Финеас Финн - Энтони Троллоп
Слышать такие сетования от лорда Чилтерна было, конечно, забавно, но про Вайолет он не говорил ни слова, и Финеас не знал, как выведать хоть что-нибудь. Леди Лора пролила бы свет на происходящее, но к ней он обратиться не мог. Финеас ходил с визитами к леди Болдок так часто, как только позволяли приличия, и иногда виделся там с Вайолет – но лишь виделся, иных возможностей ему не представлялось. Меж тем шли дни и недели; приближалось время, когда ему придется уехать. Конец сезона, который для людей, занятых трудом, как наш герой, всегда был наполнен приятным предвкушением, теперь навевал тоску: Финеас чувствовал, что находится в совсем ином – и отнюдь не равном – положении по сравнению со своими лондонскими знакомыми. В прежние времена, когда его приглашали в Лохлинтер или Солсби и все прочие разъезжались по собственным Лохлинтерам и Солсби, он был вполне доволен своей участью, но сейчас мысль о ежегодном путешествии в Ирландию ввергала нашего героя в уныние. Разумеется, он, как всякий человек, любил своих родителей и сестер, но прискорбные перемены в жизни заставляли его ощущать себя в Лондоне чужаком. Финеасу хотелось бы стрелять куропаток в Лохлинтере, или фазанов в Солсби, или охотиться на лис в Уиллингфорде, а еще лучше – ухаживать за Вайолет Эффингем, где бы та ни находилась. Но все это теперь было для него недоступно; оставалось лишь скучать в Киллало или вернуться на Даунинг-стрит и провести полгода, с августа по февраль, за работой. Мистер Монк, конечно, собирался поехать с ним на несколько недель, но даже общество почтенного политика не могло служить заменой тем удовольствиям, которых лишался Финеас.
Парламентская сессия продолжалась без каких-либо волнений. Обсуждение билля о реформе для Ирландии отложили до следующего года, что было важным достижением. Финеас провел свой законопроект о Канадской железной дороге, а также множество более мелких решений, с ним связанных, таким образом, что это значительно укрепило его репутацию. Противодействие оппозиции было достаточно ощутимым, чтобы придать работе интерес и привлечь внимание к законопроекту среди прочих вопросов, обсуждавшихся во время текущей сессии. Лорд Кантрип заседал в палате лордов, поэтому в палате общин вся работа легла на плечи Финеаса, благодаря чему он стал заметной фигурой среди помощников статс-секретарей. Тем не менее, когда наш герой попробовал заговорить с лидерами своей партии о других вопросах, приобретающих все большую остроту, например о правах ирландских арендаторов, он почувствовал, что его словам не придают значения. В этом году, впрочем, уже невозможно было сделать ничего, поэтому пристальные размышления можно было отложить, не испытывая угрызений совести. Даже мистер Монк не советовал Финеасу углубляться в предмет, если тот невзначай затрагивал его в беседе.
В начале июля, когда установилась жара и все принялись жаловаться на вонь от реки, а депутаты уже грезили об охоте на куропаток и считали дни до конца сессии, Финеас услышал весть, о которой вскоре судачило уже все высшее общество: герцог Омнийский задумал устроить пикник на своей вилле подле Темзы, выше по течению от Ричмонда. Праздник планировался такой, какого еще не видывал свет; особенно примечательно было то, что герцог никогда прежде не делал ничего подобного. Вилла называлась Хорнс. Герцог подарил ее леди Гленкоре на свадьбу, но теперешний пикник намерен был дать от собственного имени. По такому случаю вилла Хорнс со всеми своими садами, оранжереями, лужайками, зарослями, выгонами, лодочными навесами и лодками должна была обрести самое яркое и праздничное убранство. Десятки работников трудились не покладая рук три первые недели июля. Никто не мог взять в толк, почему герцог вдруг затеял этот прием, взвалив на себя непривычные заботы, но леди Гленкора знала, а мадам Гослер со свойственной ей проницательностью догадалась об истинной причине. Получив неожиданный отказ, герцог понял, что должен либо принять его, либо продолжать настойчиво добиваться своего. После дня размышлений он решил выбрать первое. Луна с неба была чрезвычайно желанна, но, быть может, в конечном счете лучше обойтись без нее. Смирившись с отказом, нужно было, в свою очередь, либо стойко вынести удар, либо бежать – хоть бы на пресловутую виллу в Комо. Сперва бегство казалось лучшим или по крайней мере более приятным исходом, но в конце концов герцог решил, что не станет этого делать и выдержит испытание, не дрогнув, и потому устроит свой грандиозный пикник на вилле Хорнс.
Но кто удостоится приглашения? К концу первой недели июля этот вопрос заставлял многих в Лондоне трепетать от волнения. Герцог, давая краткие указания леди Гленкоре, подчеркнул, что ей следует быть особенно разборчивой, когда будет рассылать приглашения. Ее королевское высочество принцесса и его королевское высочество принц милостиво согласились почтить праздник своим присутствием. Герцог сам составил короткий список, включавший не более дюжины имен. Леди Гленкора должна была собрать основную массу приглашенных – пятьсот счастливчиков из десяти тысяч, составлявших лондонское общество. В личном списке герцога было имя мадам Гослер. Леди Гленкора все поняла. Мадам Гослер, получив приглашение, также решила, что все понимает, и пришла к выводу, что герцог ведет себя весьма благородно.
Списки гостей, без сомнения, доставили хозяйке много хлопот и вызвали немало негодования. Те, кто считал себя достойным приглашения, но так его и не получил, преисполнились гнева на своих более удачливых друзей, вместо того чтобы злиться на истинных виновников такого пренебрежения – герцога или леди Гленкору. Вскоре стало известно, что распределением милостей ведала именно последняя – и, полагаю, утомилась своей задачей куда раньше, чем ее удалось завершить. Пикник был назначен на среду, 27 июля, и борьба за приглашения перед этим приобрела такую остроту, что соискатели, с настойчивостью поистине невероятней, одолевали леди Гленкору письмами, полными жалоб, протестов и разнообразных доводов в свою пользу.
– Нет уж, это слишком, – сказала леди Гленкора своей близкой подруге миссис Грей, получив послание от миссис Бонтин, в котором подробнейшим образом описывались все случаи, когда мистер Бонтин поддерживал мистера Паллизера в парламенте, равно как и его намерения поступать так же в будущем. – Приглашения ей не видать, пусть хоть завтра отправляет Плантагенета на скамьи оппозиции, если сможет.
Миссис Бонтин приглашения не получила, а узнав, что наш герой его удостоился, пришла в ярость. Финеас был заклеймен «ирландским авантюристом»; она глубоко сожалела обо всем, что мистер Бонтин когда-либо сделал в помощь этому выскочке. Впрочем, едва ли у нее накопилось много поводов для сожаления: мистер Бонтин
