Падение Эбнера Джойса - Генри Фуллер
Пресиоза медлила. Она не была уверена, так ли уж близка с Вирджилией, чтобы позволить трясти себя, и вообще считала Вирджилию слишком серьезной особой для такой фамильярности. Она не была уверена, так ли уж хотелось ей поиздеваться над многочисленными эскизами, которые быстрыми нервными руками разложил тот молодой человек с горящим взором и шапкой темных курчавых волос. И хотя Пресиоза могла одинаково легко и смеяться и не смеяться, она не знала, как уместнее поступить сейчас и кто из них двух должен задавать тон. Пожалуй, Вирджилия, размышляла она, ибо ее возраст — она на шесть — восемь лет старше, рост — она на несколько дюймов выше, да и ее положение постоянной посетительницы студии говорили за то, что она должна знать, как вести себя тут. Вот почему Пресиоза вскинула свою хорошенькую головку и рассмеялась, полагая, что этого и ожидали от нее.
— Идеи покупаются здесь! — весело повторила она. — И если я снова зайду...
— Если? — спросила Вирджилия с лукавым видом.
— Когда я снова приду сюда, — поправилась Пресиоза, поднимаясь, — то, возможно, приведу с собой дедушку. Ручаюсь, что все здесь покажется ему необычным.
— Это нужно сделать во что бы то ни стало! И как можно скорее! Мы не будем отрывать его от обеда; мы не заставим его ломать голову над пустяками; мы не станем предлагать дам на фоне фабричных труб... Вы уже уходите? До свидания, дорогая. Так хорошо, что вы пришли. Мы с тетей частенько сюда заглядываем. Надо и вам бывать здесь почаще.
Она мило улыбнулась Пресиозе на прощанье, а затем, придав своему лицу выражение глубокой задумчивости, обернулась, ища глазами Дэффингдона Дилла.
Дилл сидел в дальнем углу в обществе ее тетушки. Они озабоченно и удивленно смотрели на Вирджилию. Когда она подошла к ним, то была сдержанна и серьезна, как всегда.
IV— Ну, Вирджилия, — сказала тетка, как только за Пресиозой закрылась дверь. — Ты видишь в этой девице что-то такое, чего не вижу я.
— Я вижу ее дедушку, — загадочно шепнула Вирджилия с видом прорицательницы. Она сдвинула брови и скользнула по удивленному Диллу невидящим взглядом.
— О! — тихонько воскликнула тетушка.
Не понять было невозможно: она сама только что думала о Макналти, Хилле и других, и их имена вертелись у нее на языке. «В конце концов отвечать придется мне», — мысленно сказала она себе и слегка нахмурилась: не пристало девушке затевать эту игру. Вирджилия к тому же могла бы хоть посоветоваться с ней. Она — Юдокси Пенс — старше, она chaperon[30], она акционер в конце концов. «Уж если нужно устроить это дело, — думала Юдокси, — то я предпочла бы устроить все сама». Да простят ее боги за то, что она познакомила Вирджилию Джеффрис с Дэффингдоном Диллом!
С той минуты как Юдокси пришла сюда, она только и говорила о Джеремии Макналти, Эндрю Хилле и Роско Орландо Гиббонсе.
— Очень стоящее дело, — заявила она Диллу. — Они совсем замучились, бедняги. Им нужен совет специалиста. Если бы только я была членом правления!
Дилл, разумеется, охотно подхватил эту тему.
— В течение последних двух недель усиленно говорят о планах внутренней отделки банка, — заметил Дилл, в котором боролись желание взяться за работу и чувство профессионального достоинства. — Я знаю людей, готовых предложить директорам свои услуги.
— А вы сами не думали об этом?
Дилл выпрямился.
— Ну что вы!
Он напоминал молодого врача, который скорее согласится голодать, чем нарушить профессиональную этику поступками, хотя бы отдаленно напоминающими навязчивость и нескромность. Справедливости ради надо сказать, что Дилл был значительно дальше от голодной смерти, чем, например, Игнас Прочнов, и неизмеримо дольше мог ждать, пока его пригласят.
Юдокси задумчиво перебирала в руках свое боа. «По-настоящему нравится ли он Вирджилии? Нравится ли ему Вирджилия? Хочу я или нет, чтобы они поженились? Следует ли мне стараться для него?» Вот какие вопросы волновали ее, пока она рассматривала присутствующих, занятых болтовней и чаепитием. «Сумеет ли он дать Вирджилии то, чего вправе ожидать девушка ее положения? Ведь Вирджилия такая щепетильная и требовательная. Найдет ли она кого-нибудь, кто понравился бы ей больше или по крайней мере так же?»
Юдокси попыталась представить себя в разных возможных ситуациях. Вот, например, она говорит Вирджилии: «Да, я знаю, он мил. Но он может полагаться лишь на себя и на свою кисть, а ты должна жить, как жила до сих пор, не зная ни в чем отказа». Затем она увидела себя в банке: опершись на письменный стол, она решительно потрясает своими сорока пятью акциями перед носом Эндрю Хилла: «Я требую, чтобы меня выслушали. Я требую, чтобы и меня допустили к решению такого важного дела. Я требую справедливости и равной возможности для всех, для будущего мужа моей племянницы в том числе».
А вот она, ломая руки, трагически вопрошает Вирджилию: «Почему ты не захотела выйти замуж за Ричарда Моррелла? Он сделал тебе предложение, — такой милый, многообещающий, практичный человек, обладающий уже миллионом, если не больше. Ему только тридцать пять лет — как раз подходящий возраст».
Потом Юдокси мысленно увидела эту маленькую выскочку Пресиозу Макналти и услышала собственный голос: «Если Вирджилия захочет чего-нибудь, она добьется, — и говорить больше не о чем. Дорогое дитя, обещайте повлиять на этого неотесанного мужлана — вашего дедушку, и вы будете иметь честь и удовольствие разливать чай на одном из моих четвергов, а кроме того, я приглашу вашу маму на один из моих следующих болыших приемов...»
Юлдокси вернулась к действительности, внезапно заметив, что Дэффингдон и Вирджилия пристально ее рассматривают. Она сообразила, что выдала свои чувства, нервно затянув на шее концы боа и так же нервно сдвинув брови.
VТем временем все «художественные круги» в городе уже знали, что Грайндстоунский национальный банк намеревается произвести сложную внутреннюю отделку своего нового здания и что правление предполагает выделить для этой цели двадцать тысяч долларов, если не больше. В «Храме Искусств» это сообщение восприняли с приветливыми улыбками; а в «Крольчатнике» начались лихорадочные поиски «идей»; из углов, затянутых паутиной, извлекались пыльные папки и заброшенные полотна. Художники-декораторы углубились в размышления, не забывая внимательно прислушиваться к тому, что говорят другие. Преподаватели Академии художеств листали конспекты по мифологии и поспешно набрасывали столь же монументальные, сколь и туманные эскизы к серии потрясающих
