Экхаут Ван - Молчать нельзя
- Бегом, сволочи!- набросился на свою команду Кранкеман. - Вы здесь не для того, чтобы разевать рты, мерзавцы!
Штрафники строили новые бараки-конюшни без окон, на участке между старым лагерем и "Канадой". Здесь же ставили проволочное заграждение и прокладывали дороги. Бжезинка расширялась с каждым днем. Численность заключенных намечалось довести до 200000.
- Снять обувь!
Щебень, выгруженный из вагонов, лежал грудами, его еще не ровняли.
"Ходить босиком по острым камням - пытка",- подумал Генек. Но остальные восприняли распоряжение как нечто естественное. Им было не впервые. От такой ходьбы у них на подошвах уже образовалась мозолистая корка.
- Священники и евреи на каток! Живо!
Они подбежали к огромному бетонному катку весом в несколько тонн и впряглись в деревянные оглобли, приделанные к нему.
- Работать, проклятые лодыри!
Спины впрягшихся согнулись, и громоздкое сооружение неуклюже стронулось с места.
- Пошевеливайся! Быстрей! Быстрей!
Ноги ступали по острому щебню, который трещал под тяжестью катка. Капо подгоняли необычную упряжку ударами палок по согнутым спинам. Один из заключенных упал. Его быстро оттащили в сторону.
- Грязный лентяй!- набросился Кранкеман на обессилевшего и сапогом размозжил ему голову.
Эсэсовцы с интересом наблюдали за этой сценой, собаки рвались с поводков, почуяв добычу.
Заключенным некогда было смотреть. С грубой руганью им отдавали приказания, обзывая при этом "христианскими собаками". Десять человек послали таскать мешки с цементом. На склад, расположенный в 150 метpax, каждый должен был отнести по двадцать пять пятидесятикилограммовых мешков в час. Вездесущий Кранкеман предупредил, что не успевших это сделать бросят на растерзание собакам. Несчастные побежали к складу. Эсэсовец засек время. Бежать без ноши они еще могли, но обратно еле брели, шатаясь от непосильного груза, погоняемые дубинками и ругательствами охранников.
Генек с пятью штрафниками из карцера должен был носить четырехметровые бетонные столбы весом по 200 кг. Столбы, загнутые в виде буквы "Г", впивались острыми данями в тело. Ни у Генека, ни у его товарищей не было опыта в такой работе, они не привыкли еще ни к острым камням, ни ц, жесткой "дисциплине" Кранкемаца. От жажды пекло в горле, но о передышке нечего было и думать. Охранники с дубинками не дремали, спущенные с поводков собаки хватали за ноги. Упавших убивали прямо на месте. Пленников становилось меньше, но темп работы не снижался. Секунды тянулись, как годы. Годы боли, унижения и выматывания последних сил.
В полдень объявили перерыв на обед. К этому времени у катка из десятерых осталось семеро, в группе Генека из шестерых - четверо. Мертвые лежали на земле. Кладь для "мясной лавки".
Из Биркенау принесли котел с супом и котелки. В стороне на скамейках расселись эсэсовцы. Карцерникам обед не полагался, но их заставили смотреть, как остальным разливают по полпорции жидкой баланды.
- Бедняга, да у тебя совсем нет места для жратвы!- подошел Кранкеман к Мариану. - Смотри, у тебя живот прирос к спине! Мне кажется, небольшое спортивное упражнение тебе полезней обеда. Поставь свой котелок в сторону.
Мариан не сопротивлялся. Взгляд его выражал не только покорность и смирение, но и внутреннюю силу.
- А теперь присядь, вытяни вперед руки и подними скамейку за две ножки. Да не за эти, за те, что ближе к тебе, идиот!
Кранкеман, улыбаясь, наблюдал за сидящим на корточках Марианом.
- Так ксендз восседает в уборной,- сказал он эсэсовцам и выпятил от гордости грудь, когда услыхал, что те смеются.
- Налейте ему полный котелок. Этот монах заслужил целую порцию. Но смотри, если прольешь хоть каплю,- значит, ты не голоден.
Немцы с интересом следили за развлечением. Котелок Мариана наполнили до краев.
- А теперь ставь его на скамейку, - распорядился Кранкеман. - Если уронишь котелок, я забью тебя насмерть. Если прольешь, - значит, ты зря переводишь обед и давать его тебе не стоит.
Он ударил Мариана по спине, ксендз невольно подался вперед, котелок с супом закачался и подвинулся к краю, но не упал.
- Я буду лупить тебя, пока ты не крикнешь "Хайль Гитлер!" - предупредил Кранкеман и вновь, сильней, чем в первый раз, ударил Мариана. Тот пошатнулся. Суп пролился, но котелок стоял на скамейке.
Генек не мог оторвать взора от лица Мариана. Оно почти сияло.
- Кричи "Хайль Гитлер!" - требовал Кранкеман.
- Да славится бог!- ответил Мариан и получил новую затрещину.
- Заткнись!- в бешенстве взревел капо. - Только посмей еще раз произнести имя этого проклятого Христа.
Пленники уже успели проглотить скудный обед и равнодушно смотрели на происходящее. Вокруг валялись мертвые. Припекало солнце.
- Да славится бог!- четко прозвучал в тишине голос Мариана.
Кранкеман изо всех сил ударил его. Котелок свалился, а Мариан упал лицом вниз, в пролитый суп. Это спасло ему жизнь.
Кранкеман уже поднял ногу, чтобы расправиться с непокорным, но услыхал, что эсэсовцы смеются.
- Не торопись, Кранкеман!- остановил его эсэсовец. - Пусть этот Иисус сдохнет на работе. Он еще потешит нас.
- Работать!- рявкнул Кранкеман, скрывая недовольство.
Генек почувствовал, что вновь может дышать. Он вдохнул воздух полной грудью, шумно, с хрипом.
Только теперь он понял, как дорог ему Мариан Влеклинский. В изможденном теле этого человека где-то глубоко скрывается тот же непокорный дух, что и у всегда готового к драке Мордерцы.
Кранкеман вновь распределил людей на работу. Как и утром, столбы носили группами по шесть человек. У катка капо оставил семь - тех, кто был там раньше.
- Тяните, сволочи!
Спины согнулись чуть не пополам, дубинки со свистом опускались на напряженные тела, собаки кусали за ноги, но каток ни с места.
- Взяли, дьявол вас подери! Взяли! Еще! Взяли!
Худые, почти лишенные мышц ноги скользили по гравию. Каток не двигался. Один из заключенных не выдержал страшного напряжения и замертво рухнул под ноги своим товарищам.
- Проклятые лодыри! Они скорей сдохнут, но не будут работать!
Генек негромко выругался, выскользнул из-под своей ноши и направился к катку.
- Думаешь, у тебя хватит силы для этой штучки?- ехидно поинтересовался капо.
Генек взглянул на Мариана, он чувствовал, что крепкие нити связывают его с этим человеком.
- Да, хватит!- дерзко ответил он.
- Ты из бункера?
- Да!
- На сколько дней?
- На три!
- А в карцере?
- Два!
- Может быть, у тебя и для "стоячей камеры" сил хватит? Если хватает для катка, хватит и для одиночки!
- Думаю, хватит,- дерзко ответил Генек.
- Тобой, болтун, я займусь отдельно,- пообещал Кранкеман. - Тяните, черт бы вас побрал!
Генек стал рядом с Марианом.
- Я раньше думал, что все, носящие эти юбки,- не мужчины,- шепнул он ему. - Но ты, брат, парень что надо!
- Идиот,- со злостью оборвал его ксендз. - Этот каток за пару дней вытянет у тебя все жилы.
- То, что можешь ты, смогу и я, ваше преподобие,- ответил ему Генек.
- Молчать!- взревел Кранкеман.
Генек поплевал на руки.
- Эх, давайте-ка поиграем с этой штучкой, святой отец.
От напряжения у него вздулись жилы и пот струйками побежал по телу.
Солнце безжалостно палило. От жары потрескались губы, желудок сжали спазмы. Но он знал, что выдержит эти три дня штрафа, выдержит, потому что должен выжить. Потому что его ненависть и жажда мести стали сильней. Всю свою ярость он обрушил на каток.
Каток заскрипел и стронулся с места.
Генек удовлетворенно засмеялся.
- Пошел, ребята!- крикнул он.
- Я тебя угомоню, ублюдок,- завопил Кранкеман.
Засвистела палка. Боль пронизала все тело Генека. Он закусил губы, но каток не бросил.
Вдали, над лесом, висело облако дыма, то и дело прорезаемого языками пламени.
Прибывали новые поезда смертников. Пополнялись запасы "Канады". В лихорадочной спешке сортировалась одежда, обувь, чемоданы, челюсти, кольца, часы, человеческие волосы. По всему лагерю слышалось хриплое дыхание рабов. Сотни печальных звуков, сливаясь с грубой бранью немцев, создавали мрачную симфонию смерти.
А время тянулось так медленно...
Оркестр уже играл, когда они добрели до лагеря. Генек помогал везти телегу с трупами. Изуродованные тела не помещались на ней, то и дело соскальзывали на землю. Генек поднимал упавший труп и швырял его на телегу. Одежда и кожа мертвецов сильно пострадали от дубинок и собачьих клыков.
Генек размышлял над тем, что сказал им Кранкеман, когда они уходили с места работы. Палач стоял одной ногой на трупе, сжимая в руке дубинку, лицо его было искажено от ярости, на губах выступила пена.
- С вами будет то же,- заявил он, пнул мертвеца сапогом и стал топтать его ногами.
Но Генек знал: с ним они не расправятся, он выдержит.
У кухни лицом к стене стояла группа людей. Их номера зачитали сегодня на утренней поверке. Но им повезло. Двое убежавших вчера были схвачены. Они уже стояли под плакатом: "Ура! Мы снова здесь!"
