Изгнанник. Каприз Олмейера - Джозеф Конрад
Виллемс, высунув кончик влажного розового языка, юркий, как живое существо, облизнул распухшую почерневшую губу, потрогал пальцами ссадину на щеке, осторожно ощупал ее края. На правой, здоровой половине лица отразились озабоченность и тревога за состояние левой стороны, саднящей и одеревеневшей.
Виллемс снова заговорил, его голос дрожал от сдерживаемых эмоций.
– Спросите у моей жены, когда увидите ее в Макасаре, есть ли у меня причины ее ненавидеть. Она была ничтожеством, я сделал из нее госпожу Виллемс. Из полукровки! Спросите, как она меня отблагодарила. Спросите… А-а, какая теперь разница. Вы привезли меня сюда и бросили, как ненужный мусор, бросили, не дав никакого занятия – не о чем даже вспомнить – и практически без надежды на что-то хорошее. Оставили меня на милость этого болвана Олмейера, который начал меня в чем-то подозревать. В чем? Черт его знает. Он с первой же минуты меня невзлюбил. Видно потому, что вы считали меня своим другом. О, я читал его как открытую книгу. Ваш партнер по Самбиру не очень далек, капитан Лингард, зато умеет показывать зубки. Шел месяц за месяцем. Я думал, что умру от изнеможения, от своих мыслей, раскаяния. И тут…
Он сделал быстрый шаг в сторону Лингарда, и словно следуя той же мысли, тому же порыву и волевому импульсу, Аисса тоже подошла ближе. Все трое замерли вплотную друг от друга, мужчины ощущали на лице легкое дыхание и тревогу женщины, пожиравшей их недоуменными, отчаянно вопросительными, дикими, страждущими глазами.
Глава 5
Виллемс отвернулся от Аиссы и заговорил тише.
– Посмотрите на нее, – сказал он и едва заметно повел головой в сторону женщины, к которой стоял плечом. – Посмотрите! Не верьте ей! Что она вам тут говорила? Что? Я спал. Столько времени провел без сна. Ждал вас трое суток, не смыкая глаз. Надо было хоть немного отдохнуть. Так ведь? Я попросил ее посторожить и сразу же позвать меня, если вы придете. Ни одной женщине нельзя верить. Кто может сказать, что у них на уме? Никто. Это невозможно. Ясно лишь, что не то, о чем они говорят вслух. Они живут с тобой рядом, и не разберешь, то ли любят, то ли ненавидят. То ласкают, то мучают, то бросают тебя, то липнут к тебе как банный лист, следуя собственным малопонятным дьявольским мотивам, которые мужчине не суждено разгодать! Посмотрите на нее и посмотрите на меня. Вот до чего она довела меня своими адскими кознями. Что она вам говорила?
Голос Виллемса упал до шепота. Лингард слушал с большим вниманием, теребя седую бороду и придерживая локоть ладонью. Все еще не отрывая взгляда от земли, он пробормотал:
– Если желаешь знать, она умоляла сохранить тебе жизнь, как будто жизнь стоит того, чтобы ее дарить или отнимать.
– А меня последние трое суток умоляла лишить жизни вас, – быстро проговорил Виллемс. – Целых три дня не давала мне проходу. Не унималась ни на минуту. Планировала засаду. Искала место, откуда я мог бы наверняка свалить вас одним выстрелом, если бы вы появились. Я не лгу. Даю слово.
– Слово он дает, – возмущенно рыкнул Лингард.
Виллемс пропустил реплику мимо ушей и продолжил:
– О-о, это такая жестокая тварь! Вы ее не знаете. Я хотел чем-нибудь себя занять, убить время, отвлечься, чтобы забыть о своих невзгодах до вашего возвращения, а она… посмотрите на нее… прибрала меня к рукам, как чужое добро. Да-да. Я даже не подозревал, что у меня в душе есть струны, на которых она могла бы сыграть. Она дикарка, а я – цивилизованный европеец, гораздо умнее ее! Ведь она понимает не больше дикого зверя! И все-таки нашла во мне слабину. Нашла, и я пропал. Я это и сам понял. Она измучила меня. Я был готов пойти на что угодно. Еще противился, но уже созрел. И это я тоже понял. Это состояние пугало меня больше всего, больше, чем собственные страдания. Можете поверить, мне было очень страшно.
Потрясенный Лингард внимал его словам зачарованно, как ребенок, слушающий сказку, и когда Виллемс остановился, чтобы перевести дух, нетерпеливо переступил с ноги на ногу.
– Что он говорит? – неожиданно выкрикнула Аисса.
Мужчины бросили на нее быстрые взгляды и переглянулись.
Виллемс, торопясь, возобновил монолог:
– Я пытался что-нибудь сделать. Увезти ее от этих людей. Пошел на поклон к Олмейеру. Таких слепых болванов еще поискать. Потом явился Абдулла, а она пропала, забрав с собой часть меня самого. Я был обязан вернуть эту часть, я не мог иначе. Что касается вас, то перемены давно назрели, вы не могли оставаться здесь хозяином навечно. Меня терзает не то, что я сделал, а безумие, которое меня к этому подтолкнуло. Причина – в нем, в охватившем меня наваждении. И оно однажды может повториться.
– Если так, то от него никто больше не пострадает – это я гарантирую, – многозначительно сказал Лингард.
Виллемс на секунду задержал на нем непонимающий взгляд и продолжил:
– Я боролся с ней. Она подстрекала меня к жестокости, убийству. С какой целью – никто не знает. Настырно, отчаянно, все время толкала меня под руку. Слава богу, Абдулле хватило ума. Не знаю, что бы я иначе сделал. Я был в ее власти. Она вцепилась в меня и не отпускала, как жуткий и одновременно сладкий кошмар. Мало-помалу наступило просветление. Я очнулся и обнаружил, что рядом со мной зверь, свирепостью не уступающий дикой кошке. Вы не знаете, через что мне пришлось пройти. Ее отец едва не убил меня, а она его. Мне кажется, она ни перед чем не остановится. Даже не знаю, что было ужаснее! Она никого не пощадит, чтобы защитить своих. И стоит мне только подумать, что это я сам, Виллемс… Как я ее ненавижу! Завтра, чего доброго, она и меня захочет прикончить. Откуда мне знать, что у нее на уме? Может быть, теперь она решит убить меня!
Он замолчал, дрожа от возбуждения, и испуганно добавил:
– Я не хочу подохнуть в этой дыре.
– Не хочешь? – задумчиво переспросил Лингард.
Виллемс повернулся к Аиссе и ткнул в нее костлявым пальцем.
– Посмотрите
