Таинственный портрет - Вашингтон Ирвинг
День тянулся унылый и мрачный. Неряшливые, косматые, губчатые облака тяжело неслись над землей; все оставалось неизменным, даже дождь – это был все тот же тупой, непрерывный, монотонный шум – кап, кап, кап, и только изредка более резкий звук дождевых капель, выбивающих дробь на зонтике прохожего, выводил меня из оцепенения, порождая иллюзию бурного и стремительного летнего ливня.
И вдруг… о приятная неожиданность (если позволительно употребить столь избитое выражение)! Затрубил рожок, и на улице загромыхал дилижанс. Его наружные пассажиры, вымокшие до нитки, толпились на крыше, прикрываясь хлопчатобумажными зонтиками; от их мокрых дорожных плащей валил густой пар.
Стук колес вызвал из укромных местечек ватагу праздношатающихся мальчиков, праздношатающихся собак, трактирщика с головой вроде моркови, неописуемое существо, именуемое чистильщиком сапог, и все остальное праздное племя, околачивающееся по соседству с гостиницами. Но суматоха длилась недолго; дилижанс покатил дальше, мальчишки, собаки, трактирщик и чистильщик сапог разошлись по своим конурам. Улица снова стала безмолвной, лил дождь, по-прежнему унылый и беспросветный. Не было никакой надежды, что погода улучшится; барометр показывал ненастье; рыжая в пятнах кошка моей хозяйки сидела у огня, умывалась и чесала лапами свои уши. Заглянув в календарь, я нашел жуткое предсказание, напечатанное на весь месяц, сверху вниз через всю страницу: «в – это – время – ожидайте – много – дождя».
Часы ползли с невыразимою медленностью. Самое тиканье маятника стало томительным. Наконец, тишину, царившую в доме, нарушило дребезжание колокольчика. Вскоре затем я услышал голос официанта, кричавшего буфетчику: «Полный джентльмен из № 13 требует завтрак. Чай, хлеб, масло да еще ветчины и яиц; яйца не слишком вкрутую».
В таком положении, как мое, любое происшествие приобретает значительность. Здесь моему уму представился объект для размышления и широкий простор для фантазии. Я, вообще, имею склонность рисовать в своем воображении картины и портреты разного рода; на этот раз я располагал, сверх того, кое-какими данными, которые мне предстояло развить. Если бы верхний постоялец именовался мистером Смитом, мистером Брауном, мистером Джексоном, мистером Джонсоном или, наконец, попросту «джентльмен из № 13», он был бы для меня пустым белым пятном. Он не пробудил бы во мне ни одной мысли, но… «полный джентльмен»! Да ведь в этих словах заключается нечто, говорящее само за себя. Они сразу создали облик, породили в моем уме известное представление, остальное довершила фантазия.
Итак, полный, или, как говорят иные, «дородный», – это, по всей вероятности, человек пожилой, ибо многие с годами полнеют. Судя по его позднему завтраку, который к тому же подали в комнату, он, очевидно, привык жить в свое удовольствие и избавлен от необходимости рано вставать – вне всякого сомнения, это круглый, розовый, дородный пожилой джентльмен.
Снова послышался яростный звон колокольчика. Полный джентльмен проявлял нетерпение. Он, бесспорно, был человек значительный и имеющий «положение в обществе», привыкший, чтобы его быстро обслуживали, обладал здоровым аппетитом и впадал в дурное настроение, когда бывал голоден; «быть может», – подумал я, – это какой-нибудь лондонский олдермен, если только не член парламента».
Завтрак был подан, и на короткое время воцарилась прежняя тишина. Постоялец, несомненно, пил чай. Внезапно колокольчик снова яростно задребезжал и, прежде чем на него мог последовать какой-либо ответ, прозвенел еще раз и еще яростнее. «Черт возьми, экий желчный пожилой джентльмен!» Сверху спустился официант; он был раздражен. Оказалось, что масло прогорклое, яйца переварены, ветчина слишком соленая – полный джентльмен, очевидно, был разборчив в еде, один из тех, кто за едой брюзжит и без конца гоняет прислугу, находясь в состоянии вечной войны со всеми домашними.
Теперь рассердилась хозяйка. Я обнаружил, что это была живая, кокетливая женщина, немного сварливая и чуть-чуть неряха, но при этом очень хорошенькая, а муж ее – простофиля, какими обычно бывают мужья, состоящие при сварливых женах. Она разбранила слуг за небрежность, за то, что они подали дурной завтрак, но не сказала ни слова в осуждение полного джентльмена, из чего я заключил, что постоялец – человек важный, имеющий право производить шум и будоражить гостиницу. Наверное, были посланы другие яйца, хлеб, ветчина и масло. Их, по-видимому, приняли более милостиво; дальнейших жалоб, по крайней мере, я не зарегистрировал.
Я всего несколько раз обошел залу для проезжающих, как вдруг снова зазвенел колокольчик. Вскоре началась суета и стали производиться какие-то поиски по дому. Полный джентльмен потребовал «Таймс» или «Кроникл». Я счел его по этой причине вигом или, вернее (поскольку он проявлял властность и твердую волю всюду, где представлялся к этому случай), заподозрил в нем радикала. «Хент, как я слышал, дороден; как знать, – подумал я, – быть может, это сам Хент?»
Мое любопытство разгорелось еще сильнее. Я спросил у официанта, как зовут полного джентльмена, наделавшего столько переполоху, но ничего не добился: никто, по-видимому, не знал его имени. Владельцы гостиниц на большой дороге весьма редко утруждают свою память знанием имен и профессий своих мимолетных постояльцев. Цвет платья и внешность проезжающего совершенно достаточны и заменяют собою имя. Обычно это «высокий джентльмен» или «маленький джентльмен», «джентльмен в черном», «джентльмен в костюме табачного цвета» или, как в настоящем случае, «полный джентльмен». Подобное обозначение бьет прямо в цель, дает возможность ответить на любой вопрос и избавляет от дальнейших разысканий.
Дождь, дождь, дождь! Безжалостный, бесконечный дождь! Нечего и думать высунуть нос за порог, – никакого занятия, никаких развлечений! Через некоторое время я услышал чьи-то шаги над своей головой. Там была комната полного джентльмена. Судя по его тяжелой походке, он был тучен и очень немолод, так как носил башмаки со скрипучими стельками. «Это, конечно, – подумал я, – какой-нибудь богатый подагрик с прочно установившимися привычками; теперь он прохаживается после сытного завтрака».
Я прочел решительно все объявления почтовых карет и отелей, прикрепленные на стене над камином. Ladyʼs Magazine окончательно мне опротивел; он был так же нуден, как это дождливое воскресенье. Я слонялся, не находя себе места, и снова пришел в свою комнату. Я пробыл в ней очень недолго, как вдруг из соседнего номера послышался пронзительный визг. Дверь распахнулась и тотчас же с шумом захлопнулась; горничная, обладавшая, как я приметил, румяным добродушным лицом, сбежала по лестнице в сильном волнении. Полный джентльмен позволил себе слишком много.
Все эти обстоятельства в один миг отправили к черту мои бесконечные домыслы. Незнакомец никак не мог быть пожилым, ибо пожилые джентльмены не способны на подобную прыть в отношении горничных. Равным образом, он не мог быть и молодым, ибо
