Мальчуган - Нацумэ Сосэки
Думая обо всем этом, я как-то незаметно перешел каменный мост и вышел к насыпи у реки Нодзэригава. Река – слишком громкое слово; собственно говоря, это был просто быстрый ручей шириной меньше двух метров, он протекал вдоль насыпи на протяжении примерно километра с лишним, а потом спускался к селу Аиои. В этом селе был маленький храм богини милосердия.
Оглянувшись на городок, я увидел, как при лунном свете поблескивали красные огоньки. Слышались звуки барабана, – это, разумеется, где-то в публичном доме. Ручей был мелкий, но быстрый, и неспокойная вода его все время сверкала. Я не спеша шел по насыпи и прошел, думаю, метров триста, когда заметил впереди силуэт. При свете луны я рассмотрел, что это были двое. Наверно, какие-нибудь молодые люди ходили на источники, а теперь возвращаются в село. Но песен они не пели, шли необычно тихо.
Я продолжал идти и, видимо, шел быстрей, чем они, потому что тени постепенно увеличивались. Одна из них как будто была женская. Когда я приблизился к ним на расстояние метров в двадцать, мужчина, услышав звук моих шагов, быстро обернулся. Луна светила мне в спину. «Неужели?» – подумал я, увидев его. Мужчина и женщина снова пошли дальше. Но у меня мелькнула одна мысль, и я пустился вдогонку. Ничего не подозревая, они продолжали, по-прежнему не торопясь, двигаться вперед. Теперь до меня отчетливо долетали их голоса. Насыпь была шириной около двух метров, так что трое людей еле-еле могли пройти рядом. Я легко нагнал их и, задев слегка рукав мужчины, обогнал его на два шага, потом, круто повернувшись на каблуках, посмотрел ему в лицо. Лунный свет падал прямо на меня, освещая все мое лицо от коротко остриженных волос до подбородка. Мужчина тихонько ахнул, но тут же отвернулся и стал торопить свою спутницу: «Пора домой!» И они сразу же повернули обратно в сторону городка.
Хотел ли «Красная рубашка» обмануть меня или, смалодушничав, он не решился заговорить со мной? Во всяком случае, в трудном положении был не только я один.
Глава 8
Из-за наговоров «Красной рубашки» после поездки на рыбную ловлю я стал с недоверием относиться к «Дикобразу». Когда же «Дикобраз» без всяких оснований заявил мне: «Съезжай с квартиры», я окончательно поверил, что это просто мерзавец. Однако, против моих ожиданий, на заседании «Дикобраз» горячо выступил за то, чтобы школьников крепко наказали. Тогда я задумался, – странно, черт возьми! А когда от бабушки Хагино я узнал, что ради «Тыквы» он ходил уговаривать «Красную рубашку», я в восхищении воскликнул: «Вот здорово!» – и даже захлопал в ладоши. В общем, получалось, что плохой-то, пожалуй, не «Дикобраз». А вот «Красная рубашка» – наверно, человек бесчестный: разве он не старался придать правдоподобность шатким подозрениям и разными недомолвками вселить их в мое сознание? Я совсем было запутался в сомнениях, но тут помог случай: встретившись с «Красной рубашкой» у реки, когда он прогуливался там с Мадонной, я убедился, что он негодяй! Собственно негодяй он или еще кто, сразу не поймешь, – ясно только одно, что это скверный тип, двуличное существо. Человек – что бамбук: если не прямой, то ненадежный. С прямым человеком и подраться приятно. Но с таким, как «‹Красная рубашка», с его вкрадчивостью, любезностью, с его «возвышенными интересами» и янтарной трубкой, которую он хвастливо выставляет напоказ, – с таким всегда нужно быть начеку, с ним просто так подраться нельзя. А если и подерешься, все равно это не будет настоящая, честная борьба. «Дикобраз», с которым мы, на удивление всем в учительской, препирались, перебрасывая друг другу одну сэну и пять рин, был все-таки куда лучшим товарищем, чем «Красная рубашка»! «Что за неприятный субъект!» – думал я на заседании, встречаясь с его гневными взглядами. Но потом, поразмыслив, нашел, что это все же лучше, нежели назойливый, вкрадчивый голос «Красной рубашки». Откровенно говоря, после собрания я даже подумал: «Хорошо бы помириться с «Дикобразом» – и уже сунулся было заговорить с ним, но он, грубиян такой, даже не ответил, только опять сверкнул на меня своими злыми глазами; ну, тогда я тоже разозлился, и все осталось, как было.
С тех пор «Дикобраз» не разговаривал со мной. Одна сэна и пять рин, которые я положил ему на стол, так на этом столе и лежали. Лежали и покрывались пылью. У меня, разумеется, рука не поднималась взять обратно деньги. «Дикобраз» тоже ни за что не хотел прикасаться к ним. Эти гроши легли между нами как барьер. Я все собирался заговорить с «Дикобразом», но не мог, а он упорно молчал. Оба мы проклинали эти сэну и пять рин. Наконец уже стало тошно видеть их, приходя в школу.
С «Дикобразом» у нас все было порвано, но с «Красной рубашкой», напротив, я поддерживал прежние взаимоотношения. На следующий день после нашей встречи у реки Нодзэригава он первый подошел ко мне и завел разговор:
– Ну как, хорошо ли тебе на новой квартире? А не съездить ли нам снова поудить вместе русских писателей?
Меня это слегка раздражало, и я сказал:
– А ведь мы с вами встречались дважды… вчера вечером!
– Ах да, на станции. Ты что, всегда в это время ездишь? Не поздно ли? – заметил он.
Тут я нанес удар:
– Мы еще встретились у реки Нодзэригава!
– Нет, туда я не ходил; я принял ванну, а потом сразу обратно домой, – ответил он.
Хоть бы уж не скрытничал. Ведь на самом деле мы же встретились! Ну и лгун! Если такой, как он, может быть старшим преподавателем в средней школе, то я,