Дом разделенный - Перл С. Бак
Ван Купец ничего не ответил на это, а лишь улыбнулся скупой снисходительной улыбкой. Зато юноша терпеливо и осторожно сказал:
– Кажется, мои младшие братья получились такими же рослыми и крепкими, как он, да и средний немал. Один я не вышел ростом, даром что старший.
Он скорбно поморгал. Юань, выслушав его, полюбопытствовал:
– И как теперь поживают мои двоюродные братья, чем занимаются?
Сын вопросительно посмотрел на отца, но тот сидел молча, с прежней улыбочкой на лице, и тогда юноша осмелился ответить Юаню:
– Со сбором аренды и торговлей зерном отцу помогаю я. Раньше мы все этим занимались, но времена в нашем краю пошли дурные. Арендаторы так обнаглели, что отказываются платить, да и урожаи стали беднее. Моего старшего брата отец еще мальчиком отослал служить Тигру. Один из младших уехал повидать мир и живет теперь на юге, работает счетоводом в лавке, потому что очень хорошо умеет обращаться со счетами. Он богат, так как все серебро проходит через его руки. Второй сидит дома с семьей, а младший учится, потому что в нашем городе теперь есть новая школа, и мы надеемся женить его, как только позволит возраст, поскольку моя мать скончалась несколько месяцев тому назад.
Тут Юань вспомнил бойкую и голосистую деревенскую женщину, которую однажды видел в дядином доме, когда они с отцом туда приезжали. Она всегда была весела, и не верилось, что теперь она неподвижно и тихо лежит в могиле, а этот жалкий старичок, его дядя, живет себе и живет, почти не меняясь. Юань спросил:
– Как это случилось?
Тогда сын взглянул на отца, и оба притихли. Тигр, услышав вопрос сына, решил ответить сам, хотя его не спрашивали:
– Как это случилось? Есть у нашей семьи один враг – главарь мелкой шайки бандитов, что разбойничают в горах над нашей старой деревней. Однажды я отобрал у него город: долго держал его под осадой, а потом хитростью пробрался за стены. С тех пор он не может мне этого простить. Клянусь, он нарочно разбил становище неподалеку от наших земель, чтобы следить оттуда за моими родными. Один из моих братьев прознал, что этот разбойник нас ненавидит, и испугался сам ехать за данью и арендной платой, а послал вместо себя жену. Она ведь только женщина, ее не тронут, решил он. А бандиты поймали ее по дороге домой, ограбили, отрезали ей голову и бросили в канаву. Я сказал брату: «Подожди пару месяцев, пока я соберу людей. Клянусь, я разыщу этого бандита… Клянусь… Клянусь…»
Голос Тигра сорвался, гнев его утих, и он принялся незряче шарить рукой в воздухе. Стоявший рядом слуга тут же подставил ему чашу с вином и рассеянно забормотал, словно эти слова давно вошли у него в привычку:
– Тише, мой генерал, тише. Не гневайтесь так, не то захвораете.
Он устало переминался с одной дрожащей ноги на другую, потом зевнул и в радостном восхищении уставился на Юаня. Ван Купец на протяжении всего этого рассказа молчал, однако, когда Юань повернулся к нему и хотел сказать несколько вежливых слов в утешение, он с удивлением увидел слезы на глазах старика. Тот молча ухватился за край одного рукава, потом второго, промокнул ими глаза и украдкой провел сухонькой рукой под носом. Юань обомлел, увидев, как этот бездушный старик проливает слезы по убитой жене.
Сын дяди тоже это увидел, и, задумчиво взглянув маленькими глазками на отца, скорбно обратился к Юаню:
– Служанка, которая ее сопровождала, рассказывала потом, что если б госпожа помалкивала и делала, что велено, они не стали бы так торопиться ее убивать. Но та всегда была остра на язык и не умела держать его за зубами, а еще у нее был горячий и вздорный нрав, потому она тут же заорала: «Думаете, я вам отдам свое доброе серебро, сукины дети?!» Да, служанка поняла, к чему все идет, и кинулась бежать, а когда оглянулась, госпожу уже обезглавили. Еще мы потеряли казну, которую они тогда собрали с крестьян, потому что разбойники отобрали у них все до последней монеты.
Так говорил двоюродный брат Юаня, и тихий голос его лился ровно, и слова были одинаково округлые и ладные, словно тело он унаследовал от отца, а язык без костей – от матери. Но все же он был хорошим сыном и любил свою мать: голос его сорвался, и он вышел во двор и покашлял, чтобы облегчить душу, отереть глаза и немного поскорбеть.
Что же до Юаня, то он, не зная, чем себя занять, встал и налил дяде чаю. Он двигался словно во сне и чувствовал себя чужим человеком в этом доме, среди своей родни. Да, он вел недоступную их пониманию жизнь, а их жизнь казалась ему до смерти ничтожной и пустой. Вдруг, сам не зная отчего, он вспомнил Мэри, о которой не думал уже очень давно… Почему именно сейчас она предстала перед его глазами так ясно, словно кто-то открыл дверь, а за нею стояла она – белокожая, голубоглазая, и весенний ветер трепал ее темные волосы? Причем здесь она? Мэри никогда не бывала здесь, и картинки, которые она нарисовала у себя в голове и которыми описывала его родную страну, были всего лишь картинками, не более. Как же хорошо, пылко подумал Юань, глядя на своего отца и родственников, погрузившихся теперь, когда первые радостные минуты встречи остались позади, в свои мысли, – как же хорошо, что он не полюбил ее! Юань окинул взглядом зал. Всюду лежала пыль, которую давно не убирали старые обленившиеся слуги. В швах между плитами на полу росла зеленая плесень, а сами плиты были перепачканы вином, плевками, пеплом и мясным жиром. Сломанные оконные переплеты с раковинами моллюсков заменили бумагой, и та свисала длинными лохмотьями, а по потолочным балкам даже средь бела дня шныряли туда-сюда крысы. Старый Тигр, допив теплое вино, сидел и рассеянно кивал, и его некогда могучее тело стало дряблым и беспомощным. На гвозде у него над головой висел меч в ножнах. Хотя Юань с первого же взгляда приметил отсутствие знакомого металлического блеска на бедре или в руке отца, сам меч он увидел только сейчас. Меч по-прежнему был прекрасен, хоть и прятался в ножнах, и ножны с тонкой резьбой тоже были хороши, несмотря на пыль и выцветшие, обглоданные крысами алые кисти.
О, как он был рад, что не полюбил ту иностранку! Пусть она и дальше тешит себя фантазиями о его стране, пусть