Финеас Финн - Энтони Троллоп
– Полагаю, вы не будете говорить во время прений? – спросила леди Лора.
– Кто? Я? Ну что вы! Во-первых, мне не дали бы слова, а во‑вторых, я бы ни за что не решился выступить впервые в подобной ситуации. Не уверен, что мне вообще когда-либо удастся это сделать.
– Разумеется, удастся. Такой человек, как вы, непременно добьется успеха в палате общин. Однако насчет государственной службы для вас я имею некоторые сомнения.
– Мне хотелось бы попробовать.
– Думаю, такой шанс у вас будет – если только захотите. Начав так рано, на правильной стороне и к тому же, если мне будет позволено так выразиться, в правильном окружении, должность вы получите, в этом я уверена. Не знаю только, будете ли вы достаточно сговорчивы. Вы ведь не сможете сразу занять пост премьер-министра.
– Да, это я уже успел понять, – сказал Финеас.
– То-то же. Если не будете забывать об этой мелочи, достигнете со временем любых высот. Видите ли, Питт стал премьер-министром в двадцать четыре года, и его пример сбил с пути половину наших молодых политиков.
– Только не меня, леди Лора.
– Насколько я могу судить, управление государством – дело нетрудное. Нужно уметь говорить с палатой общин – так же, как мы говорим со слугами, всегда сохранять самообладание и иметь большое терпение. Я видела премьер-министров, и они не показались мне умнее обычных людей.
– Я бы сказал, в правительстве, как правило, можно найти одного-двух человек, не лишенных способностей.
– Да, не лишенных. Взять хоть мистера Майлдмэя. Он отнюдь не гениален – и никогда не был. Не блистает красноречием и, насколько мне известно, не создал ничего оригинального. Но он всегда был стойким, порядочным, упорным человеком, и к тому же обстоятельства облегчили ему путь в политику.
– Но подумайте о тех важнейших вопросах, которые ему пришлось решать!
– И он решал их с успехом – если верить его партии, или без оного – если верить оппонентам. Политика на высоком посту всегда будут поддерживать – и всегда будут критиковать, а раз так, то не стоит ему и тревожиться о правильности своих решений. Для блага страны нужно лишь иметь в подчинении тех, кто знает свое дело.
– Похоже, вы весьма низкого мнения о профессии политика.
– Напротив – самого высокого. Несомненно, лучше заниматься отменой несправедливых законов, чем защитой преступников. Впрочем, это слова папаˊ, не мои. Папаˊ еще ни разу не удалось войти в правительство, и потому он настроен несколько скептически.
– Полагаю, он совершенно прав, – внушительно произнес Баррингтон Эрл – так внушительно, что за столом все примолкли.
– Сейчас я, однако, не вижу необходимости в столь яростном противостоянии, – заметил лорд Брентфорд.
– Должен признаться, я вижу. Лорд де Террьер вступил в должность, зная, что он в меньшинстве. Когда он пришел, у нас был верный перевес почти в тридцать человек.
– В таком случае уходить было слабостью с вашей стороны, – сказала мисс Фицгиббон.
– Ничего подобного, – запротестовал Баррингтон Эрл. – Мы не могли полагаться на своих депутатов и были вынуждены уйти. Мы не знали, чего ждать: иные из них могли переметнуться к лорду де Террьеру, и тогда нам пришлось бы признать свое поражение.
– Вы и потерпели поражение, – возразила мисс Фицгиббон.
– Тогда почему лорд де Террьер распустил парламент?
– Премьер-министр поступил правильно, – сказал лорд Брентфорд. – Он должен был сделать это ради королевы. Это был его единственный шанс.
– Именно так. Как вы сказали, его единственный шанс – и его право. Само пребывание у власти даст ему около десятка голосов, и если он думает, будто у него есть надежда, пусть попробует. Мы утверждаем, что он обречен, и ему это было известно с самого начала. Если он не мог сладить с предыдущим составом палаты, то уж точно не сладит и с новым. В феврале мы позволили ему действовать по своему усмотрению. Прошлым летом мы потерпели неудачу, и он был волен работать дальше. Но у него не получилось.
– Должна сказать, я тоже считаю, что он был прав, распустив парламент, – заметила леди Лора.
– А мы правы, заставляя его сразу же столкнуться с последствиями. Из-за роспуска он потерял девять мест. Посмотрите на Лофшейн.
– Да, посмотрите на Лофшейн, – кивнула мисс Фицгиббон. – Хотя бы там страна что-то выиграла.
– Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло, мистер Финн, – сказал граф.
– Что же будет с беднягой Джорджем? – спросил мистер Фицгиббон. – Кто-нибудь знает, где он сейчас? Джордж был неплохим малым.
– Роби считал его весьма плохим малым, – возразил мистер Бонтин. – Клялся и божился, что пытаться его поймать – совершенно безнадежная затея.
Тут нам следует объяснить читателю, что мистер Роби был широко известным членом консервативной партии, который в течение многих лет исполнял обязанности парламентского организатора при мистере Добени, а теперь занимал высокий пост министра финансов. Таким образом, именно ему приходилось добиваться присутствия означенного депутата в палате общин.
– Я совершенно убежден, – продолжал мистер Бонтин, – что Роби рад-радехонек избавиться от Джорджа Морриса.
– Если бы местом в парламенте можно было поделиться, я отдал бы ему половину своего – по старой дружбе, – сказал Лоренс Фицгиббон.
– Только не на завтрашнее заседание! – вмешался Баррингтон Эрл. – Завтра будет не до шуток. Ей-богу, я не смогу их упрекнуть, если они притащат старика Моуди. Все личные соображения должны отступить. Что до Ганнинга, я заставил бы его прийти – или объясниться.
– Что же, у нас не будет отступников, Баррингтон? – спросила леди Лора.
– Не буду хвастаться, но мне кажется, что краснеть нам не придется. Сэра Эверарда Пауэлла так скрутила подагра, что он не хочет показываться никому на глаза, но Ратлер говорит, что доставит и его.
Мистер Ратлер был в ту пору парламентским организатором либералов.
– Бедняга! – воскликнула мисс Фицгиббон.
– Хуже всего то, что во время приступов он орет как резаный, – заметил мистер Бонтин.
– И вы хотите сказать, что приведете его в лобби для голосования? [5] – поинтересовалась леди Лора.
– Вне всяких сомнений, – подтвердил Баррингтон Эрл. – Почему нет? Если не может голосовать, так нечего занимать место. Но сэр Эверард – человек порядочный, он примет лауданум и приедет в кресле-каталке, если только будет в состоянии.
Разговор на подобные темы продолжался в течение всего ужина и стал еще оживленнее, когда столовую покинули три присутствовавших дамы. Мистер Кеннеди высказался лишь раз, заметив, что, насколько он понимает, большинство в девятнадцать человек ничем не хуже, чем большинство в двадцать. Сказал он это очень мягко