Цикада и сверчок (сборник) - Ясунари Кавабата
Ту же племянницу, которая захотела заниматься литературой, я определил на филологический факультет университета Кэйо. Раньше она сочиняла стихи, и в них было что-то настоящее. Но теперь она сказала, что хочет заняться прозой. Я ответил, что она чересчур юна для того, чтобы переключиться на прозу, и посоветовал подождать, пока ей не исполнится хотя бы двадцать пять. И уже тогда решать, действительно ли она хочет этого.
А еще, возвращаясь с кладбища, я познакомился с удивительной девушкой. Мне кажется, что именно такую ты всегда и искала. Мы встретились совершенно случайно. У нее есть характер, она высокая и красивая. Будто сошла со средневековой картины. Сказала, что ей шестнадцать. Она была с родителями, и я попросил разрешения сфотографировать ее. Я договорился с Канэда, который знает толк в фотографии, чтобы он отправился к ней домой. Когда карточка будет готова, обязательно покажу ее тебе. Я уверен, что ты согласишься со мной – она была бы идеальной партией для нашего сына. Не знаю уж, как они между собой поладят, так что загадывать вперед не стану. Родителям девушки я пока что ничего не говорил. Пока же я собираюсь внимательно понаблюдать, что из нее выйдет. Уверен, что ты сумеешь сберечь ее красоту.
У меня все время такое чувство, что ты жива, что глаза твои открыты. Я ощущаю твое присутствие в этом мире. Мне кажется, что будущее всех этих девушек зависит от нас с тобой.
Мне все хочется повидать того молодого монаха из Тояма, который приезжал высказать мне свои соболезнования. Так что отправлюсь к нему в начале того месяца. Как раз и клены уже покраснеют. Правда, на монаха он совсем не похож. Узнав о твоей смерти, он тут же примчался из своей деревни. Весь в слезах. Пришел, сходил на могилу и уехал. Опять в слезах. Сказал, что раз вокруг твоей могилы дафна растет, так он в память о тебе в своем храме тоже дафну посадит. Только он ошибается. Не дафна это, а бадьян. Но я решил, что не надо его разочаровывать. Так что теперь у твоей могилы и вправду дафна растет.
А вообще-то, кладбище для меня – это такое место, где мы можем поговорить с тобой. После того, как вместе пришли туда. Что-то в последнее время жизнь и смерть стали для меня похожими. Прошлое и настоящее тоже перепутались. Я так благодарен, что твоя любовь не разбирает, где жизнь, а где – смерть. Парит где-то надо мной, несчастным. Прости уж меня – ты меня своей заботой избаловала. Вот и захотелось рассказать про тех девушек, которые нас связывают».
[1962]
Соседи
«Старики вам обрадуются, – сказал Мурано молодоженам – Китиро и Юкико. – Отец с матерью почти ничего не слышат, так что не обращайте внимания, если что не так».
В связи со служебными обстоятельствами Мурано был вынужден переехать в Токио. Его престарелые родители остались в Камакура. Жили они в домике, расположенном в некотором отдалении от основного строения. Поэтому Мурано и решил сдавать его. Чем стоять дому пустым, а самим им пребывать в полном одиночестве, лучше пустить кого-нибудь, решил он. Поэтому и плату назначил чисто символическую.
Сват Китиро и Юкико был знакомым Мурано. Он предварительно навел мосты, и когда молодожены пришли к Мурано, их ждал весьма сердечный прием.
«Под самым боком у стариков словно цветок распустится! Я вовсе не искал именно молодоженов, но сейчас прямо вижу, как и наш старый дом, и старики будут купаться в лучах света, которые исходят от вашей молодости», – говорил Мурано.
В Камакура много межгорных долин. Вот в такой долине и стоял этот дом. Шестикомнатный, он был великоват для молодоженов. В первый вечер после того, как они перебрались туда, от непривычки к дому и здешней тишине они включили свет во всех шести комнатах, в кухне и прихожей. Сами же при этом находились в гостиной. Эта комната была самой большой, но когда туда втащили платяной шкаф Юкико, ее зеркало, матрасы и остальное приданое, оказалось, что сесть супругам теперь уже некуда. И тогда они успокоились.
Юкико нанизывала стеклянные бусинки, называемые за их точечный узор «стрекозиным глазом», то так, то эдак пытаясь соединить их в ожерелье. За те несколько лет, что ее отец провел на Тайване, он приобрел у туземцев две или три сотни таких бусинок старой выделки. Перед свадьбой он подарил дочери пару десятков из числа тех, что нравились ей больше всего. Она нанизала их на нитку и отправилась с ожерельем в свадебное путешествие. Эти «стрекозиные глаза» были любимой вещью отца. Для Юкико они означали прощание с родительским домом.
После первой брачной ночи Юкико надела ожерелье. Увидев его блеск, муж с силой привлек ее к себе, прижался лицом к груди. Юкико стало щекотно, она вскрикнула и отпрянула – нитка порвалась, бусины покатились по полу.
Китиро пришлось оставить жену в покое. Сидя на корточках, они подбирали раскатившиеся бусинки. Юкико наблюдала, как муж неуклюже ползает по полу на коленях в поисках этих стекляшек, и не могла удержаться от смеха. И вдруг какой-то покой разлился в ее теле.
Переехав в Камакура, Юкико решила составить из бусинок новое ожерелье. Бусинки были разными по цвету, рисунку и форме: круглые, квадратные, продолговатые. Когда-то они были ярко-красными, синими, фиолетовыми, желтыми, но время состарило их и приглушило цвета. Узор же был красив той красотой, секретом которой обладают «первобытные» народы. Малейшее изменение в расположении бусинок меняло и общее настроение. Поскольку эти стекляшки предназначались для бус изначально, в каждой из них имелось отверстие.
Юкико соединяла бусинки в разном порядке. Китиро спросил: «Никак не можешь сделать так, как было вначале?»
«В прошлый раз мы вместе с папой этим занимались. Оттого и вспомнить никак не могу. А сейчас давай сделаем, как ты хочешь. Попробуем?»
Они склонились над ожерельем, забыв про время. Сгустилась ночь.
«Там возле дома кто-то ходит?» – встрепенулась Юкико.
Падали листья. Сухие листья падали на крышу домика стариков.
