Девушка с корабля [litres] - Пэлем Грэнвилл Вудхауз
Когда Сэм открыл дверь, этот клерк, по имени Джон Питерс, сидел на высоком табурете, держа в одной руке наполовину съеденную сосиску, а в другой необычайно большой и страшный с виду револьвер. При виде Сэма он отложил в сторону оба орудия разрушения и просиял. Правда, особенно просиять он не мог, ибо один глаз у него сильно косил, что придавало его лицу несколько странное и мрачное выражение. Но друзья его знали, что сердце у него золотое, и не обращали внимания на отталкивающее выражение лица. Между Сэмом и Питерсом с давних пор установились самые сердечные отношения, начавшиеся еще с того времени, когда Джон Питерс то водил его в зоологический сад, то провожал после каникул в школу.
– Мистер Самюэль!
– Хэлло, Питерс!
– Мы вас ждали неделю тому назад.
– Мне пришлось заехать кое-куда по пути, беспечно ответил Сэм
– Значит, все благополучно!
– Разумеется, благополучно.
Питерс покачал головой.
– А я, признаться, встревожился, видя, что вы не возвращаетесь, все мне мерещилось, что с вами стряслась беда. Помнится, я даже говорил об этом одной молодой леди, которая сделала мне честь принять мое предложение.
– Океанские пароходы в наше время тонут не часто.
– Меня пугали больше безобразия, которые творятся на берегу. Америка – страна опасная. Но вам, быть-может, не приходилось соприкасаться с трущобами?
– Кажется, нет.
– Ага, – многозначительно произнес Джон Питерс.
Он взял в руки револьвер, бросил на него любовный, почти отеческий взгляд и снова положил его на место.
– Зачем вам эта штука? – осведомился Сэм.
Мистер Питерс понизил голос:
– Через несколько дней, сказал он, я сам отправляюсь в Америку, мистер Самюэль. Хозяин посылает меня туда с деловыми бумагами. Это-очень крупный процесс. В нем замешан один из наших клиентов, джентльмен из Америки. Я должен буду отвезти эти бумаги в Америку и передать их его представителю в Нью-Йорке. Поэтому я решил заранее подготовиться ко всяким случайностям.
Первая улыбка, которую разрешил себе Сэм за последние две недели, озарила его лицо.
– Да как вы, черт побери, представляете себе Нью-Йорк? – спросил он. – Там безопаснее, чем в Лондоне.
– А нью-йоркские трущобы! Я, мистер Самюэль, видел американские фильмы, которые американцы присылают сюда. Вот, например, в картине «Боуерские волки». Там был один человек, ну точно в таком же положении, как я. Он вез с собой важные бумаги, и вы представить себе не можете, чего только эти мазурики с ним ни проделывали. Нет, мистер Самюэль, я рисковать не хочу.
– А мне кажется, что вы здорово рискуете, таская с собой эту махину.
– О, я в совершенстве изучил его механизм, – возразил мистер Питерс: – и довольно недурно стреляю. Я, обыкновенно, на скорую руку закусываю здесь, а затем отправляюсь попрактиковаться в стрельбе в тир на Руперт-Стрит и провожу там час, который полагается мне на завтрак. А возвращаясь вечером домой, я практикуюсь в том, чтобы как можно быстрее вытаскивать его из кармана. Вы знаете, револьвер нужно вынимать с молниеносной быстротой, мистер Самюэль. Если вы видели фильм «Двустволка Томас», так вы сами знаете это. Времени терять не приходится.
Мистер Питерс взял переговорную трубку и проорал в нее:
– Мистер Самюэль хочет видеть вас, сэр Мэлэби. Да, сэр. Очень хорошо. Угодно вам пройти, мистер Самюэль?
Сэм прошел в кабинет отца, который диктовал в этот момент мисс Миликен, пожилой и почтенной стенографистке, ответы на утреннюю почту.
Сэр Мэлэби Марлоу был полный, невысокого роста человек, с круглым благодушным лицом и ясными глазами. Жакет его был сшит лучшим портным Лондона, а брюки прекрасно выутюжены старательным слугою. Розовая гвоздика в петлице еще сильнее подчеркивала его здоровый цвет лица. Сестра его, миссис Гордс Хайнетт, считала его светским человеком.
– Милостивые государи, мы получили ваше любезное письмо и имеем честь сообщить вам, что ничто не заставит нас… заставит нас… куда я дел это письмо?.. Ах, да, ничто не заставит нас… пошлите их к чертям, мисс Миликен!
– Слушаю, сэр Мэлэби.
– Вот так. Господам Бригни, Гуль и Беттерворт. Что за чудовищные имена у этих людей? Милостивые государи. От имени нашего клиента… А, здорово, Сэм!
– Доброе утро, отец.
– Садись. Я занят, сейчас закончу. На чем я остановился, мисс Миликен?
– От имени нашего клиента
– Ах, да. От имени нашего клиента мистера Виблесли Эгшау… И кто им только придумывает эти фамилии? Твоя покойная мать хотела назвать тебя Гиацинтом, Сэм. Ты, наверное, не знаешь, что в конце девяностых годов была мода называть детей Гиацинтами. Скажи мне спасибо, что я спас тебя от этого.
Сосредоточив свое внимание на сыне, мистер Мэлэби вспомнил, как видно, что тот только – что вернулся из Америки и что они не виделись несколько месяцев. Он с интересом поглядел на него.
– Очень рад, что ты вернулся, Сэм. Так ты не выиграл?
– Нет. Меня побили в полуфиналах.
– Американские спортсмены народ горячий. Я предупреждал тебя. Тебе придется здорово попрактиковаться этот год.
Как, ему человеку с разбитым сердцем предлагают заниматься спортом? Сэм горько рассмеялся. Ведь это было все равно, как если бы Данте посоветовал в аду какой-нибудь погибшей душе заниматься вязаньем носков.
– Ты, по-видимому, в прекрасном настроении духа, – одобрительно заметил сэр Мэлэби. Приятно слышать снова твой веселый смех. Не правда ли, мисс Миликен?
– Просто душу радует, – согласилась стенографистка, поправляя на носу очки и улыбаясь Сэму, к которому она питала тайную слабость.
Сознание суетности и пустоты жизни овладело Сэмом. Глядя сегодня утром в зеркало, он не без мрачного удовлетворения отметил бледность и худобу своего лица. А эти люди воображают, что он в хорошем
