Укридж. Любовь на фоне кур - Пэлем Грэнвилл Вудхауз
Конец Боевого Билсона
«Королевский театр» в Лланинднно находится посреди главной магистрали этого отталкивающего городишки, а прямо напротив его грязного главного входа расположился фонарный столб. Под этим фонарным столбом, когда я его увидел, стоял мужчина. Крупный мужчина, и, судя по его внешнему виду, он совсем недавно подвергся тяжкому испытанию. Его персону припудрила пыль, и он лишился головного убора. На приближающийся звук моих шагов он обернулся, и свет фонаря озарил знакомые черты моего старого друга Стэнли Фиверстоунхо Укриджа.
– О черт! – вскричал я. – Что ты тут делаешь?
Нет, галлюцинацией он быть не мог. Передо мной стоял он сам во плоти. Но что понадобилось Укриджу, вольной птице, в Лланинднно? Тут мое воображение поперхнулось. Расположенное, как дает понять его название, в Уэльсе, это мрачное, мерзкое, разлохмаченное местечко населено мрачными зловещими детинами с подозрительными бегающими глазками и трехдневной щетиной. После всего лишь сорокаминутного пребывания в нем я успел прийти к убеждению, что оказаться там иначе как по принуждению невозможно.
Укридж уставился на меня, недоуменно разинув рот.
– Корки, старый конь! – сказал он. – Провалиться мне, если это не самое поразительное событие в истории мира. Последний типус, кого я ждал здесь увидеть.
– Могу только повторить: что-нибудь случилось? – сказал я, подразумевая его непрезентабельный вид.
– Случилось? Еще как случилось! – фыркнул Укридж, и изумление от неожиданной встречи сменилось праведным негодованием. – Они выбросили меня вон!
– Выбросили вон? Тебя? Кто? Откуда?
– Да из этого инфернального театра, малышок. После того как взяли мои деньги, черт подери! То есть я прошел на протырку, но важен принцип. Корки, мой мальчик, даже не пытайся искать в этом мире справедливости, потому что под высоким сводом небес ее нет и в помине. Я просто вышел подышать в первом антракте, а когда вернулся, увидел, что мое кресло занял какой-то дьявол в человеческом облике. И только потому, что я стал стаскивать типчика с моего законного места за уши, десяток наемных убийц накинулся на меня и вышвырнул вон. Меня, ты только подумай! Пострадавшего! Провалиться мне, – сказал он с жаром и жаждуще посмотрел на закрытую дверь, – черт подери, если я это так оставлю…
– Я бы оставил, – перебил я умиротворяюще. – В конце-то концов, какое это имеет значение? Время от времени подобного не избежать. Практичный человек со смехом оставляет без внимания…
– Да, но…
– Пойдем выпьем?
Это приглашение заставило его поколебаться. Пламя битвы в его глазах угасло. Он на миг задумался.
– И ты бы не засадил кирпичом в окно? – осведомился он в сомнении.
– Ни в коем случае!
– Пожалуй, ты прав.
Он взял меня под руку, и мы перешли через дорогу, направляясь к призывно манящим и бодрящим огням пивной. Кризис завершился.
– Корки, – сказал Укридж несколько минут спустя, предусмотрительно поставив свою кружку на стойку, чтобы под воздействием необоримых эмоций не расплескать ее содержимое, – я не могу, нет, я просто не могу поверить в тот поразительный факт, что ты оказался в этом препаршивейшем городишке.
Я объяснил ситуацию. Мое присутствие в Лланинднно объяснялось тем, что газета, которая иногда пользовалась моими услугами, поручила мне в качестве специального корреспондента сочинить обстоятельный и интеллектуальный отчет (что было совершенно не по зубам их тамошнему корреспонденту) о деяниях некого Эвана Джонса, последнего из проповедников-евангелистов, которые время от времени вызывают очередные бури в сердцах уэльских шахтеров. Его завершающее и самое многочисленное собрание должно было состояться в одиннадцать часов на следующий день.
– Но что здесь делаешь ты?
– Что здесь делаю я? – сказал Укридж. – Кто – я? Да где же еще мог бы я быть? Или ты не слышал?
– Слышал что?
– Разве ты не видел афиш?
– Каких афиш? Я приехал только час назад.
– Мой милый старый конь! Тогда понятно, почему ты не в курсе здешних дел. – Он осушил свою кружку, удовлетворенно вздохнул и вывел меня на улицу. – Вот взгляни!
Он обращал мое внимание на напечатанную броскими красными и черными буквами афишу, которая украшала боковую стену салона головных уборов «Бонтон». Уличное освещение в Лланинднно оставляет желать лучшего, но я сумел прочесть:
ЗАЛ СТАРЫХ ДРУЗЕЙ
Эксклюзивный десятираундовый бой
ЛЛОЙД ТОМАС
(Лланинднно)
против
БОЕВОГО БИЛСОНА
(Бермундси)
– Состоится завтра вечером, – сказал Укридж. – И не скрою от тебя, малышок, что ожидаю нажить на этом колоссальное состояние.
– Так ты все еще менеджер Боевого? – сказал я, удивленный таким безоговорочным упорствованием. – А мне казалось, что твои две прошлые попытки должны были тебя расхолодить.
– О, на этот раз он – сама готовность. Я побеседовал с ним по-отечески.
– И сколько он должен получить?
– Двадцать фунтов.
– Двадцать фунтов! Так откуда же возьмется колоссальное состояние? Ведь твоя доля десять фунтов.
– Нет, мой мальчик. Тебе не хватает моей дьявольской сметки. На этот раз никакого отношения к призу я не имею. Я организатор.
– Организатор?
– Ну, один из. Помнишь Айзека О’Брайена, букмекера, чьим партнером я был, пока этот олух, Чокнутый Коут, не обанкротил контору? Его настоящее имя Иззи Превин. Это дельце мы сварганили в равных долях. Иззи приехал неделю назад, снял зал, занялся афишами и всем прочим, а я прибыл с добрым старым Билсоном сегодня днем. Ему мы выдадим двадцать фунтов и еще двадцать фунтов – второму типчику, а остальную наличность мы с Иззи поделим по принципу пятьдесят на пятьдесят. Богатство, малышок! Вот что это такое. Богатство, не грезившееся никаким Монте-Кристо. Из-за этого типчика Джонса в городок съехалась уйма народу. Завтра зал битком набьют любители со всех окрестностей по пять шиллингов с головы: самые дешевые места два шиллинга шесть пенсов, стоячие – один шиллинг. Прибавь привилегию на продажу лимонада и жареной рыбы и получаешь прибыль, почти не имеющую параллелей в анналах коммерции. Да я был бы в убытке, если бы взамен меня пустили попастись на Монетном дворе с совком и мешком.
Я принес ему подходящие случаю поздравления.
– А как Боевой? – спросил я.
– Натренирован до последней унции. Приходи посмотреть его завтра утром.
– Утром не могу. Мне надо быть на собрании этого Джонса.
– А, да. Ну так попозднее. Но только не позже трех, потому что тогда он будет отдыхать. Найдешь нас по адресу: номер семь, Карлеон-стрит. Спросишь дорогу к «Шляпе с перьями», а там сразу налево.
На следующий день, когда я отправился повидать мистера Билсона, мной владело странно возвышенное настроение. Мне впервые довелось присутствовать на подобном евангелическом собрании, и ощущение у меня было такое, будто я упивался
