Мальчуган - Нацумэ Сосэки
Размышляя обо всем этом, я вспомнил Киё. Ни образования, ни общественного положения у этой старушки, а какой она на редкость благородный человек! До сих пор я как-то не испытывал особого чувства благодарности за ее заботы обо мне и лишь теперь, один в далеком краю, я впервые по-настоящему оценил ее сердечность. Если она хочет этигоских тянучек, то теперь я готов был специально ехать за ними хоть в Этиго. Это стоило сделать. Киё расхваливала меня за бескорыстие, за то, что у меня прямая, честная душа, но сама она была человеком несравнимо более достойным, чем я, которого она так превозносила. Мне вдруг почему-то захотелось повидать Киё.
Я лежал, ворочаясь с боку на бок, и думал о Киё, как вдруг над моей головой раздался такой грохот, будто рушился второй этаж. Человек, наверно, тридцать-сорок там, наверху, топали в такт по деревянному полу – топ-топ-топ! Топанье сопровождалось громкими и воинственными криками. В изумлении я вскочил на ноги. Что там случилось? Но тут же сообразил, что это скандалят школьники и что они устроили весь этот тарарам в отместку за то, что я отчитал их за кузнечиков. Все ясно!
Ну, ладно, пока сами не сознаются, что поступили скверно, – прощения им не будет. А что скверно, они, надо полагать, сами хорошо знают. На их месте самое правильное было, ложась спать, обдумать, что они натворили, а завтра утром прийти извиниться. Допустим, у них не хватает смелости просить прощения, но могли бы хоть лежать тихо. А тут такой шум и гам! Ведь общежитие выстроили не для того, чтоб здесь свинарник устраивать! Они там, наверно, ведут себя как помешанные. Ну, смотрите вы у меня! И я как был, в ночном белье, выскочил из своей дежурки и в три прыжка взлетел по лестнице на второй этаж. Удивительно! Вот только что над моей головой стучали и буянили, в этом нет никакого сомнения, – и вдруг все совершенно стихло; ни голосов, ни топота – все прекратилось. Просто чудеса! Лампа уже погашена, в темноте ничего нельзя разобрать, и есть тут кто или нет, об этом можно только догадываться. В длинном коридоре, тянувшемся через все здание, даже мыши негде было спрятаться. Его дальний конец был освещен луной.
Пожалуй, все это очень странно, но в детском возрасте я часто во сне вскакивал с постели, бормотал какой-то вздор, и надо мной частенько смеялись. Когда мне было лет шестнадцать, мне однажды приснилось, что я нашел бриллиант, и, проснувшись утром, я стал настойчиво требовать, чтобы брат, который спал рядом со мной, сказал, куда девался мой бриллиант.
Дня три после все надо мной смеялись, зато я сам чувствовал себя совсем не весело. А может быть, то, что сейчас происходит, тоже сон? Однако совершенно ясно, что здесь действительно творилось какое-то буйство. Пока я раздумывал обо всем этом, посередине коридора, в его дальнем конце, освещенном луной, вдруг раздалось: «Раз, два, три! У-у-у!!!» Этот вой прозвучал так громко, что казалось – его испускали разом тридцать или сорок глоток. За воем сразу же послышался прежний ритмический топот. Ну нет, это уже не сон, это наяву!
– Тише вы! Ведь ночь кругом! – стараясь пересилить шум, закричал я и бросился вперед. Под ногами ничего не видно, только там, вдали, полоска лунного света. Я не пробежал и пяти метров, как налетел коленом на что-то большое и твердое да так больно ударился, что даже в голове зазвенело. С глухим стуком я растянулся на полу. А, черт побери! Поднявшись, я почувствовал, что не могу бежать дальше. Духом-то я рвался вперед, да нога не пускала. Сгоряча я поскакал было на одной ноге, но топот и голоса затихли, и наступила полная тишина. Бывают же наглецы, однако таких еще я не видел! Настоящие скоты! Ну, ладно, раз так, не отступлюсь, пока не вытащу всех этих попрятавшихся мерзавцев и не заставлю их просить прощения, решил я и попробовал открыть одну из спален, – дверь не открывалась. Заперто на замок, что ли? Или стол изнутри придвинут? Нажал на дверь раз, нажал другой – не поддается. Тогда я попытался войти в комнату напротив. То же самое – не открывается! Пока я суетился у двери с намерением добраться до мальчишек, на другом конце коридора вновь раздались боевые крики и послышалось мерное топанье. Я понял, что эти прохвосты сговорились поиздеваться надо мной и согласованно действуют с двух сторон. Я совсем растерялся. Нужно б честно сознаться: при всей моей смелости смекалки у меня не хватало. В ту минуту я совершенно не мог сообразить, что предпринять дальше. Я не знал, как быть, но ни в коем случае не собирался сдаваться. Оставить все так? Нет, это затрагивает мою честь! Обидно, если будут говорить, что эдокко растерялся. Скажут, что вот, мол, во время ночного дежурства его задразнили сопливые мальчишки, он не в состоянии был с ними справиться и с досады всю ночь проплакал в постели. Это же позор на всю жизнь! А ведь мой предок был хатамото 17 и происходил от Сэйва Гэндзи, потомка Тада-но-Мандзю. Так что я и по своему происхождению отличался от этих неотесанных. Жаль только, что вот разума у меня было маловато. Я попал в трудное положение, потому что не знал, как поступить лучше. Но разве тот, кто оказался в затруднении, побежден? Я прямой человек, поэтому я и не знал, как мне быть. Сами посудите: если честность не приносит победы, тогда что же другое побеждает? Ну ладно! Не добьюсь своего ночью, добьюсь завтра утром. Не завтра, так послезавтра. А если и послезавтра ничего не выйдет, буду посылать домой за завтраками и останусь здесь до победы!
Приняв столь твердое решение, я уселся на полу посреди коридора, скрестив ноги, и стал ждать, пока рассветет. С жужжанием летали москиты, но я и внимания на них не обращал. Я потер ушибленную ногу
