Под знаком незаконнорожденных - Владимир Владимирович Набоков
Замечание о газетном разделе комиксов, в котором кончается роман, требует пояснения. Б. Бойд пишет, что в США роман Верфеля печатался в газете рядом с разделом комиксов (NaM, 681); подтверждения этому найти не удалось: перевод вышел отдельной книгой в Нью-Йорке в издательстве «The Viking Press» в апреле 1942 г. (не в 1944 г., как пишет Бойд). На наш взгляд, Набоков имел в виду не газетные комиксы в прямом смысле слова, а условный характер мелодраматического финала романа и последние его слова, описание будничных явлений трезвого XX в. после канонизации Бернадетты: «Мимо несутся потоки машин. Продавец мороженого звоночком созывает уличных мальчишек и служанок. Из боковых переулков доносятся заунывные голоса торговцев, предлагающих купить апельсины, фенхель и лук. Под небом Рима, где собрались все святые, чтобы поздравить новую святую, с грохотом проносится военный самолет» (Верфель Ф. Песнь Бернадетте. Черная месса. СПб.: Азбука, 2023. С. 435. Пер. Е. Маркович, Е. Михелевич). Заявленная таким образом в начале романа Набокова тема комиксов продолжается в описании придуманного им комикса об Этермоне, в котором переосмыслена линия чудесного и загробного из романа Верфеля. Набоковский Этермон, как условное творение массового искусства, «совершенно бессознательно являл собой ходячее опровержение индивидуального бессмертия, поскольку весь его образ жизни представлял собой тупик, в котором ничто не могло или не было достойно продлиться за границу смертного состояния. Никто и не мог бы, впрочем, представить себе Этермона действительно умирающим <…>; так что, с одной стороны, Этермон, являясь олицетворенным опровержением бессмертия, сам был бессмертен, а с другой – не мог и мечтать насладиться какой-либо формой загробной жизни – просто потому, что в своем во всех прочих отношениях хорошо спланированном доме он был лишен элементарного комфорта камеры смертников» (гл. 5).
В имени Зонтаг Набоков зашифровал аллюзию на христианскую тематику романа Верфеля, образовав его от нем. Sonntag – воскресенье.
С. 64. аллювиальная почва – галечники, пески, суглинки и т. п., отложенные водными потоками.
…togliwn ochnat divodiv [ежедневный сюрприз пробуждения]… – В этой фразе искаженное нем. täglich (ежедневный) и Nacht (ночь) соседствует с русскими словами «ночь» и «диво»; кроме того, в ней содержатся анаграммы «Давид», «night» (ночь) и английское предупреждение: «go not to lawn, D[a]vid» («Не ходи на лужайку, Д[а]вид»), которое может иметь отношение к обстоятельствам смерти Давида, ночью отведенного для расправы во двор, «представляющий собой прелестную лужайку». Если Набоков действительно предполагал здесь английскую анаграмму, предвосхищающую трагичную смерть единственного ребенка Ольги и Круга (не случайно фразу произносит именно Ольга), то в ней можно заметить сходство с анаграммой в написанном позднее «Бледном огне» (в котором университетский профессор и поэт Джон Шейд тоже теряет единственного ребенка), раскрытой Г. Барабтарло как искаженное предостережение «не ходить в Гольдсворт» (где Шейда будет поджидать убийца): «not ogo old wart <…> Это заботливый дух тетушки предупреждает Шейда о грозящей ему опасности» (Барабтарло Г. Сочинение Набокова. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2011. С. 116–117). Фраза «ежедневный сюрприз пробуждения» предвосхищает рассуждения Круга в гл. 6: «Теоретически не существует неопровержимого доказательства того, что утреннее пробуждение (когда обнаруживаешь, что снова сидишь в седле своей личности) на самом деле не является совершенно беспрецедентным событием, первородным появлением на свет». См. также коммент. к с. 320.
…ее великолепный тридцатисемилетний возраст… – что объясняет названное в первой главе романа число листьев, сберегшихся только «на одной стороне дерева».
С. 65. …radabarbára [красивая женщина в цвете лет]… – Русские слова «рад», «дар», «баба» соединяются с греч. barbaros (иноземец) и производными от него женскими именами. Англоязычному читателю слово могло напомнить англ. barbarous – варварский, дикий, грубый. В романе еще два слова местного языка с тем же корнем перекликаются с «радабарбарой» – в этой главе barbarn (искусственное множественное число от «жена», «женщина») и, в гл. 7, barbok (пирог с отверстием посередине для растопленного масла). См. также коммент. относительно поговорки «Domusta barbarn kapusta».
Лагодан – от Ладоги, старого русского поселения недалеко от Петербурга, и Ладожского озера. См. также коммент. к гл. 18 относительно Аст-Лагоды.
С. 66. …наложенных друг на друга английских «I» (я) в составленном по первым строкам указателе к поэтической антологии. Я озеро. <…> Я буду. – В оригинале следующий набор строк: «I am a lake. I am a tongue. I am a spirit. I am fevered. I am not covetous. I am the Dark Cavalier. I am the torch. I arise. I ask. I blow. I bring. I cannot change. I cannot look. I climb the hill. I come. I dream. I envy. I found. I heard. I intended an Ode. I know. I love. I must not grieve, my love. I never. I pant. I remember. I saw thee once. I travelled. I wandered. I will. I will. I will. I will». Набоков, по-видимому, использовал реальные начальные строки английских стихотворений, большую часть которых нам удалось идентифицировать. Из какой именно поэтической антологии они взяты, трудно сказать. Проверка двух наиболее авторитетных и представительных антологий, снабженных указателем включенных в них стихотворений по первым строкам, The Oxford Book of English Verse, 1250–1918 / Ed. by Sir Arthur Quiller-Couch. New Edition. Oxford, 1940, и The Oxford Book of Modern Verse, 1892–1935 / Ed. by W. B. Yeats. Oxford, 1936, показала частичное совпадение. Судя по фразе из шекспировского «Генриха V», Набоков включил в список не только первые строки (или слова) стихотворений, но и просто известные поэтические строки и, конечно, мог чередовать подлинные строки с вымышленными (или условными), особенно в случае слишком коротких для идентификации «I come», «I love» и т. п. или четырежды повторенных «I will» (что напоминает знаменитое «Never, never, never, never, never!» в «Короле Лире», позднее обыгранное Набоковым в «Аде»). Поскольку темы и мотивы некоторых стихотворений из этого перечня имеют значение для романа, мы посчитали необходимым дать их в переводе, пожертвовав алфавитным порядком оригинала, вместо того чтобы подыскивать стихотворные строки из какой-нибудь русской поэтической антологии, сохранив алфавитный порядок, но потеряв важные литературные отсылки, говорящие в том числе о круге произведений, читавшихся Набоковым при написании романа.
«Я в лихорадке» – начало стихотворения американского поэта Р. Хоувея (1864–1900) «The Sea Gipsy» (1896): «I am fevered with the sunset…» («Я в лихорадке из-за заката…»).
«Я не алчен» – слова короля в исторической хронике У. Шекспира «Генрих V» (акт IV, сц. 3): «By Jove, I am not covetous for gold» («Клянусь Юпитером, не алчен я! /
