к флюгеру церковной колокольни и теперь высоко висит в воздухе, потому что толстый слой снега за ночь растаял (NaM, 693); на тот же рассказ и так же без каких-либо пояснений указал Р. Алладае (Œrc, 1601; в НСС примечание к этому месту отсутствует). На самом деле Набоков имел в виду другой рассказ о приключениях барона, причем источник редкого слова «decorpitation» и самого этого места в романе обнаруживается со всей определенностью.
В журнале «Канадский энтомолог» за 1895 г. в разделе «Корреспонденция» было опубликовано сообщение некоего Cimex (псевдоним по латинскому названию рода клопов из семейства постельных клопов) под названием «Munchausen Substantiated» («Мюнхгаузен подтвержден»). Не лишенный остроумия и писательской жилки ученый привел любопытный факт из жизни насекомых, который мог привлечь внимание Набокова не только собственно занимательным энтомологическим наблюдением, но и его литературным контекстом, к примеру, упоминанием «экспертов по интерпретации скрытых смыслов у Шекспира»:
Мюнхгаузен подтвержден
Однажды, когда этот прославленный и правдивый путешественник, барон Мюнхгаузен, преследовал врага до ворот крепости, опускная решетка упала и отрезала заднюю часть его лошади. Разгоряченный битвой <…>, он подъехал к резервуару, чтобы напоить верное животное. Лошадь пила, как иссушенная земля после шестимесячной засухи, пока барон, наконец, не огляделся и не увидел расчленение, обнаружив, что с той же скоростью, с какой лошадь пила, вода вытекала из ее разрезанного тела, и что ее жажда, очевидно, никогда не будет утолена. <…>
Точно так же, как у нас есть исследователи и эксперты по интерпретации скрытых смыслов у Шекспира и Браунинга, а еще музыкальных драм Вагнера, почему бы не создать общество для исследования и истолкования Мюнхгаузена?
Все это, однако, говорится лишь теоретически <…> и в качестве введения к утверждению, что мне известна цепочка фактов, напоминающих историю разрезанной лошади Мюнхгаузена [ «Munchausen’s horse-decorpitation story» – эта фраза в точности повторена Набоковым в романе], и вкратце и без дальнейших пояснений эти факты таковы:
Существует маленькая мирная гусеница, которая в августе резвится среди листьев тенистых деревьев Вашингтона и которая в избранном кругу известна как американская белая бабочка [Fall webworm]. Существует также предприимчивый зеленый клоп-щитник с хищническими инстинктами, которого называют жуком-солдатом [soldier-bug] и который, страдая такой же сильной жаждой, как полковник из Кентукки, постоянно стремится утолить ее, выпивая кровь гусеницы американской белой бабочки. Однако в этой кровавой погоне у клопа-щитника есть сильный соперник – колесный клоп [Arilus cristatus из семейства хищнецов, в оригинале автор пользуется народным названием wheel-bug], которого по силе жажды, если первого сравнивать с полковником из Кентукки, можно сравнить с судьей из Джорджии <…>. Интересы этих двух жизнерадостных созданий противоречат друг другу. Их кровожадные занятия приводят их на одни и те же охотничьи угодья, и порой гусениц на всех не хватает. <…> клоп-щитник <…> находит одинокую гусеницу американской белой бабочки, вонзает свой клюв в извивающееся тельце (как со всего маху опускают соломинку в бренди) и начинает сосать. В этот момент колесный клоп находит эту пару и вонзает свой клюв в спину клопа-щитника и тоже принимается сосать.
Клоп-щитник оказывался в положении лошади Мюнхгаузена. Едва он успевал высосать кровь из гусеницы, как ее высасывал из него колесный клоп. Сочувствие наблюдателя к гусенице замещается восхищением отвагой клопа-щитника и грустью по поводу его затруднительного положения – пока восхищение и грусть не одолеваются блестящей мыслью о том, что этим наблюдением подтверждается рассказ Мюнхгаузена (Cimex. Munchausen Substantiated // The Canadian Entomologist / Ed. by C. J. S. Bethune. Vol. XXVII. № 3. London (March), 1895. P. 84–85. Пер. мой).
Термин «decorpitation» образован по типу «decapitation» (декапитация) – обезглавливание, но вместо «capita» (голова) – «corpora» (туловище, тело). Определив источник Набокова, мы теперь можем резюмировать, что одну из выписок, приведенных в этой главе, Круг сделал из старого энтомологического журнала. Вероятной аллюзией на псевдоним автора этой заметки и на само ее содержание могут быть слова лавочника в разговоре с Кругом во второй главе романа: «Знаете, вы не поверите, но один заслуживающий доверия человек сказал мне, что в каком-то книжном магазине на самом деле есть книга, страниц в сто по меньшей мере, целиком посвященная анатомии клопов!»
Каким же образом история о рассечении лошади связана у Набокова с мыслями Круга о том, что его тело слишком крупное и здоровое для него? Приведем часть этого рассказа барона по русскому изданию:
В ожидании я направил своего тяжело дышавшего коня к колодцу на базарной площади, чтобы дать ему напиться. Он пил и пил без всякой меры и с такой жадностью, словно никак не мог утолить жажду. Но дело, оказывается, объяснялось очень просто. <…> Всей задней части моего бедного коня как не бывало: крестец и бедра – все исчезло, словно их начисто срезали. Поэтому вода вытекала сзади по мере того, как она поглощалась спереди, без всякой пользы для коня и не утоляя его жажды. <…> Короче говоря, задняя половина моего чудо-коня за эти короткие мгновения успела завязать близкое знакомство с кобылами, носившимися по лугу, и, предавшись наслаждениям со своим гаремом, по-видимому, забыла все перенесенные неприятности. Голова при этом, правда, столь мало принималась в расчет, что жеребята, обязанные своим существованием этому времяпрепровождению, оказались негодными ублюдками: у них не хватало всего того, чего недоставало отцу в момент их зачатия (Бюргер Г. А., Распе Р. Э. Приключения барона Мюнхгаузена / Изд. подг. А. Н. Макаров. М.: Наука, 1985. С. 37–40).
Можно предположить, что потаенной предпосылкой мысли Круга, обладающего необыкновенной мужской силой и мучимого соблазном доступности Мариетты, служит именно этот пример удивительно любвеобильной задней части ополовиненного коня, предавшейся безудержным наслаждениям: с одной стороны, будь Круг менее страстен, он жил бы в большем согласии с собой, а с другой стороны, «головная» часть Круга, подобно баронскому коню, никак
