Укридж. Любовь на фоне кур - Пэлем Грэнвилл Вудхауз
Она просияла. И правда, я никогда еще не видел такой восхитительной девушки. Смотреть на нее было чистое наслаждение. И я не мог упрекнуть Укриджа за то, что он в нее влюбился.
– Большое спасибо, – сказала она и села в большое кресло, в котором выглядела совсем уж миниатюрной. – Стэнли мне рассказывал, какие вы с ним друзья. Он предан вам всей душой.
– Замечательный типус! – сказал я с чувством. Я бы и не такое сказал, лишь бы ее порадовать. Она была настоящей чаровницей, эта девушка. – Мы учились вместе в школе.
– Я знаю. Он все время об этом говорит. – Она поглядела на меня круглыми глазами, совсем как персидская кошечка. – Вы, я полагаю, будете его шафером? – Она весело засмеялась. – Одно время я жутко боялась, что в шафере нужды не будет. Вы считаете, мы поступили очень скверно, украв попугая тети Элизабет?
– Скверно? – ответил я с неколебимой твердостью. – Да нисколько. Какая странная мысль!
– Она так ужасно волновалась, – возразила милая девушка.
– И отлично, – заверил я ее. – Избыток душевного спокойствия ведет к преждевременной старости.
– Все-таки мне никогда не было так стыдно за себя, за свой дурной поступок. И я знаю, Стэнли чувствовал то же самое.
– Всеконечно! – согласился я убежденно. Такова была магия этой девочки из дрезденского фарфора, что даже ее нелепое предположение, будто Укридж наделен совестью, не вернуло меня на путь истины.
– Он такой чудесный, рыцарственный, деликатный.
– Именно эти слова я сам выбрал бы, говоря о нем.
– Вот вам пример его чудесного характера: сейчас он сопровождает мою тетю, чтобы помогать ей с покупками.
– Да не может быть!
– Чтобы как-то возместить ей тревогу, которую она из-за нас испытала.
– Это благородно. Другого слова нет. Благородно выше всяких похвал.
– Ведь он больше всего на свете ненавидит носить пакеты с покупками.
– Он, – вскричал я с фанатичным энтузиазмом, – чистейшей воды сэр Галахед.
– Не правда ли? Только на днях…
Ее прервали. Снаружи хлопнула входная дверь. По коридору протопали большие ступни. Дверь кабинета распахнулась, и в нее влетел сам сэр Галахед, прижимая к груди охапку пакетов.
– Корки! – начал он. Затем, узрев свою будущую жену, которая испуганно вскочила с кресла, он уставился на нее с горькой жалостью в глазах, как вестник страшных новостей. – Милли, старуха, – лихорадочно пробормотал он, – мы сели в лужу.
Девушка ухватилась за край стола.
– Стэнли, милый…
– Есть только одна надежда. Меня осенило, когда я…
– Неужели тетя Элизабет передумала?
– Пока еще нет. Однако, – сказал Укридж мрачно, – однако скоро передумает, если мы не начнем действовать молниеносно.
– Но что произошло?
Укридж швырнул пакеты на пол. Это его как будто слегка успокоило.
– Мы как раз выходили из магазина, – сказал он, – и я как раз собрался зарысить домой со всеми этими пакетищами, и вдруг она обрушивает на меня это.
– Что, Стэнли, милый? Что обрушивает?
– Да это непотребство. Жуткую новость! Она, видите ли, намерена присутствовать на банкете в Клубе Пера и Чернил вечером в пятницу. Я видел, как она заговорила с курносой бабищей, которую мы повстречали в отделе фруктов, овощей, птиц и комнатных собачек, но я понятия не имел, о чем они чешут языками. А она приглашала старушенцию на этот инфернальный банкет!
– Но, Стэнли, почему тете Элизабет нельзя пойти на банкет Клуба Пера и Чернил?
– Потому что моя тетка приезжает в пятницу в Лондон специально, чтобы произнести на нем спич, а твоя тетя, конечно, постарается познакомиться с ней и потолковать по душам обо мне.
Мы все втроем молча обменивались взглядами. Да, новость была самой грозной. Как соприкосновение двух противопоказанных друг другу химикалий, эта встреча тетки с теткой неизбежно приведет к взрыву. И в нем погибнут надежды и мечты двух любящих сердец.
– О, Стэнли, что нам делать?
Будь такой вопрос обращен ко мне, я бы не знал, что на него ответить, но Укридж, этот человек неистощимых идей, мог быть сбит с ног, но не повержен.
– Есть только одна возможность. Она пришла мне в голову, когда я шагал по Бромптон-роуд. Малышок, – продолжал он, опуская тяжелую руку на мое плечо, – тут требуется твое сотрудничество.
– Ах, как чудесно! – воскликнула Милли.
Сам я так не выразился бы. А она пояснила:
– Ведь мистер Коркоран так умен! Я уверена, если возможно что-то сделать, он сделает все!
Вот и конец любой попытке воспротивиться! Укриджу я мог бы противостоять, но очарование этой девушки настолько меня покорило, что я был воском в ее руках.
Укридж сел на письменный стол и заговорил с весомостью, отвечавшей случаю.
– Так уж заведено в этой жизни, малышок, – начал он наставительно, – что самые скверные времена, выпадающие на долю типчика, довольно часто в конце концов оборачиваются ему во благо. Пожалуй, из всех периодов моей жизни ни один не доставлял мне радостей меньше, чем те месяцы, которые я провел в доме моей тетки в Уимблдоне. Но заметь, что воспоследовало, старый конь! Именно терпя это гнусное существование, я набрался сведений о ее привычках, и они-то спасут нас теперь. Ты помнишь Дору Мейсон?
– Кто такая Дора Мейсон? – быстро осведомилась Милли.
– Некрасивая женщина в годах, прежняя секретарша моей тетки, – ответил Укридж с не меньшей быстротой.
Лично мне мисс Мейсон помнилась на редкость хорошенькой и привлекательной девушкой, но я почувствовал, что сказать это вслух было бы неуместно. И удовлетворился мыслью о том, что Укридж, каковыми ни окажутся его недостатки как супруга, во всяком случае, обладает той чуткой тактичностью, которая столь украшает семейный очаг.
– Мисс Мейсон, – продолжал он, показалось мне, чуть более взвешенным и осторожным тоном, – иногда разговаривала со мной о своей работе. Мне было жаль бедную старушку, потому что, ты же понимаешь, ее жизнь была серой и безрадостной, ну я и старался иногда хоть немного скрасить ее тягостное существование.
– Как это на тебя похоже, милый!
Нет, это сказал не я, а Милли. Она смотрела на своего нареченного сияющими, полными восхищения глазами, и я увидел, что мой отзыв о нем как о современном сэре Галахеде кажется ей слишком пресным.
– И как-то она рассказала мне, – продолжал Укридж, – что моя тетка, хотя всегда произносит спичи на этих чертовых банкетах, не способна и двух слов связать, если не выдолбит заранее свою речугу, которую пишет для нее секретарша. Мисс Мейсон торжественно поклялась, что за последние два года перед нашим разговором каждое слово, официально произнесенное моей теткой, было
