Финеас Финн - Энтони Троллоп
– Есть еще графство, Освальд.
– И чье же место там я должен занять? Я потрачу несколько тысяч фунтов и не получу ничего, кроме пустых хлопот. Предпочту воздержаться. Тем более что, говоря откровенно, я уже слишком стар для парламента. Чтобы верить в такие вещи, надо начинать с самой юности.
Речи эти весьма раздосадовали графа, и дальше разговор приобрел еще менее приятный оборот. В ответ на очередной вопрос о планах на будущее лорд Чилтерн нахмурился и наконец заявил, что собирается жить летом за границей для развлечения жены, а зимой – где-то в графствах, известных охотой, для собственного удовольствия. Иных целей он признавать не желал, а когда отец принялся вновь твердить ему о долге джентльмена, ответил, что не знает иного долга, кроме как жить по средствам. Тут граф разразился речью более длинной, чем предыдущая. Дослушав ее до конца, лорд Чилтерн просто пожелал отцу спокойной ночи.
– Уже поздно, и я обещал увидеться с Вайолет перед тем, как лягу спать. Прощайте, – с тем он ушел, оставив лорда Брентфорда стоять перед камином.
После этого у лорда Чилтерна случился бурный спор с Вайолет, длившийся почти всю ночь, и она несколько раз заявила ему, что он неправ.
– Я такой, какой есть. Либо принимай меня, либо откажись, – в сердцах бросил он.
– Нет, этот выбор в прошлом, – отвечала она. – Я его уже сделала и буду рядом с тобой, прав ты или неправ. Но если я сочту, что неправ, то молчать об этом не стану.
Лорд Чилтерн, прижимая ее к груди, поклялся, что она самая удивительная, разумная и великодушная женщина, какую когда-либо производила на свет природа. И все же, простившись с ней, он вспоминал ее упреки с горечью.
Глава 56
Что думают в Марилебоне
К началу парламентской сессии Финеас Финн по-прежнему усердно трудился над канадским законопроектом, находя в этой работе некоторое облегчение для своей переломленной спины. Он посвящал этому вопросу все силы и к тому моменту, как открылись прения, знал о семи тысячах жителей, разбросанных по сотням тысяч квадратных миль на просторах Канады, куда больше, чем о лондонцах или обитателях графства Клэр. Некоторое утешение он также находил в благосклонности мадам Гослер, чей дом всегда был для него открыт. Теперь он свободно беседовал с ней о Вайолет и даже решился поведать, что когда-то прежде готов был полюбить леди Лору Стэндиш. Финеас вспоминал о той поре как о неких стародавних временах и, быть может, не умолчал даже про милую Мэри Флад Джонс. Собственно говоря, я полагаю, что в его жизни осталось мало такого, чего он не касался бы в беседах с мадам Макс Гослер, и она неизменно давала ему превосходные советы, а также поощряла воплощать в жизнь политические амбиции.
– Мужчина должен трудиться, – говорила она, – а вы как раз трудитесь. Женщине доступно лишь наблюдать, восхищаться и мечтать. Что доступно мне? Я могу приучиться думать о канадцах, но лишь потому, что о них думаете вы. Если бы вы рассказывали мне о бобрах, я приучилась бы печься о них.
Финеас, конечно, заверил, что такой интерес с ее стороны для него превыше всего. Читатель, однако, не должен полагать, будто наш герой забыл свою любовь к Вайолет Эффингем. Хребет его был по-прежнему сломан, и сам он полностью осознавал этот факт. Пока, по крайней мере, ему и в голову не приходило, будто для него возможно исцеление.
В начале марта он узнал, что леди Лора снова в столице, и, конечно, посчитал своим долгом навестить ее. О приезде жены ему сообщил сам мистер Кеннеди, который рассказал, что ездил за супругой в Шотландию. В эту пору он и наш герой считались друзьями, но подлинной близости между ними не было. Собственно говоря, мистер Кеннеди едва ли вообще был с кем-либо накоротке. С Финеасом он иногда обменивался несколькими словами в кулуарах палаты общин, и случайные встречи проходили вполне по-дружески. Мистеру Кеннеди не слишком хотелось видеть в своем доме того, по поводу кого он прежде предостерегал супругу, но он был человеком вдумчивым и, тщательно обо всем поразмыслив, счел за лучшее все-таки пригласить нашего героя. Никто не должен был заподозрить, будто имеется причина, по которой Финеасу нельзя бывать у него в доме, особенно после того, как Финеас защитил мистера Кеннеди от грабителей с гарротой.
– Леди Лора нынче в городе, – сказал ее супруг. – Вы должны навестить ее в ближайшее время.
Наш герой, разумеется, пообещал, что так и сделает.
В эту пору Финеас начал осознавать, что у него есть враги, хотя почему кто-то желает быть его врагом теперь, когда ему отказала Вайолет Эффингем, не укладывалось у него в голове. Существовал, конечно, бедняга Фицгиббон, чью должность в министерстве по делам колоний он занял, но тот, надо отдать ему должное, не питал к нашему герою никакой вражды. «В добрый час, старина! Лично тебе я желаю только удачи, но что до партии, она, черт возьми, прогнила до мозга костей и не выдержит еще одной сессии. Попомни мои слова», – сказал этот лодырь-ирландец, ничуть при этом не лукавя. Зато всевозможные Ратлеры и Бонтины и правда невзлюбили Финеаса не на шутку и давали ему это понять без колебаний. Баррингтон Эрл как раз колебался и, хоть и несколько извиняющимся тоном, по-прежнему хорошо отзывался о молодом человеке, которого сам впервые ввел в политическую жизнь всего четыре года назад, но в манере Эрла теперь не было ни искренности, ни сердечности, и Финеас знал, что более не может рассчитывать на своего первого верного друга.
Имелись, однако, и другие люди, на взгляд Финеаса не менее влиятельные, чем заводилы политических клубов, и эти люди были к нему весьма благосклонны. То были джентльмены, как правило, занимавшие высокое положение, с ровным характером и огромным трудолюбием, которые придавали больше значения тому, что человек делает на своем посту, чем тому, как он выступает в палате общин. Лорд Кантрип, лорд Трифт и лорд Фоун принадлежали к этому классу, и все они были с Финеасом очень любезны. Завистники теперь болтали, что в партии ему якобы интересны лишь титулованные особы и он предпочитает общаться с лордами и их приспешниками. Это было несправедливо по отношению к нашему герою, который никого в политике не желал назвать другом так сильно, как мистера Монка, и из всего кабинета министров скорее встал бы именно на его сторону.
С мистером Монком, однако, они не то чтобы отдалились, но в последнее время находили все меньше точек соприкосновения. Наш герой теперь вел жизнь государственного чиновника,
