К востоку от Эдема - Джон Эрнст Стейнбек
– Нет, не рассердилась. Я думаю.
– О чем?
– Об одной вещи. – Застывшее личико Абры ничем не выдавало, что ее обуревают глубокие сомнения. – А как это, когда у тебя нет мамы?
– Не знаю. Никак. Ничего особенного.
– Тебе что, все равно?
– Нет, не все равно. Слушай, говори прямо. Мне головоломок в «Бюллетене» хватает.
Но Абра сосредоточенно и невозмутимо гнула свое:
– А тебе хочется, чтобы у тебя была мама?
– Спрашиваешь! Конечно, хочется. А кому не хочется? Погоди, ты меня не разыгрываешь? Кэл часто меня разыгрывает, назло, а потом смеется.
В глазах у Абры плыли багровые круги оттого, что она смотрела на солнце, и сейчас она не могла сразу разглядеть выражение лица Арона.
– Ты сказал, что умеешь хранить секреты.
– Конечно, умею.
– А у тебя есть самый важный секрет, ну, такой, когда говорят: «Пусть глаза мои лопнут»?
– Еще бы!
– Скажи мне свой секрет, Арон, – тихо попросила Абра, с особой нежностью произнеся его имя. – Скажи мне самый-самый большущий секрет.
Арон озадаченно отодвинулся от нее:
– Зачем? И вообще по какому праву ты меня расспрашиваешь? Я его никому не скажу.
– Ну, крошка, скажи своей маме, – промурлыкала Абра.
В глазах у Арона опять появились слезы, на этот раз слезы обиды.
– Наверное, я расхотел на тебе жениться. Мне пора домой.
Абра взяла его за запястье и не отпускала. Игривые нотки в ее голосе пропали.
– Я хотела проверить тебя. Теперь я вижу, ты умеешь хранить секреты.
– Зачем ты это сделала? Зачем ты меня злишь? Мне неприятно.
– Знаешь, я сама открою тебе один секрет.
– Да? Так кто же не умеет хранить секреты? – съязвил он.
– Я долго не решалась, – сказала она. – А теперь подумала, что этот секрет пойдет тебе на пользу. Может, он обрадует тебя.
– И кто же тебе велел молчать?
– Никто. Я сама себе велела.
– Тогда другое дело. Ну, и что же это за секрет?
Золотисто-багряный солнечный диск коснулся крыши дома Толлотов на Белой дороге, и на нем большим черным пальцем отпечаталась печная труба.
– Помнишь, как мы заезжали к вам? – тихо спросила Абра.
– Еще бы!
– Ну вот, когда мы поехали дальше, я в коляске уснула, а потом проснулась. Мама с папой разговаривали и не знали, что я не сплю. Они говорили, что твоя мама не умерла, а уехала. Будто с ней случилось что-то нехорошее, и она уехала.
– Мама умерла, – хрипло проговорил Арон.
– Разве плохо, если бы она оказалась живой?
– Отец сказал, что она умерла. Он никогда не врет.
– Он, может, просто не знает.
– Он бы знал, – сказал Арон, но в голосе у него не было уверенности.
– А вот было бы здорово, если б мы ее нашли! – воскликнула Абра. – Вдруг она память потеряла или что-нибудь в этом роде? Я читала, что так бывает. И вот мы бы нашли ее, и она сразу бы все вспомнила. – Как приливная волна, Абру подхватила и понесла романтика приключений.
– Я спрошу у отца.
– Арон, – сказала Абра твердо, – это же секрет.
– Кто сказал, что это секрет?
– Я сказала! Ну-ка, повторяй за мной… «Пусть глаза мои лопнут, руки-ноги отсохнут, если проговорюсь».
Арон заколебался, но потом повторил:
– «Пусть глаза мои лопнут, руки-ноги отсохнут, если проговорюсь».
– Теперь плюнь в ладонь – вот так, как я… Правильно! Теперь я беру твою руку и перемешиваю твою слюну с моей, понял?.. Ну вот, а сейчас вытри ладонь об волосы. – Оба проделали магический обряд, и Абра произнесла торжественно: – Теперь посмотрим, как ты скажешь. Я знаю одну девочку, которая дала эту клятву, а потом проговорилась. Знаешь, что с ней случилось? В амбаре сгорела!
Солнце скрылось за домом Толлота, золотисто-багряный свет погас. Над Бычьей горой тускло замерцала вечерняя звезда.
– Ой, да они шкуру с меня спустят! – всполошилась Абра. – Побежали скорей. Отец наверняка уже собаку пустил, чтобы искала меня. Ну, зададут мне теперь порку!
Арон в недоумении уставился на нее:
– Какую порку? Разве тебя порют?
– А ты думал, нет?
Арон возбужденно сказал:
– Пусть только попробуют! Если они вздумают тебя выпороть, ты им скажи, что я убью их! – Его голубые глаза сузились и засверкали. – Я никому не позволю пороть мою жену.
Под ивой сделалось совсем темно. Абра обвила руками его шею и крепко поцеловала в губы.
– Я люблю тебя, муж, – сказала она и выскочила из ивнякового шатра. Подхватив обеими руками юбки, она понеслась домой, так что только замелькали в сумерках ее белые, отороченные кружевами панталоны.
3
Арон отпустил ветки, сел на прежнее место и откинулся на ствол. В голове у него было пусто и пасмурно, к животу то и дело подкатывала боль. Он старался разобраться в своих чувствах, облечь их в мысли и зримые образы, чтобы избавиться от нее. Давалось это ему трудно. Его неторопливый обстоятельный ум не мог сразу переварить такое множество разнообразных впечатлений. Внутри его словно захлопнулась какая-то дверь и не впускала
