Дом разделенный - Перл С. Бак
Старик не заметил его презрительного взгляда. Тем же ровным сухим голоском он продолжал:
– Есть и другие способы нам помочь. Времена нынче такие скверные, что у моих младших сыновей нет никаких доходов. Мое дело больше не приносит столько, сколько приносило раньше. Я много слышал о том, сколько зарабатывает в банке мой старший сын, и подумал, почему бы и младшим столько не зарабатывать? Когда ты устроишься на хорошую работу, возьми к себе моих младших работать под твоим начальством, и их ежемесячное жалованье тоже пойдет в уплату долга.
Тут Юань не выдержал и с досадой воскликнул, не в силах больше сдерживать чувства:
– Выходит, меня продали, дядя! Годы моей жизни теперь принадлежат тебе!
Старик широко раскрыл глаза и ответил очень миролюбиво:
– Не понимаю, что ты имеешь в виду. Разве это не долг младших – по мере сил и возможностей помогать семье? Я очень многое сделал для двух своих братьев, один из которых – твой отец. Все эти годы я собирал с арендаторов деньги и вел им счет, а еще содержал большой дом, который достался нам от отца, платил налоги и делал все необходимое, чтобы сберечь земли, завещанные нам отцом. Однако то был мой долг, и я не отказывался его выполнять, а после моей смерти он перейдет к моему сыну. Однако и земля теперь не та, что прежде. Отец оставил нам достаточно земель и арендаторов, чтобы мы могли считаться богачами. Но наши дети – не богачи. Мы живем в трудное время. Налоги высоки, арендаторы платят мало и никого не боятся. Поэтому моим младшим сыновьям приходится искать себе работу, как у второго сына, и это твой долг – помочь двоюродным братьям. Так заведено у нас издревле: самый способный член семьи помогает остальным.
Так на Юаня вновь легли древние узы кровного родства. Он ничего не ответил дяде. Ему было прекрасно известно, что на его месте кто-нибудь другой наверняка отказался бы взваливать на себя этот долг, а просто сбежал бы и жил, где захочется, начисто забыв о семье, ибо таковы были новые порядки. Юань страстно мечтал о свободе. Даже тогда, сидя в темной пыльной комнате и глядя на своих родных, он мечтал о том, чтобы вскочить на ноги и крикнуть: «Я не брал на себя этого долга! Я в долгу только перед самим собой!»
Однако он сознавал, что не способен на это. Мэн мог бы заявить так ради дела революции; Шэн посмеялся бы и сделал вид, что согласен выплатить долг, а потом просто выкинул бы его из головы и жил бы, как вздумается. Но Юань был воспитан иначе. Он не мог отказаться от обязательств, которыми родной отец сковал его от большой глупости и любви. Винить отца он по-прежнему не мог, и даже после долгих размышлений не сумел придумать, какой у него был выбор.
Юань сидел, уставясь на квадрат солнечного света под дверью, и молча прислушивался к ссорам и щебету маленьких птиц в бамбуковых зарослях во дворе. Наконец он угрюмо произнес:
– Получается, я для вас – выгодный вклад, дядя. Способ обеспечить себе и своим сыновьям безбедную старость.
Старик выслушал эти слова, обдумал, налил себе чаю в пиалу и отпил. Затем провел иссохшей рукой по губам и молвил:
– Таков долг каждого нового поколения. Ты тоже поступишь так со своим сыном, когда придет время.
– Никогда! – выпалил Юань.
Прежде он ни разу не задумывался о сыновьях, однако дядины слова будто открыли ему окно в будущее. Да, однажды у него будут сыновья. Для него найдется женщина, и у них родятся сыновья. Но его дети будут свободны, да, свободны от воли отца, он не станет лепить их по своему замыслу – солдатами или кем бы то ни было, – и насильно связывать их семейными узами.
Внезапно он воспылал ненавистью к родным, к дядьям, двоюродным братьям и даже к отцу – ибо в тот миг в комнату вошел Тигр, уставший после встречи со своими солдатами. Ему не терпелось сесть за стол, выпить вина и послушать Юаня. Но Юаню стало невмоготу. Он быстро встал и без слов вышел вон из комнаты.
У себя в комнате он бросился на кровать и лежал, трясясь от рыданий, как в детстве, но недолго, потому что старый Тигр вскоре узнал у остальных, что произошло, побежал за Юанем – со всей быстротой, на какую был способен, – распахнул дверь и влетел в его комнату. Но Юань не повернулся к отцу. Он лежал, спрятав лицо в ладонях, а старый Тигр сидел рядом, гладил и похлопывал его по плечу, рассыпаясь в извинениях и клятвенных обещаниях. Наконец он сказал:
– Сынок, ты не обязан ничего делать. Хоронить меня еще рано. Я просто разленился, но теперь я снова соберу армию и пойду войной на тех бандитов, подчиню себе все деревни в округе и отниму у разбойничьего главаря свои деньги. Однажды я одержал над ним верх и одержу снова. А ты живи здесь со мной и не тужи. Да, и можешь жениться на ком хочешь! Я был неправ. От старомодных предрассудков я давно избавился, Юань, и понимаю, что молодежь теперь пошла другая…
Старый Тигр сумел подобрать слова, которые в самом деле заставили Юаня опомниться, отереть слезы и перестать жалеть себя. Он повернулся к отцу и вскричал:
– Я больше не позволю тебе воевать, отец, и я…
Юань хотел сказать «не собираюсь жениться» – он так давно говорил это отцу, что слова едва не сорвались с языка сами собой. Однако теперь, несмотря на отчаяние, он замер на полуслове и спросил себя: а в самом ли деле он не хочет жениться? Меньше часа назад он заявлял, что его сыновья будут свободны. Конечно, однажды он женится. Осекшись, он медленно произнес:
– Да, когда-нибудь я женюсь на той, кого выберу сам.
На радостях, что Юань наконец повернулся к нему и унял слезы, старый Тигр подхватил:
– Женишься, женишься, сынок! Только назови мне ее имя, и я сообщу
